– Дальше, – хрипло сказал Туровский, с трудом справившись с собственным голосом: вот она, страшная разгадка!
– Наташиной подружке родители подарили щенка. Ну, Наташа и не удержалась, вечером побежала смотреть. Отец был выпивши, как всегда, но вел себя тихо, вскоре улегся спать… Андрейка остался дома. Она там, у подружки, и была-то всего полчаса. Говорила, сердце болело, будто чувствовало. А Николай Иванович проснулся, ему спьяну, видно, что-то почудилось, он схватил ружье и начал палить… Комната вся сизой была от дыма. Окно разбито, потолок в пробоинах… А Андрейка умер от испуга, сердце не выдержало.
Он горестно помолчал. Давняя рана снова открылась, когда о ней, кажется, и забыли уже.
– Наташа очень любила детей. Был у неё такой пунктик… Был бы я понастойчивее… – Борис махнул рукой.
– Очень любила детей, – эхом повторил Сергей Павлович. – Любила детей… И ненавидела оружие, так?
– Не то чтобы ненавидела. Ей ведь приходилось носить пистолет. Просто всегда старалась подальше спрятать, чтобы случайно никого не испугать.
Борис невесело усмехнулся.
– Боялась испугать. Нелепо звучит, да?
«Почему же нелепо», – подумал Туровский. – «Напротив, все очень просто и логично.»
– Кабы ты раньше мне это рассказал, – прошептал он! – Что же ты молчал, дурень?
Они уже деловито тащили вниз чемоданы – мать и дочь, обе сердитые и сосредоточенные. Завидев в тесном вестибюле Туровского, они остановились. Нина Васильевна воинственно поставила поклажу на пол и уперла руки в бока, готовясь к битве.
– К нам есть претензии? – спросила она. – Или, может, мы уже арестованы?
– Помилуйте. Просто хотелось задать вам ещё один-два вопроса.
– Ну уж увольте! Мы на автобус опаздываем.
Сергей Павлович поднял брови.
– Автобус ушел десять минут назад. А следующий будет только в четыре.
Нина Васильевна нервно взглянула на дочь.
– Даша, сколько сейчас времени?
– Без десяти два.
Туровский наклонился к ней и тихо попросил:
– Покажи свои часики, пожалуйста.
Даша пожала плечами и протянула запястье, блеснувшее золотым огоньком. Малюсенькие изящные стрелки приближались – минутная к десяти, часовая – к двум.
– Они у тебя отстают, Даша. На двадцать минут.
Она немедленно надула губки.
– Не может быть. Я по Светкиным ставила, а она свои каждое утро по радио проверяла…
– Чтобы не опаздывать в музыкалку, – кивнул Туровский. – Все правильно… А когда ты их ставила, не помнишь?
Позавчера, когда мы с улицы пришли.
– А твоя мама что делала в это время?
Они с дядей Славой…
– А ну, отойдите от моей дочери! – взвизгнула Кларова. – Вы не имеете права! Дарья, не отвечай больше на вопросы. Надо будет, пусть вызывают повесткой.
– Вы с Козаковым раскладывали пасьянс?
– Ну и что?
– Сколько раз?
– Вам-то какое дело? Допустим, два. Меня за это расстреляют?
– А когда вошли Даша со Светой, вы уже сидели рядышком на диване… Или лежали… Куда же вы?
Кларова подхватила чемодан и, упрямо выпятив подбородок, направилась к выходу.
До автобуса ещё два часа.
– Ничего, – бросила она с яростью. – На остановке посижу.
Даша замешкалась в дверях, последний раз взглянув на Туровского.
– Дядя Сережа… А вы не ошиблись? Ну правда, Светка свои часы все время проверяла. Не могла она…
Девочка шмыгнула носом. Наверное, она хотела заплакать, но сдержалась. Взрослая уже. При определенных обстоятельствах взрослыми становятся быстро.
– Она ведь не могла…
Он подошел к ней, присел на корточки и погладил её по щеке, ощутив все же одинокую слезинку.
– Все будет хорошо, Дашенька. Ты приедешь домой и скоро все забудешь.
Она медленно покачала головой.
– Нет. Ну, может быть, потом когда-нибудь… Но не скоро.
И все повторилось. Будто взяли старую, заезженную до дыр кинопленку, вставили в проектор задом наперед, и экран засветился. Те же люди, те же события и картины, только все непонятно и оттого смешно и одновременно жутковато, словно смотришь на уродца.
Туровскому показалось, что и «ракета» была та же, – на которой он приехал сюда два дня назад. Но нет, тогда вон там, на стене возле иллюминатора, была прикноплена фотография из журнала, и через толстое стекло тянулась трещина, заклеенная изолентой. И сиденья были чуточку другими, и загорелые к концу лета два матроса, убиравшие сходни.
Не было уже и бродяг-туристов с их гитарами и песней, ни слова из которой Сергей Павлович не запомнил: мысли были заняты другим – яростью. Множество раз виделась воочию картина: он с убийцей – один на один, как в древние времена, когда вопросы чести решались проще – на арене: два меча, два человека в тесном круге, из которого уйдет только один. Кто – решают там, на небесах.
А когда до желанной цели осталось всего ничего {полчаса на «ракете» до речного вокзала, две остановки на автобусе), оказалось вдруг, что арена пуста – ни зрителей, ни противника.
Следователь Ляхов, еле уместившись в кресле из-за большого роста, с ноткой осуждения смотрел на Туровского печальными глазами, глядя в которые, хотелось крикнуть: «Я-то здесь при чем?»
– Не казните себя, Сергей Павлович, – проговорил Ляхов, и Туровский удивился: «Я казню? Наоборот, я изо всех сил стараюсь оправдать себя самого, ведь это мой просчет привел к смерти женщин, а потом – слепота, воистину слепота – к гибели девочки».
– Мы с самого начала противоречили сами себе, – бесцветным голосом сказал он без тени торжества. – Убийство раскрыто, но слишком поздно! И разгадка настолько ужасна, что лучше бы её не знать вовсе, может, и жить было бы спокойнее. – Мы справедливо решили, что убийство – заказное, исполнитель при был со стороны… И тут же бросились искать того, у кого не было алиби, то есть было, но фальшивое на проверку. Мы подумали, что преступник выстроил некую хитрую комбинацию, дабы бросить тень на кого-то другого… Но разве профессиональный киллер действует так? Стал бы он дальше оставаться в санатории? Нет, ему было необходимо лишь ненадолго отвлечь наше внимание, чтобы беспрепятственно уйти. И он ушел… Благополучно и тихо, а мы продолжали искать черную кошку…
– Какую кошку? – не понял Ляхов.
– Ту самую, которой нет в темной комнате. Ваш эксперт сказал: «Зачем ему было входить? Пострелял с порога и ушел…» В этих словах была разгадка, а я её не заметил, был слишком зол на вас.
– Я почувствовал…
– «А она о пистолете и не вспомнила, сразу бросилась открывать дверь. Почему?» – так вы, кажется, выразились? Мне захотелось защитить Наташу – ото всех и от вас в первую очередь. Мертвые сраму не имут. Наташа ошиблась – и заплатила страшную цену.
– Простите. Я был дико нетактичен.
– А на самом-то деле я просто почувствовал, что вы не правы. Если бы она не вспомнила об оружии, оно и лежало бы на своем месте, в тумбочке под зеркалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107