Да и боливийка ли она, эта Амелия?
Он услышал легкие и быстрые шаги. Баба-полицейская в кроссовках. Ее парня он уложил, это точно. Значит, она одна. Проехала машина. За ней — другая. В свете фар он увидел ее ноги и низ ее джинсов. Она замедлила шаги. Обернулась. Он услышал, как она разговаривает с охранником гаража. Он увидел двух пробежавших мужчин. Она велела им обшарить второй уровень. Она говорила по рации: «Феликс, что ты копаешься? Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?» Теперь она не шевелилась. Проехала еще одна машина. Он представил себе, как она опускает руку с револьвером, когда эти машины проезжают мимо, чтобы водители не обосрались.
Тишина. Охранников нет. Помощников нет. Если ему удастся вывести машину, то благодаря магнитной карточке он проедет шлагбаум, выберется на второй уровень и быстро доберется до выезда. Два охранника не ожидают, что беглец будет на машине. И может быть, он сумеет смастерить себе подобие майки, если зубами разорвет сумку из супермаркета, валяющуюся на заднем сиденье. Да, но как обойти вооруженную бабу? Тут все сложнее. Жалко, хорошо было бы содрать с нее одежку да заставить ее побегать с голым задом, то-то смеху было бы. Вряд ли там есть, на что посмотреть, но все-таки.
Инспекторша обошла «эспас». Он видел ее пятки. Еще одна машина. Какие-то голоса. Мужчина и женщина. Они сели в машину и тронулись с места. Мендоза воспользовался шумом мотора, чтобы перебраться под другой автомобиль, потом— под следующий. И под третий.
Она присела. Выставила перед собой револьвер. Она просекла, что он прячется под тачками. Она смотрела не в ту сторону. Потом посмотрела, куда следовало, но он был уже слишком далеко. Еще три тачки до его собственной. Она шла вперед. Шум мотора. Какой-то нервный тип, не признавший в ней полицейского, нажал на клаксон. Ей пришлось выпрямиться. Спасибо типу. Скрип шин. Еще рывок. Он сунул руку под капот, нащупал ключ, отклеил его, привстал, сунул ключ в скважину. Щелчок.
— Не двигаться, Мендоза!
Инспекторша кричала наугад. Оттуда, где она стояла, она не могла его видеть. Мотоцикл. Треск мотора. Она заорала на мотоциклиста. Паршивец начал выяснять, почему она на него орет. Мендоза проскользнул в машину, включил зажигание и подал назад, смяв крыло припаркованного рядом «твинго». Теперь надо повернуть, чтобы спуститься на второй уровень. Вдруг он подумал, что его появление не пройдет незамеченным для охранников со второго уровня. Сдал еще назад, наехал на валявшийся на земле мотоцикл, полетели искры. В последний момент инспекторша успела отбросить мотоциклиста на капот другой машины.
Он увидел, как она стоит, расставив ноги, и целится в него. Сбил барьер у компостера, с жалостью подумав о своем «БМВ», обошедшемся ему в круглую сумму. Пуля пробила зеркало заднего вида. Поворот. Круто направо. Он увидел баки с бензином, сообразил, почему она не стреляла по мотору. Мендоза пригнул голову. Проехал первый бак, нажал на газ. Вторая пуля просвистела над головой. Он вырулил на выездной пандус, выехал на бульвар Османна. Одновременно с бабулькой на здоровенной тачке. Увидел старухин рот, сложенный в куриную гузку, воткнулся ей в правое крыло, повернул, смял крыло окончательно, нажал на газ. Теперь он был на нужной стороне, но, как и следовало ожидать, попал в пробку. Ему пришлось затормозить, потому что справа загудел грузовик. Кто-то прокричал его имя. С правой стороны какая-то фигура. Инспекторша навела на него револьвер.
Она заставила его лечь на капот. Надела на него наручники. Добрые парижане, не веря своим глазам, жали на клаксоны. Другие ржали. Она пнула его от всей души. Мендоза, прижавшийся телом к капоту, чувствовал тепло, идущее от мотора его некогда красивой, а теперь изуродованной машины. Лицо его было обращено к Триумфальной арке, он видел, как на ней толпятся туристы.
— Вы будете смеяться, капитан!
— Вряд ли.
— Я не знаю никакую Амелию. Мы сломали тачку и даром повеселили туристов.
— Не согласна. Раз ты убегаешь, значит, тебе есть что скрывать. Теперь мне придется копаться еще и в твоем прошлом.
Они накинули на него покрывало, царапавшее кожу. А может, все дело было в блохах с бродяги, который сначала тупо уставился на него, а теперь трепался не переставая, так что голова загудела. В машине, везшей его в комиссариат восьмого округа, самый подлый полицейский из всей команды, настоящий фашист, тот, что говорил с марсельским выговором, Паже, сказал, что ему не светит подать жалобу по поводу пропажи шмоток. Судью вряд ли заинтересуют его рассказы о Мортиции. Мендоза уже сомневался, правильно ли он поступил, когда пытался удрать от полиции. Просто какой-то приступ паранойи. Он представил себе, как Луи продал его полицейским, чтобы он рассказал им про дела Роберто с наркотиками. Тут-то Мендоза много чего знал. Может быть, даже чересчур, с точки зрения Роберто и его макак, этих типов, которые словно вчера из джунглей вышли. Болваны узколобые. Ублюдки, верящие в древесных духов. Но баба-инспектор зациклилась на какой-то Амелии. Еще одна сучка феминистка. И может быть, только по этой причине его и посадят.
Это бред какой-то— мариновать его столько времени. Время от времени заходил полицейский с бумагами под мышкой, делая вид, что совершенно им не интересуется. Но в одном ей не повезло — пьянчужка, частый гость в этой лавочке, кое-что знал о ней. Капитан Мартина Левин. Пьяница слышал разговор полицейских, которые его захомутали и думали, что он в отключке. Ошиблись. Глаза закрыты, но уши-то на месте: он слышал, как они перемывали косточки своей начальнице. Один считал ее хорошим профессионалом, второй— странноватой. Вот еще интереснее: пьяница узнал, что один раз ее чудом откачали. Легавый говорил, что это и случилось, потому что она странная. С этого момента Мендоза начал прислушиваться к болтовне соседа, хотя дух от него шел такой, что мертвецу тошно станет.
— Ее чудом откачали, говоришь, а подробности знаешь?
— Ее нашли совсем съехавшей.
— Где это?
— Ты что, совсем того? Не врубаешься, приятель.
— Я тебя спрашиваю: где ее нашли?
— Да откуда мне-то знать? Не буду же я спрашивать у двух легавых!
— Они оба знали, что она влипла в плохую историю, или один другому рассказывал?
— Оба знали. Но у каждого было свое мнение по этому поводу. Сплетничали, как бабы. Прямо как я, ха-ха!
— Ну, так легче время убить. Уверен, что ты растягиваешь удовольствие, чтобы мы не поцапались. Так ведь?
— Слушай, дружочек. Если ты мне расскажешь, почему под покрывалом ты в чем мать родила, я тебе скажу все, что знаю. Ты что, извращенец?
«Вот не было печали», — вздохнув, подумал Мендоза. Он выдал пьянчуге невероятную историю о гулянке в шестнадцатом округе, о полицейских, ворвавшихся кавалерийским наскоком, и о неожиданном повороте событий в тот момент, когда они тоже стали раздеваться, чтобы вступить в игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Он услышал легкие и быстрые шаги. Баба-полицейская в кроссовках. Ее парня он уложил, это точно. Значит, она одна. Проехала машина. За ней — другая. В свете фар он увидел ее ноги и низ ее джинсов. Она замедлила шаги. Обернулась. Он услышал, как она разговаривает с охранником гаража. Он увидел двух пробежавших мужчин. Она велела им обшарить второй уровень. Она говорила по рации: «Феликс, что ты копаешься? Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?» Теперь она не шевелилась. Проехала еще одна машина. Он представил себе, как она опускает руку с револьвером, когда эти машины проезжают мимо, чтобы водители не обосрались.
Тишина. Охранников нет. Помощников нет. Если ему удастся вывести машину, то благодаря магнитной карточке он проедет шлагбаум, выберется на второй уровень и быстро доберется до выезда. Два охранника не ожидают, что беглец будет на машине. И может быть, он сумеет смастерить себе подобие майки, если зубами разорвет сумку из супермаркета, валяющуюся на заднем сиденье. Да, но как обойти вооруженную бабу? Тут все сложнее. Жалко, хорошо было бы содрать с нее одежку да заставить ее побегать с голым задом, то-то смеху было бы. Вряд ли там есть, на что посмотреть, но все-таки.
Инспекторша обошла «эспас». Он видел ее пятки. Еще одна машина. Какие-то голоса. Мужчина и женщина. Они сели в машину и тронулись с места. Мендоза воспользовался шумом мотора, чтобы перебраться под другой автомобиль, потом— под следующий. И под третий.
Она присела. Выставила перед собой револьвер. Она просекла, что он прячется под тачками. Она смотрела не в ту сторону. Потом посмотрела, куда следовало, но он был уже слишком далеко. Еще три тачки до его собственной. Она шла вперед. Шум мотора. Какой-то нервный тип, не признавший в ней полицейского, нажал на клаксон. Ей пришлось выпрямиться. Спасибо типу. Скрип шин. Еще рывок. Он сунул руку под капот, нащупал ключ, отклеил его, привстал, сунул ключ в скважину. Щелчок.
— Не двигаться, Мендоза!
Инспекторша кричала наугад. Оттуда, где она стояла, она не могла его видеть. Мотоцикл. Треск мотора. Она заорала на мотоциклиста. Паршивец начал выяснять, почему она на него орет. Мендоза проскользнул в машину, включил зажигание и подал назад, смяв крыло припаркованного рядом «твинго». Теперь надо повернуть, чтобы спуститься на второй уровень. Вдруг он подумал, что его появление не пройдет незамеченным для охранников со второго уровня. Сдал еще назад, наехал на валявшийся на земле мотоцикл, полетели искры. В последний момент инспекторша успела отбросить мотоциклиста на капот другой машины.
Он увидел, как она стоит, расставив ноги, и целится в него. Сбил барьер у компостера, с жалостью подумав о своем «БМВ», обошедшемся ему в круглую сумму. Пуля пробила зеркало заднего вида. Поворот. Круто направо. Он увидел баки с бензином, сообразил, почему она не стреляла по мотору. Мендоза пригнул голову. Проехал первый бак, нажал на газ. Вторая пуля просвистела над головой. Он вырулил на выездной пандус, выехал на бульвар Османна. Одновременно с бабулькой на здоровенной тачке. Увидел старухин рот, сложенный в куриную гузку, воткнулся ей в правое крыло, повернул, смял крыло окончательно, нажал на газ. Теперь он был на нужной стороне, но, как и следовало ожидать, попал в пробку. Ему пришлось затормозить, потому что справа загудел грузовик. Кто-то прокричал его имя. С правой стороны какая-то фигура. Инспекторша навела на него револьвер.
Она заставила его лечь на капот. Надела на него наручники. Добрые парижане, не веря своим глазам, жали на клаксоны. Другие ржали. Она пнула его от всей души. Мендоза, прижавшийся телом к капоту, чувствовал тепло, идущее от мотора его некогда красивой, а теперь изуродованной машины. Лицо его было обращено к Триумфальной арке, он видел, как на ней толпятся туристы.
— Вы будете смеяться, капитан!
— Вряд ли.
— Я не знаю никакую Амелию. Мы сломали тачку и даром повеселили туристов.
— Не согласна. Раз ты убегаешь, значит, тебе есть что скрывать. Теперь мне придется копаться еще и в твоем прошлом.
Они накинули на него покрывало, царапавшее кожу. А может, все дело было в блохах с бродяги, который сначала тупо уставился на него, а теперь трепался не переставая, так что голова загудела. В машине, везшей его в комиссариат восьмого округа, самый подлый полицейский из всей команды, настоящий фашист, тот, что говорил с марсельским выговором, Паже, сказал, что ему не светит подать жалобу по поводу пропажи шмоток. Судью вряд ли заинтересуют его рассказы о Мортиции. Мендоза уже сомневался, правильно ли он поступил, когда пытался удрать от полиции. Просто какой-то приступ паранойи. Он представил себе, как Луи продал его полицейским, чтобы он рассказал им про дела Роберто с наркотиками. Тут-то Мендоза много чего знал. Может быть, даже чересчур, с точки зрения Роберто и его макак, этих типов, которые словно вчера из джунглей вышли. Болваны узколобые. Ублюдки, верящие в древесных духов. Но баба-инспектор зациклилась на какой-то Амелии. Еще одна сучка феминистка. И может быть, только по этой причине его и посадят.
Это бред какой-то— мариновать его столько времени. Время от времени заходил полицейский с бумагами под мышкой, делая вид, что совершенно им не интересуется. Но в одном ей не повезло — пьянчужка, частый гость в этой лавочке, кое-что знал о ней. Капитан Мартина Левин. Пьяница слышал разговор полицейских, которые его захомутали и думали, что он в отключке. Ошиблись. Глаза закрыты, но уши-то на месте: он слышал, как они перемывали косточки своей начальнице. Один считал ее хорошим профессионалом, второй— странноватой. Вот еще интереснее: пьяница узнал, что один раз ее чудом откачали. Легавый говорил, что это и случилось, потому что она странная. С этого момента Мендоза начал прислушиваться к болтовне соседа, хотя дух от него шел такой, что мертвецу тошно станет.
— Ее чудом откачали, говоришь, а подробности знаешь?
— Ее нашли совсем съехавшей.
— Где это?
— Ты что, совсем того? Не врубаешься, приятель.
— Я тебя спрашиваю: где ее нашли?
— Да откуда мне-то знать? Не буду же я спрашивать у двух легавых!
— Они оба знали, что она влипла в плохую историю, или один другому рассказывал?
— Оба знали. Но у каждого было свое мнение по этому поводу. Сплетничали, как бабы. Прямо как я, ха-ха!
— Ну, так легче время убить. Уверен, что ты растягиваешь удовольствие, чтобы мы не поцапались. Так ведь?
— Слушай, дружочек. Если ты мне расскажешь, почему под покрывалом ты в чем мать родила, я тебе скажу все, что знаю. Ты что, извращенец?
«Вот не было печали», — вздохнув, подумал Мендоза. Он выдал пьянчуге невероятную историю о гулянке в шестнадцатом округе, о полицейских, ворвавшихся кавалерийским наскоком, и о неожиданном повороте событий в тот момент, когда они тоже стали раздеваться, чтобы вступить в игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61