» Убил – надо думать, в смысле напугал: на теле мальчика не было обнаружено ни одного повреждения. Чем напугал?
Не отвлекаться, приказал себе Туровский. Не отвлекаться…
Он с неприязнью взглянул на Колесникова, который смущенно топтался за спиной.
– Шел бы ты спать, Игорь, – устало сказал он.
– О чем ты, господи…
– О сне. Выпей таблетку и ложись, не действуй на нервы.
– Зря ты от меня отмахиваешься.
– Ну вот что, – раздельно произнес Сергей Павлович. – Ты просил, чтобы я тебя выслушал. Я выслушал. В блуждающих духов я не верю, уж прости.
– Вот как. Чему же ты веришь?
– Фактам. Козаков утверждает, что пришел к Кларовой в девять. Даша показала, что Светлана ушла от них быстро (засмущалась), и было это в половине десятого. Что же получается, она сидела и глазела на влюбленную пару целых полчаса?
– Нестыковка, – пробормотал Колесников. – Но она объясняется, я уверен… Мне только надо подумать. Чуточку!
И – исчез, будто растаял в воздухе.
Козаков, само собой, не спал. Лежал на разобранной постели, закинув ноги в ботинках на спинку кровати. Жорж Сименон карманного формата в мягкой обложке совершенно терялся в мощных ладонях. Игорь Иванович вошел в номер, подошел к кровати и тихонько тронул соседа за плечо. Тот подпрыгнул от неожиданности:
– Тьфу на тебя!
– Чего пугаешься?
– А, – Козаков махнул рукой. – Атмосфера, будь она неладна.
– Комиссар Мегрэ?
– Да ну. Действительность похлеще.
– Мне нужно кое-что спросить.
– И ты туда же, – обреченно вздохнул Козаков. – Быстро вы спелись с другом детства! Он меня уже допрашивал. Если интересно, попроси протокольчик.
– Я хочу узнать о другом. Даша рассказывала, как она познакомилась с убитыми?
– Ну, допустим.
– Когда это было?
– В то утро, когда они поселились. Те две женщины, я имею в виду.
– Что именно она рассказала?
– Ничего особенного. Встретила, мол, у конторки двух «теток» (ее выражение). Поговорили, познакомились.
– Номер комнаты не назывался?
– Нет, сказала, второй этаж.
Игорь Иванович в волнении присел на кровать.
– А Даша их как-нибудь описывала?
– Многого от меня хотите, господин комиссар. – Козаков нахмурился. – Одну она не разглядела, а вторая – красивая, молодая, моложе мамы, добрая, глаза печальные… Да пусть твой следователь у Даши спросит. Или сам спроси.
– Спрошу, – пообещал Колесников. – Скажи, а ты действительно пришел к Кларовой в девять? Не позже?
– Минут разве что пять десятого. Она пасьянс раскладывала.
– Ты и это запомнил?
– А то как же. – Козаков мечтательно улыбнулся. – Представь: утро… медовое, теплое, береза в открытом окне…
– Да ты поэт. А окно, значит, было открыто?
– Вроде… А возле окна – стол, покрытый скатертью (они с собой привезли), на скатерти – веером – карты. Ниночка в сарафане, на плечах – яркая шаль… Цыганка, одним словом. Роковая женщина.
– Карты веером? Ты же сказал, она пасьянс раскладывала?
– Это потом, когда я пришел.
– Да, – протянул Игорь Иванович. – А убийца-то уже был в санатории.
– Я-то здесь при чем, мать твою?
– И что она тебе нагадала? Козаков пожал мощными плечами:
– Что обычно говорят в таких случаях? Любовь, дама, король (муж дамы, надо полагать), казенный дом, дальняя дорога… Ах, пардон, казенного дома не было. Ни в этот раз, ни в следующий.
– Она два раза раскладывала?
– Ну да.
– И все без казенного дома. Повезло тебе.
– А следователь-то меня подозревает, – хмыкнул Козаков.
Игорь Иванович вдруг рассмеялся:
– Кабы ты знал, из-за чего именно попал под подозрение!
– Из-за чего?
– Из-за казенного дома, который тебе не выпал.
– Шутишь?
– Нет, серьезно. Если бы не пасьянс и не наша с тобой партия в шахматы, ты уехал бы отсюда в наручниках.
– Составили словесный портрет мужчины. – Следователь прокуратуры Ляхов положил на стол карандашный набросок. – Его запомнили капитан и двое пассажиров на «ракете».
– Почему капитан?
– Ему нужно было на берег. Столкнулись на сходнях.
Туровский внимательно посмотрел на набросок и отметил несомненные способности неизвестного художника. Да, это был тот мужчина, которого он видел вчера на скалах. Нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, худая жилистая шея, челка закрывает покатый лоб. Кое-какие детали, конечно, расходились, но в общем и целом…
– Нужно объявить розыск… А девушку, которая была с ним, установили?
Ляхов покачал головой:
– Ее никто не запомнил. Каштановые волосы, бело-оранжевая ветровка… Этого мало.
– Ну да, – согласился Сергей Павлович. – Ветровку долой, волосы заколоть повыше – никто не узнает. Но почему я не видел этого мужчину рядом со Светой – понять не могу.
– Видимо, они вошли на «ракету» поврозь. Сначала Светлана… А убийца следил за ней, хотел покончить с девочкой на берегу, но заметил вас. Вы ведь сразу уехали, не стали ждать, пока «ракета» отойдет?
Туровский покачал головой:
– Торопился, старый дурень… Во что он был одет? Рюкзак при нем был? Палатка, снаряжение – это же надо куда-то спрятать.
– Рюкзака не было. Одет был в темные брюки. Пиджак более светлый, не новый. Серая рубашка без галстука. Где сошел – никто не видел.
Светлана, будто живая, стояла перед глазами. И Тамара, и Наташа Чистякова. И еще будут теперь каждую ночь сниться родители девочки, которых он сегодня (уже сегодня!) повезет в морг на опознание. «Посмотрите внимательно. Это ваша дочь?» Глухой удар об пол… «Нашатырь! Скорее!» А потом – снова пытка: «Ваша дочь? Ваша?»
«Да… Но вы, Сергей Павлович, вы-то – живы… Девочек нет. Бима нет. А вы-то почему есть?»
И – не ответишь.
Ляхов осторожно, будто желая успокоить, дотронулся до локтя.
– Я думаю, процентов на девяносто убийцу установили. Дело за розыском.
– Хрен мы установили, – зло ответил Туровский. – Он убил Свету – согласен, точнее, допускаю. Но в санатории поработал кто-то другой.
– Девушка?
– И не девушка. Мимо вахтера они не прошли бы незамеченными. А Андрей Яковлевич знает тут всех.
– Ну уж и всех? – с сомнением спросил Ляхов.
– Всех, всех. Старик глазастый и памятливый. Не «Золотые пески», говорит. Народу мало, каждый год одни и те же.
– Одни и те же, – эхом повторил Ляхов, и в глазах его мелькнуло что-то такое…
Туровский внимательно посмотрел на него и произнес:
– Что, думаете, женщин пострелял этот божий одуванчик? А потом просигналил той «сладкой парочке» у скалы?
Артур вышел из троллейбуса через три остановки после речного вокзала. Билет на самолет лежал в одном кармане, в другом – билет на вечерний поезд, которым он ехать не собирался. На какую-то секунду он засомневался: пассажира самолета в случае чего отследить намного легче… Но он надеялся, что этот случай не наступит. Его самого и того, кого он шел убивать, ничто не могло связать воедино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Не отвлекаться, приказал себе Туровский. Не отвлекаться…
Он с неприязнью взглянул на Колесникова, который смущенно топтался за спиной.
– Шел бы ты спать, Игорь, – устало сказал он.
– О чем ты, господи…
– О сне. Выпей таблетку и ложись, не действуй на нервы.
– Зря ты от меня отмахиваешься.
– Ну вот что, – раздельно произнес Сергей Павлович. – Ты просил, чтобы я тебя выслушал. Я выслушал. В блуждающих духов я не верю, уж прости.
– Вот как. Чему же ты веришь?
– Фактам. Козаков утверждает, что пришел к Кларовой в девять. Даша показала, что Светлана ушла от них быстро (засмущалась), и было это в половине десятого. Что же получается, она сидела и глазела на влюбленную пару целых полчаса?
– Нестыковка, – пробормотал Колесников. – Но она объясняется, я уверен… Мне только надо подумать. Чуточку!
И – исчез, будто растаял в воздухе.
Козаков, само собой, не спал. Лежал на разобранной постели, закинув ноги в ботинках на спинку кровати. Жорж Сименон карманного формата в мягкой обложке совершенно терялся в мощных ладонях. Игорь Иванович вошел в номер, подошел к кровати и тихонько тронул соседа за плечо. Тот подпрыгнул от неожиданности:
– Тьфу на тебя!
– Чего пугаешься?
– А, – Козаков махнул рукой. – Атмосфера, будь она неладна.
– Комиссар Мегрэ?
– Да ну. Действительность похлеще.
– Мне нужно кое-что спросить.
– И ты туда же, – обреченно вздохнул Козаков. – Быстро вы спелись с другом детства! Он меня уже допрашивал. Если интересно, попроси протокольчик.
– Я хочу узнать о другом. Даша рассказывала, как она познакомилась с убитыми?
– Ну, допустим.
– Когда это было?
– В то утро, когда они поселились. Те две женщины, я имею в виду.
– Что именно она рассказала?
– Ничего особенного. Встретила, мол, у конторки двух «теток» (ее выражение). Поговорили, познакомились.
– Номер комнаты не назывался?
– Нет, сказала, второй этаж.
Игорь Иванович в волнении присел на кровать.
– А Даша их как-нибудь описывала?
– Многого от меня хотите, господин комиссар. – Козаков нахмурился. – Одну она не разглядела, а вторая – красивая, молодая, моложе мамы, добрая, глаза печальные… Да пусть твой следователь у Даши спросит. Или сам спроси.
– Спрошу, – пообещал Колесников. – Скажи, а ты действительно пришел к Кларовой в девять? Не позже?
– Минут разве что пять десятого. Она пасьянс раскладывала.
– Ты и это запомнил?
– А то как же. – Козаков мечтательно улыбнулся. – Представь: утро… медовое, теплое, береза в открытом окне…
– Да ты поэт. А окно, значит, было открыто?
– Вроде… А возле окна – стол, покрытый скатертью (они с собой привезли), на скатерти – веером – карты. Ниночка в сарафане, на плечах – яркая шаль… Цыганка, одним словом. Роковая женщина.
– Карты веером? Ты же сказал, она пасьянс раскладывала?
– Это потом, когда я пришел.
– Да, – протянул Игорь Иванович. – А убийца-то уже был в санатории.
– Я-то здесь при чем, мать твою?
– И что она тебе нагадала? Козаков пожал мощными плечами:
– Что обычно говорят в таких случаях? Любовь, дама, король (муж дамы, надо полагать), казенный дом, дальняя дорога… Ах, пардон, казенного дома не было. Ни в этот раз, ни в следующий.
– Она два раза раскладывала?
– Ну да.
– И все без казенного дома. Повезло тебе.
– А следователь-то меня подозревает, – хмыкнул Козаков.
Игорь Иванович вдруг рассмеялся:
– Кабы ты знал, из-за чего именно попал под подозрение!
– Из-за чего?
– Из-за казенного дома, который тебе не выпал.
– Шутишь?
– Нет, серьезно. Если бы не пасьянс и не наша с тобой партия в шахматы, ты уехал бы отсюда в наручниках.
– Составили словесный портрет мужчины. – Следователь прокуратуры Ляхов положил на стол карандашный набросок. – Его запомнили капитан и двое пассажиров на «ракете».
– Почему капитан?
– Ему нужно было на берег. Столкнулись на сходнях.
Туровский внимательно посмотрел на набросок и отметил несомненные способности неизвестного художника. Да, это был тот мужчина, которого он видел вчера на скалах. Нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, худая жилистая шея, челка закрывает покатый лоб. Кое-какие детали, конечно, расходились, но в общем и целом…
– Нужно объявить розыск… А девушку, которая была с ним, установили?
Ляхов покачал головой:
– Ее никто не запомнил. Каштановые волосы, бело-оранжевая ветровка… Этого мало.
– Ну да, – согласился Сергей Павлович. – Ветровку долой, волосы заколоть повыше – никто не узнает. Но почему я не видел этого мужчину рядом со Светой – понять не могу.
– Видимо, они вошли на «ракету» поврозь. Сначала Светлана… А убийца следил за ней, хотел покончить с девочкой на берегу, но заметил вас. Вы ведь сразу уехали, не стали ждать, пока «ракета» отойдет?
Туровский покачал головой:
– Торопился, старый дурень… Во что он был одет? Рюкзак при нем был? Палатка, снаряжение – это же надо куда-то спрятать.
– Рюкзака не было. Одет был в темные брюки. Пиджак более светлый, не новый. Серая рубашка без галстука. Где сошел – никто не видел.
Светлана, будто живая, стояла перед глазами. И Тамара, и Наташа Чистякова. И еще будут теперь каждую ночь сниться родители девочки, которых он сегодня (уже сегодня!) повезет в морг на опознание. «Посмотрите внимательно. Это ваша дочь?» Глухой удар об пол… «Нашатырь! Скорее!» А потом – снова пытка: «Ваша дочь? Ваша?»
«Да… Но вы, Сергей Павлович, вы-то – живы… Девочек нет. Бима нет. А вы-то почему есть?»
И – не ответишь.
Ляхов осторожно, будто желая успокоить, дотронулся до локтя.
– Я думаю, процентов на девяносто убийцу установили. Дело за розыском.
– Хрен мы установили, – зло ответил Туровский. – Он убил Свету – согласен, точнее, допускаю. Но в санатории поработал кто-то другой.
– Девушка?
– И не девушка. Мимо вахтера они не прошли бы незамеченными. А Андрей Яковлевич знает тут всех.
– Ну уж и всех? – с сомнением спросил Ляхов.
– Всех, всех. Старик глазастый и памятливый. Не «Золотые пески», говорит. Народу мало, каждый год одни и те же.
– Одни и те же, – эхом повторил Ляхов, и в глазах его мелькнуло что-то такое…
Туровский внимательно посмотрел на него и произнес:
– Что, думаете, женщин пострелял этот божий одуванчик? А потом просигналил той «сладкой парочке» у скалы?
Артур вышел из троллейбуса через три остановки после речного вокзала. Билет на самолет лежал в одном кармане, в другом – билет на вечерний поезд, которым он ехать не собирался. На какую-то секунду он засомневался: пассажира самолета в случае чего отследить намного легче… Но он надеялся, что этот случай не наступит. Его самого и того, кого он шел убивать, ничто не могло связать воедино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112