Он был почти уверен, что его отец это видит. Сверху, из одной из своих башен. Но он не станет туда смотреть. Он не доставит ему этого удовольствия.
— Орион…
Принц склонился над умирающим.
— Зачем? — спросил он, вытирая лицо. — Зачем?
— Я был очень стар, — ответил учитель, сплевывая кровь.
— Вы же знали, что он вас убьет.
— Это был единственный выход, — тихо сказал Алкиад с полуулыбкой. — Я… трус, — добавил он. — Падение азенатской Империи… Я… я не хочу его видеть. Я предпочитаю уйти сейчас, по… понимаешь?
Орион глубоко вздохнул. Вокруг было тихо. Ночь медленно разворачивала свой длинный звездный плащ, кусты трепетали от легкого ветерка.
— Орион.
— Да, учитель?
— Уходи. Уезжай, беги из Дат-Лахана. Тебе здесь не место.
— Вы хотите сказать…
Старик схватил своего ученика за руку и сильно сжал ее.
— Если бы ты знал, — прошептал он. — Если бы ты знал. Ты… ты только что сказал «чудовище».
Принц грустно кивнул.
— Мы все чудовища. Все, понимаешь? И пожалуйста, не думай, что я лучше других. Я сделал много того, о чем теперь очень жалею.
— Тсс.
— Нет, нет, послушай: когда Император предложил мне стать твоим наставником, моя жизнь… изменилась. Я почувствовал, что у меня есть шанс…
Старик остановился и закашлялся. Из угла его губ потекла тоненькая темная струйка. Орион нежно вытер ему рот.
— Твоя кожа, — продолжал Алкиад. — Цвет твоей кожи. Орион, в твоих… в твоих жилах течет варварская кровь. Ты знаешь, кто твоя мать. Но твой истинный отец… я всегда думал, что…
— Учитель!
Старик закрыл глаза и перестал шевелиться. Его пальцы, сжимавшие руку юного принца, медленно ослабили хватку. Потом его вдруг передернуло и, собрав последние силы, он попытался сесть.
— А что… что же я? — бормотал он. — Какой участи заслужили м… мы, все мы, приведшие зло на эти земли? Дитя мое, ступай, поговори со своей матерью, ступай… Варварская кровь… Я думаю… я думаю, что убил… Человека, который, возможно, был… я… возможно, был…
— Учитель! Учитель!
— Твоим отцом, — закончил Алкиад из последних сил.
Он вновь закрыл глаза, и голова его упала на бок.
* * *
— Ваше величество!
Перед ним стоял стражник с поднятым забралом.
— Ваше величество, с вами желает говорить вестник.
— Вестник?
— Разведчик, ваше величество.
Полоний Четвертый тщетно пытался унять дрожь в руках.
Он повернулся к своему трону и молча уселся на него. После этого, глядя прямо перед собой, он разразился смехом — страшным смехом, в котором не было и намека на радость. Стражник судорожно сглотнул. В последнее время, из-за слухов о заговоре и все более и более удручающих новостей с фронта, его величество, кажется, начал сходить с ума. Поговаривали, что с наступлением темноты Император отправляется в темницы нижней части города и самолично истязает узников. Что, прежде чем прикоснуться к пище, он заставляет пробовать все свои блюда трех разных поваров. Все эти мысли со скоростью молнии пронеслись в голове молодого солдата.
Резко оборвав смех, Император коснулся лба дрожащими пальцами.
— Пусть войдет. А сам уходи.
Стражник повиновался, втайне обрадовавшись.
Двери распахнулись, и вошел человек. Он был одет в пыльные лохмотья. Волосы у него на голове были всклокочены, за спиной болтался рваный плащ. В его взгляде читался сильнейший страх.
— Ваше величество… — начал он.
— Что? — невозмутимо спросил Император.
Разведчик сделал несколько шагов вперед. На вид ему было не более двадцати лет, но за это время он успел побывать в аду. Поле битвы, которое он оставил, было усеяно телами его лучших друзей. Он должен рассказать. Поведать об ужасе и абсурдности этой войны. О выжженных кислотой лицах.
— Ваше величество, наш полк — третий легион, возвращавшийся из Эзарета…
— Был разбит.
— Да, ваше величество.
— Ничего страшного.
Юноша медленно поднял голову.
Ничего страшного? Он подошел еще ближе и опустился на одно колено.
Позади него с шумом захлопнулись двери.
— Ваше величество.
По его щекам текли слезы. Бешеная скачка через равнины. Тела убитых братьев, которые ему пришлось покинуть. Страх и одиночество, которые он испытывал каждый вечер с наступлением темноты.
Опершись на подлокотники своего трона, чуда из нефрита, инкрустированного драгоценными камнями, Император осторожно поднялся и медленно спустился к нему.
— Встань.
Юноша медленно распрямился. Рядом с ним стоял его величество.
— Дай мне оружие.
Вестник посмотрел к себе на пояс, будто не понимая, о чем речь. Да, его меч — совершенно бесполезный — висел у него на поясе. Он вынул его из ножен и протянул своему государю. Тот взвесил его на ладони и замурлыкал что-то, похожее на детскую считалку.
«Пусть Изгнанье нам грозит,
Пусть на Запад путь лежит,
Пусть нам дует ветер в спину
И опасность нам сулит».
Продолжая напевать, в одной руке он зажал рукоять меча, а другую положил на плечо разведчику.
«Сами мы убили бога
Ммм-ммм-ммм-ммм»
— Сами мы убили бога, — повторил он. — Ты веришь в то, что я — воплощение Единственного?
Не зная, что ответить, солдат кивнул.
И вдруг он почувствовал, как острая боль пронзает ему низ живота. Он опустил глаза. Меч Императора насквозь проткнул ему внутренности. Другая его рука по-прежнему покоилась у него на плече.
«За что?» — спрашивал взгляд юного солдата.
Император вытер клинок краем туники и выпустил меч из рук. Разведчик зажал руками разверстую рану и почувствовал, как по его пальцам стекает кровь. Он согнулся пополам, прижимая колени к животу. Его величество ткнул его носком башмака.
— Я болен, — сказал он просто.
И снова вонзил меч в тело. Стон боли.
«Смерть, — подумал Полоний Четвертый. — Чужая смерть — это единственное, что поддерживает во мне жизнь».
У его ног бился в агонии скрючившийся разведчик. На каменных плитах пола ширилось темное пятно. Кровь заливалась в желобки между плитами. Несколько минут Император, как завороженный, стоял и смотрел на это. Потом он перевел взгляд на клинок своего меча, крутанул его перед собой, полюбовался игрой солнечных бликов. В глубине души он мечтал, чтобы все скорее кончилось.
* * *
Она не спала.
Она не спала, и когда огромные бронзовые колокола монастыря пробили двенадцать, она почувствовала облегчение. Она отбросила свое тонкое одеяло, встала и заглянула в малюсенькое окошечко на двери кельи. Дат-Лахан спал беспокойным сном. Она это чувствовала. Кое-где пустынные площади были освещены дрожащим светом факелов. Была очень темная ночь, начинался дождь: крупные усталые капли ударялись о камень.
Сестра Наджа вышла из своей кельи.
Она поговорила с Тирцеей, но легче от этого ей не стало. Она надеялась, что исповедь успокоит ее, но она ошиблась. Весь день воспоминания осаждали ее, как крепость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Орион…
Принц склонился над умирающим.
— Зачем? — спросил он, вытирая лицо. — Зачем?
— Я был очень стар, — ответил учитель, сплевывая кровь.
— Вы же знали, что он вас убьет.
— Это был единственный выход, — тихо сказал Алкиад с полуулыбкой. — Я… трус, — добавил он. — Падение азенатской Империи… Я… я не хочу его видеть. Я предпочитаю уйти сейчас, по… понимаешь?
Орион глубоко вздохнул. Вокруг было тихо. Ночь медленно разворачивала свой длинный звездный плащ, кусты трепетали от легкого ветерка.
— Орион.
— Да, учитель?
— Уходи. Уезжай, беги из Дат-Лахана. Тебе здесь не место.
— Вы хотите сказать…
Старик схватил своего ученика за руку и сильно сжал ее.
— Если бы ты знал, — прошептал он. — Если бы ты знал. Ты… ты только что сказал «чудовище».
Принц грустно кивнул.
— Мы все чудовища. Все, понимаешь? И пожалуйста, не думай, что я лучше других. Я сделал много того, о чем теперь очень жалею.
— Тсс.
— Нет, нет, послушай: когда Император предложил мне стать твоим наставником, моя жизнь… изменилась. Я почувствовал, что у меня есть шанс…
Старик остановился и закашлялся. Из угла его губ потекла тоненькая темная струйка. Орион нежно вытер ему рот.
— Твоя кожа, — продолжал Алкиад. — Цвет твоей кожи. Орион, в твоих… в твоих жилах течет варварская кровь. Ты знаешь, кто твоя мать. Но твой истинный отец… я всегда думал, что…
— Учитель!
Старик закрыл глаза и перестал шевелиться. Его пальцы, сжимавшие руку юного принца, медленно ослабили хватку. Потом его вдруг передернуло и, собрав последние силы, он попытался сесть.
— А что… что же я? — бормотал он. — Какой участи заслужили м… мы, все мы, приведшие зло на эти земли? Дитя мое, ступай, поговори со своей матерью, ступай… Варварская кровь… Я думаю… я думаю, что убил… Человека, который, возможно, был… я… возможно, был…
— Учитель! Учитель!
— Твоим отцом, — закончил Алкиад из последних сил.
Он вновь закрыл глаза, и голова его упала на бок.
* * *
— Ваше величество!
Перед ним стоял стражник с поднятым забралом.
— Ваше величество, с вами желает говорить вестник.
— Вестник?
— Разведчик, ваше величество.
Полоний Четвертый тщетно пытался унять дрожь в руках.
Он повернулся к своему трону и молча уселся на него. После этого, глядя прямо перед собой, он разразился смехом — страшным смехом, в котором не было и намека на радость. Стражник судорожно сглотнул. В последнее время, из-за слухов о заговоре и все более и более удручающих новостей с фронта, его величество, кажется, начал сходить с ума. Поговаривали, что с наступлением темноты Император отправляется в темницы нижней части города и самолично истязает узников. Что, прежде чем прикоснуться к пище, он заставляет пробовать все свои блюда трех разных поваров. Все эти мысли со скоростью молнии пронеслись в голове молодого солдата.
Резко оборвав смех, Император коснулся лба дрожащими пальцами.
— Пусть войдет. А сам уходи.
Стражник повиновался, втайне обрадовавшись.
Двери распахнулись, и вошел человек. Он был одет в пыльные лохмотья. Волосы у него на голове были всклокочены, за спиной болтался рваный плащ. В его взгляде читался сильнейший страх.
— Ваше величество… — начал он.
— Что? — невозмутимо спросил Император.
Разведчик сделал несколько шагов вперед. На вид ему было не более двадцати лет, но за это время он успел побывать в аду. Поле битвы, которое он оставил, было усеяно телами его лучших друзей. Он должен рассказать. Поведать об ужасе и абсурдности этой войны. О выжженных кислотой лицах.
— Ваше величество, наш полк — третий легион, возвращавшийся из Эзарета…
— Был разбит.
— Да, ваше величество.
— Ничего страшного.
Юноша медленно поднял голову.
Ничего страшного? Он подошел еще ближе и опустился на одно колено.
Позади него с шумом захлопнулись двери.
— Ваше величество.
По его щекам текли слезы. Бешеная скачка через равнины. Тела убитых братьев, которые ему пришлось покинуть. Страх и одиночество, которые он испытывал каждый вечер с наступлением темноты.
Опершись на подлокотники своего трона, чуда из нефрита, инкрустированного драгоценными камнями, Император осторожно поднялся и медленно спустился к нему.
— Встань.
Юноша медленно распрямился. Рядом с ним стоял его величество.
— Дай мне оружие.
Вестник посмотрел к себе на пояс, будто не понимая, о чем речь. Да, его меч — совершенно бесполезный — висел у него на поясе. Он вынул его из ножен и протянул своему государю. Тот взвесил его на ладони и замурлыкал что-то, похожее на детскую считалку.
«Пусть Изгнанье нам грозит,
Пусть на Запад путь лежит,
Пусть нам дует ветер в спину
И опасность нам сулит».
Продолжая напевать, в одной руке он зажал рукоять меча, а другую положил на плечо разведчику.
«Сами мы убили бога
Ммм-ммм-ммм-ммм»
— Сами мы убили бога, — повторил он. — Ты веришь в то, что я — воплощение Единственного?
Не зная, что ответить, солдат кивнул.
И вдруг он почувствовал, как острая боль пронзает ему низ живота. Он опустил глаза. Меч Императора насквозь проткнул ему внутренности. Другая его рука по-прежнему покоилась у него на плече.
«За что?» — спрашивал взгляд юного солдата.
Император вытер клинок краем туники и выпустил меч из рук. Разведчик зажал руками разверстую рану и почувствовал, как по его пальцам стекает кровь. Он согнулся пополам, прижимая колени к животу. Его величество ткнул его носком башмака.
— Я болен, — сказал он просто.
И снова вонзил меч в тело. Стон боли.
«Смерть, — подумал Полоний Четвертый. — Чужая смерть — это единственное, что поддерживает во мне жизнь».
У его ног бился в агонии скрючившийся разведчик. На каменных плитах пола ширилось темное пятно. Кровь заливалась в желобки между плитами. Несколько минут Император, как завороженный, стоял и смотрел на это. Потом он перевел взгляд на клинок своего меча, крутанул его перед собой, полюбовался игрой солнечных бликов. В глубине души он мечтал, чтобы все скорее кончилось.
* * *
Она не спала.
Она не спала, и когда огромные бронзовые колокола монастыря пробили двенадцать, она почувствовала облегчение. Она отбросила свое тонкое одеяло, встала и заглянула в малюсенькое окошечко на двери кельи. Дат-Лахан спал беспокойным сном. Она это чувствовала. Кое-где пустынные площади были освещены дрожащим светом факелов. Была очень темная ночь, начинался дождь: крупные усталые капли ударялись о камень.
Сестра Наджа вышла из своей кельи.
Она поговорила с Тирцеей, но легче от этого ей не стало. Она надеялась, что исповедь успокоит ее, но она ошиблась. Весь день воспоминания осаждали ее, как крепость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76