— Ну, не было… Глаз, он всегда так. Возьмет и пропадет.
— Что за чушь ты несешь?
— Лапать его не надо было, ясно? Ему и не понравилось.
Руки Леона непроизвольно дернулись, словно он с трудом подавил желание схватить парня за ворот и хорошенько встряхнуть.
— Пришли, суетесь повсюду, обычаев не знаете. Если лезть не в свои дела, и не такое случится…
— Да мы-то в чем виноваты?
— Откуда я знаю, — Айльф смотрел в землю, в которую уходили, пузырясь и шипя, струи дождя, толстые, точно канаты из стекловолокна, — может, и не виноваты.
Леон покачал головой. «Мы, — сказал он себе, — как и вы, — так же беспомощны, так же смертны… так же уязвимы… да еще и отрезаны от своего мира. Ну что мы можем? Ничего…»
— А когда Терра пришлет еще корабль?
— Не знаю, — честно сказал Леон, — может, через год. А может, и через пять лет.
— Через пять лет Солер станет одним сплошным кладбищем, — безнадежно сказал Айльф, — и что вы тогда будете делать? Встретите своих гонцов на руинах графского замка, почиститесь и отправитесь, куда вы там все отправляетесь?
Он спрыгнул с телеги и, злобно шлепая по лужам, побрел туда, где под дождем крутились у костров кашевары.
Леон вздохнул и нырнул обратно. Берг дремал в темном нутре повозки, устроившись на каком-то подобии диванчика. Но, почувствовав, что Леон на него смотрит, он вздрогнул и открыл глаза.
— Куда мы приехали?
— Никуда, — ответил Леон, — просто привал. Не слишком уютное место, но под крышами останавливаться нельзя… мор…
— Что там за шум? Леон криво усмехнулся.
— Всего-навсего дождь.
Он уселся рядом с Бергом, зажег фонарь. Осветилось тесное нутро повозки, зато снаружи, казалось, сразу стемнело еще больше. Какое-то время они сидели молча. Потом Леон неловко сказал:
— Я, кажется, тогда погорячился… Ты понимаешь…
— Я, кажется, тоже погорячился, — согласился Берг.
Он вздохнул и устало покачал головой.
— Послушай, я же не слепой, я вижу, что делается. Когда сюда прибыла Первая Комплексная, цветущая земля была, а что теперь? Чума границ не знает — при их-то санитарии. Через год полконтинента вымрет, как в Европе при черной смерти… — Черная смерть в Европе сейчас интересует лишь медиевистов. А здесь не прошлое, Берг. Здесь настоящее. Те давно умерли, эти еще живы. Как ты себя будешь чувствовать, наблюдая, как они гибнут? Зная, что принципе можно было бы их спасти? Берг поглядел на язычок пламени в фонаре, замолчал и отвел глаза.
Из полевого дневника Иоганна Берга, палеоэтнографа Первой Категории.
Для внутреннего пользования. Надиктовано по пути следования маршрутом Солер — Ретра.
Ожидание близкого апокалипсиса типично для средневекового сознания. Неудивительно, что вспышку сверхновой местное население восприняло как соответствующее знамение. К сожалению, получившее вполне весомое подтверждение… Нынешние климатические условия существенно расходятся с данными, полученными метеорологами Первой Комплексной, — возможно, мы застали начало какого-то крупномасштабного цикла… Как следствие — недород, голод, мор… Смутное время толкает на отчаянные поступки; отсюда и наблюдаемое усиление геополитической активности… Все это, хотя и явилось полной неожиданностью для нас лично, вполне укладывается в рамки исторической науки. Потому меня беспокоит не столько нынешняя ситуация, сколько реакция на нее стажера Калганова.
Он воспринимает себя не столько наблюдателем, сколько участником событий местной истории — и ведет себя согласно этому восприятию. Неоднократно заводил со мной беседы о допустимом вмешательстве, о нарушении соответствующих пунктов Устава, что более чем странно, учитывая, что мы все равно не способны предпринять какие-либо действенные меры в условиях нынешней изоляции. Во время сегодняшней нашей с ним беседы выяснилось, что абориген — юноша, странствующий бард, которого формально наняли мы оба, но который фактически является слугой Леона, — до какой-то степени осведомлен о наших целях и происхождении и даже отважился просить Леона об оказании гуманитарной помощи в форме медикаментов и продовольствия. Привязанность, которую стажер Калганов явно выказывает к этому юноше, тоже меня беспокоит: либо мы имеем дело с проявлением скрытой доселе гомосексуальной ориентации упомянутого наблюдателя, либо — что в данных условиях несравнимо опасней — с комплексом отцовства, стремлением оказывать покровительство, учить и защищать.
В процессе разговора также выяснилось, что Калганов подверг миссию серьезной опасности, поскольку из его пояснений указанный абориген мог сделать очевидный вывод, что мы совершенно беззащитны, не в состоянии связаться с Террой и не владеем ситуацией. Стажер Калганов уверяет, что юноша, провоцируя его на эти откровения, преследовал свои собственные цели и ни в коем случае не передаст этот разговор местным влиятельным особам, у меня же такой уверенности нет. В связи с этим у меня появились некоторые сомнения в профпригодности стажера, учитывая вдобавок, что он, похоже, подвержен внушению и склонен превратно истолковывать явления окружающей действительности.
* * *
Он выбрался наружу из душной повозки. Наступали сумерки, которые не могли разогнать походные костры; хотя они горели повсюду — на склоне холма, между палаток… «Нашу ставят наверняка ближе к вершине, — подумал Леон. — А маркграфская еще выше».
Дорогу едва можно было различить: она вилась меж деревьями и уходила в холмы, которые постепенно поднимались, превращаясь в низкие горы, в меловые завесы, за которыми на расстоянии уже двух дней пути лежала далекая Ретра.
На юге лениво поднимался столб дыма: пылала чумная деревня. Дальше, в низине, смутно виднелась еще одна деревушка. В крохотных подслеповатых окнах все еще горели огоньки — или это ему показалось? И тут он услышал плач — тонкий, высокий голос ухитрялся пробиваться сквозь пелену дождя. Он ничуть не походил на человеческий — так кричит чайка, носясь над бурыми волнами зимнего моря.
Леон пригляделся — несколько огоньков перемещались в сумраке, направляясь к холмам, то теряясь, то вновь появляясь в зелени густого подлеска.
— Айльф! — окликнул он.
Ему пришлось порядком надорвать глотку, прежде чем паршивец отозвался. Он с трудом подавил глухое раздражение: они не друга нанимали, слугу. Не нравится господин — пусть берет расчет, к чертовой матери. Наконец Айльф неохотно отошел от костра.
— Ну, что там еще?
— Оседлай мне лошадь.
— Вон грязь какая. Мокрые они, лошади. Да и кто же свою-то даст?
— Найди мессира Варрена, он все уладит. Шевелись.
— И куда это вы собрались на ночь глядя? Что мне говорить, коли спросят?
— Хочу посмотреть, что там делается… Видишь, огоньки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107