Он вздрогнул. Сострадание, немая мольба о прощении — вот что выражали его глаза. Мистай похолодела, мгновенно забыв о боли и горе. Ибо Окипа сказал правду: под видом жертвы насилия она по своей охоте отдалась этому конному солдату, отцу Ровены.
Вдали гневно пророкотал гром, вспышка молнии возвестила бурю. Плевки бледнолицых смешались с дождевыми каплями, а голос Окипы — с шумом стихии.
— Мистай, ты лишила краснокожего человека превосходства над людьми других рас. Один-единственный раз уступив по своей воле, ты отдала больше, чем земли твоих предков и бизоны, без которых индейцы не могли жить. Ты торговала не только своим телом, но и наследием своего народа. Ты не умрешь — для такой вины это было бы слишком легким искуплением. Я оставляю тебе жизнь, чтобы ты переносила бремя позора из поколения в поколение, до того дня, когда свершится кара, когда погибнет этот солдат и дети его детей. Иди же и носи с собой мой образ.
Дождь хлестал с невероятной силой, прогнав солдат под ветви деревьев. Джейн лежала неподвижно, зная, что струи, избивающие нагое тело, не очистят его. Вспыхнула молния, оставив после себя только пустую тьму. Солдаты отправились на поиски другого беззащитного стойбища, уже позабыв о том, что натворили в этом. Только один ничего не забыл, и память будет мучить его до конца его дней.
Затем появился бородатый человек — воплощение подлости и злобы. Исторгая зловоние, он лег на Джейн и изнасиловал ее. Он глумился над ней, а встав, избил ее.
Когда он ушел, на поляне остались только Джейн и Окипа. Она всхлипывала от стыда и страха перед безмолвствующим богом. Она клялась сделать все, чего он ни потребует.
Внезапно она вновь оказалась в своем фургоне. В окна просачивались рассветные лучи. Ее окружали вырезанные из дерева фигуры. Переводя взгляд с одной на другую, Джейн в каждой из них видела образ Окипы. Она вспомнила свою клятву и поняла, что выхода у нее нет. Она, Мистай, должна уничтожить любимого человека, ибо такова воля ее народа, обитающего в стане Мудрейшего, которого еще называют Маниту. Подумав об этом, она в страхе закрыла глаза ладонями и услышала смех деревянных демонов. У нее не осталось сомнений, что ее рукой водил таинственный и злобный Окипа, а теперь она получила от него прямой приказ. Ее создания восстали, как мертвецы из могил, и подчинили ее себе.

Первой реакцией Роя на слова индианки было изумление. Затем уныние, подстерегавшее его всю неделю, подобно грозовой туче затмило небо над головой. Не зная, что и думать, он шел куда глаза глядят.
Затем в нем пробудился гнев. Джейн подчинилась злу. По какой-то причине она больше не желает противиться силам тьмы, а помочь ей без ее согласия невозможно. “Надо вернуться в фургон, — подумал он, — и настоять, чтобы она меня выслушала”. Но он знал, что слушать его гадалка не станет. Что ж, послезавтра он будет далеко отсюда и уже никогда не увидит ее. Не узнает о ее судьбе.
Голоса. Хриплое сердитое бормотанье. Рой повернулся — инстинкт подсказал, откуда оно доносится. Последний сегодняшний спектакль с Панчем и Джуди. Не додумав эту мысль до конца. Рой уже шагал к неопрятному балаганчику, позвякивая мелочью в кармане. “Ты спятил, — сказал он себе, — неужели хочешь снова увидеть эту пакость?” Но он знал, что надо это сделать, хоть и не мог объяснить себе, почему.
Через несколько минут он сидел среди безмолвных, завороженных зрителей. Декорации прежние: комната, за окном — луна, рассеченная рамой на четвертушки. Но кое-что изменилось — чтобы понять это. Рою понадобилось всего несколько секунд. Как всегда, Панч был сама злоба, даже нечто еще более грозное, — но он уже не подавлял волю своих жертв. Ярость их была неописуема. Дубинка Полицейского и крошечные кулачки Джуди грохотали по вытянутой физиономии маньяка, и ему приходилось отступать.
Рой заволновался — такого поворота событий в этой древней битве добра и зла он не ожидал. Это глупо, куклы, которых водят невидимые люди, не могут так воздействовать на психику.
В зале — восторженные возгласы, слышно и несколько детских голосов. “Наверное, причина такого возбуждения — поздний час?, — предположил Рой (человек, как известно, всему способен найти логическое объяснение). Панч, оттесненный за кулисы, появляется снова. С демоническим выражением лица он вращает дубинкой и пытается пробиться к колыбели.
У Роя пересохло во рту. Конечно, для таких шоу пьес не пишут. Неразборчивая болтовня доносится из-за щита над сценой — она довершает картину насилия, помогает поддерживать напряжение в зрителях. Но Рою почему-то кажется, что кукловоды потеряли контроль над артистами. Молниеносный взмах полицейской дубинки, звучный удар, — и Панч падает как подкошенный. Но, как всегда непобедимый, он под градом новых ударов поднимается на ноги.
Дружный возглас изумления в зале. Правая рука уродца висит плетью, конец дубины скребет по полу. В прикованных к сцене глазах — недоверие. Страх! Левая рука Панча вскинута, чтобы остановить возобновившиеся удары, — и отбита. Зрители вытягивают шеи, пытаясь заглянуть за кулисы, куда переместилось сражение. Слышен безумный вопль, болтовня переходит в писк (возможно, так и задумано постановщиками спектакля — они хотят убедить самых юных зрителей, что битва еще не закончена). Бац! Бац! Все ждут, затаив дыхание.
Наконец наступает тишина, рывками съезжаются полосатые занавески. Толпа издает стон разочарования, никто не ожидал такого непонятного конца.
Поднимая воротники влажных плащей, неудовлетворенные зрители продвигаются к выходу. Среди них Рой. За стеной театра он отстает и укрывается под навесом ларька. Пора возвращаться в пансионат, но он ждет, сам не зная чего.
Ярмарка пуста, если не считать нескольких торговцев, закрывающих свои ларьки. Рой вжимается в тень. Надо вернуться к семье, забыть эту ярмарку и все, что с ней связано. Заняться своими делами.
Вдруг он замечает человека, торопливо покидающего балаганчик и несущего что-то под мышкой. Рой не сводит с него глаз, чувствуя, как по спине и затылку бежит хорошо знакомый холодок. Театральные куклы! Все четыре, в том числе ребенок, которого толком никто из зрителей не видел!
Куклы все еще сражались, крошечные ручки хватали, ножки пинали. Только сломанная рука Панча свисала плетью. Панч выкручивался, вырывался. Слушая тонкий писк. Рой сознавал, что это не игра воображения. Деревянные артисты вышли из повиновения, их злоба взяла верх над волей кукловодов.
Выбравшись из укрытия. Рой на приличном расстоянии двинулся за человеком с куклами. Он почти не сомневался, что артистов театра Панча и Джуди несут к их создательнице. В памяти всплыли слова Джейн: “Если бы только я могла их уничтожить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59