Через глаза своего Хозяина он с беспокойством следил, как мисс Рэнд резко отдернула руку и наклонилась, вглядываясь в рану. На этот раз она разглядела прозрачную, почти невидимую пленку, покрывавшую разрез, и пришла к естественному, но абсолютно неверному заключению.
Она решила, что рана совсем не такая недавняя, как утверждает Роберт, что он «лечил» ее при помощи первого попавшегося средства, вероятно, клея для авиамоделей, и не хотел, чтобы об этом стало известно, так как нарушил школьные правила.
Она серьезно недооценивала здравый смысл мальчика, но не знала этого. Она была достаточно умна, чтобы не ругать Боба, и, не говоря ни слова, она взяла небольшую бутылочку спирта, смочила ватку и начала снимать чуждую материю.
Лишь отсутствие голосовых связок обеспечило молчание Охотника. Если бы у него была возможность, он испустил бы вопль боли. Настоящей кожи у него не было, и клетки тела, закрывавшие рану на руке хозяина, не были защищены от обезвоживающего действия спирта. Прямые солнечные лучи были достаточно неприятны, спирт же подействовал на него, как концентрированная серная кислота на человека – и по той же причине. Поверхностные клетки погибли почти немедленно, превратившись в коричневый порошок, который легко было сдуть. Этот порошок, несомненно, заинтересовал бы сестру, если бы у нее была возможность его рассмотреть.
Но такой возможности, однако, не было. В шоке он неожиданной боли Охотник расслабил «мускульный» контроль над районом раны, и сестра неожиданно увидела глубокий порез в восемь дюймов от одного конца до другого и в дюйм глубины посредине. Рана начала обильно кровоточить.
Сестра испугалась, почти как Боб, но тут сказалась ее профессиональная выучка. Она быстро перевязала руку, приложила компресс, но все же удивилась тому, как быстро прекратилось кровотечение.
Сделав это, она потянулась к телефону.
В этот вечер Роберт Киннэйрд лег спать очень поздно.
Глава 5
Ответ
Мальчик устал, но уснуть ему не удавалось. Местный наркоз, который использовал доктор, сшивая рану, начал проходить, и мальчик все сильнее ощущал боль.
Он почти забыл в последующих событиях, зачем шел в медпункт. Теперь, когда прошло достаточно времени, он мог обдумывать случившееся более ясно.
Неприятности не возобновлялись. Может быть, все пройдет. К тому же, если больше ничего не произойдет, что он сможет показать доктору?
У Охотника тоже было время, чтобы изменить точку зрения. Когда применили анестезирующее средство, он совершенно покинул руку и занялся собственными проблемами. Теперь-то он понял, что любое вмешательство в действие органов чувств и другие функции организма Хозяина вызовут эмоциональный срыв. У него появилось подозрение, что простое знание о его присутствии может вызвать такой же результат. Идея симбиоза была совершенно чужда этой расе, и Охотник постепенно осознавал, что это означает в эмоциональном плане. Он обвинил себя в том, что с самого начала не принял во внимание это обстоятельство.
Невнимание к другим идеям, кроме установления связи с хозяином изнутри, объяснялось двумя факторами: привычкой всей жизни и нежеланием покидать тело Хозяина. Даже сейчас он пытался придумать план, который позволил бы не покидать тело Боба. Он понял, что если мальчик его увидит, никаких шансов на возвращение у него не будет.
Мысль о том, что он лишится дома, к которому так хорошо приспособился, превратится в почти беспомощную желеобразную массу в чуждом и недружелюбном мире, что придется менять хозяина за хозяином в поисках возвращения на остров, что беглец за это время определенно скроется – все это Охотник старался выбросить из головы.
Но нужно было устанавливать связь, а он уже понял бесполезность попыток связаться изнутри. Поэтому он должен… Что он должен? Как вступить в контакт с Робертом Киннэйрдом или любым другим разумным существом снаружи? Он не может говорить, у него нет органов речи, он не может при помощи своего тела воспроизводить человеческий речевой аппарат от легких до губ. Он может писать, если карандаш не окажется слишком тяжелым. Но чего он этим добьется? Какой человек, увидев четырехфутовый комок желеобразного материала, пытающийся справиться с пишущим приспособлением, станет дожидаться результатов?
И все же должен быть способ. Все опасности, которые он предвидел, носили условный характер: он не сможет вернуться в тело мальчика, если Боб его увидит, ни один человек не воспримет его серьезно, если увидит, как Охотник пишет. Ни один человек не поверит в его существование, если Охотник не сумеет представить очевидных доказательств своего существования и природы.
Хотя две последние трудности имели как будто взаимоисключающее решение, находившийся в затруднении детектив вдруг увидел ответ.
Он может покинуть тело Боба, пока мальчик спит, написать послание и вернуться до его пробуждения назад. Решение казалось слишком простым. Никто не увидит его в темноте, а что касается записки, то из всех людей Земли именно Роберт Киннэйрд должен будет воспринять ее серьезно. Только ему в данный момент Охотник мог доказать свое существование, а если потребуется, то и местонахождение. Даже если он решит сказать, где находится, мальчик не должен видеть его. В таком случае открытие не будет иметь слишком сильного эмоционального воздействия.
Мысль казалась превосходной, хотя Охотник понимал, что существует определенный риск. Впрочем, хорошему полицейскому часто приходится рисковать, и Охотник тут же принял свой план, после чего снова обратил внимание на окружающее.
Он по-прежнему видит. Значит, глаза мальчика открыты, он не спит. Это означает задержку и усиление напряжения для Охотника. Его раздражало, что именно в эту ночь Боб так долго не засыпал, хотя чужак догадывался о причине и мог считать себя частично ответственным.
Была уже полночь, и Охотник с трудом сдерживал свое нетерпение, когда дыхание и сердцебиение определенно сообщили ему, что Хозяин уснул. Охотник немедленно принялся за осуществление своего плана.
Он покинул тело Боба, как и вошел в него, через поры кожи ног. Он уже хорошо знал привычки мальчика: во время сна он ногами двигал мало.
Маневр был завершен успешно, и детектив без задержки двинулся вниз, через простыню и матрац, и достиг пола под кроватью.
Хотя окно было открыто, и штора отодвинута, в комнате было темно: на небе не было луны, а поблизости от спального корпуса не размещался ни один источник яркого света. Охотник, впрочем, различал очертания письменного стола, на котором, как он знал, всегда лежали материалы для письма. Он двинулся к столу гладким, листоподобным потоком и через короткое время оказался среди книг и бумаг, усеивающих поверхность стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51