Он не боялся, чего можно было бы ожидать в столь для него необычной ситуации, не пришел в недоумение и не был растерян. Все-таки он был человеком действия, принимавшим решения в зависимости от реального развития событий, какими бы неожиданными эти события ни оказались.
— Задавай свои вопросы, — спокойно проговорил Каррингтон и подал мне знак не вмешиваться. Он наклонился вперед, чтобы видеть не только макушку, но хотя бы часть лица Нордхилла, и пытался, видимо, понять, стали ли мы все жертвами мистификации или действительно на его и наших глазах дух из потустороннего мира пытался завязать разговор и что-то выяснить для себя.
— До своей смерти, — сказал дух, — ты был полицейским.
— До своей смерти, — повторил Каррингтон, бледнея еще более и становясь цветом лица подобен стене, — я жив еще, в то время как ты…
— Каждый дух считает себя живым, — с превосходством в голосе сказал Нордхилл все тем же басом. — Ты жив не более, чем дух короля Эдуарда Седьмого, который был вызван мной прошлой ночью. Отвечай. Это ведь ты своими действиями создал ситуацию, в которой мы сейчас вынуждены разбираться. Искать убийцу, который убил здесь, не имея мотива, оставив мотив в мире, к которому не принадлежит.
Каррингтон не понял этой фразы, да и я нашел ее слишком туманной, хотя мне и был открыт истинный смысл сказанного.
— Ты создал мотив преступления и унес его с собой, — сказал дух, и мне показалось, что голос его постепенно слабел. В нем больше не было угрозы, из голоса вообще исчезали-с каждым сказанным словом — какие бы то ни было интонации. — От тебя я требую ответа: где находится бейсбольная бита, которой убили Эмилию Кларсон?
— Хотел бы я знать… — пробормотал Каррингтон.
— Не уклоняйся… — Голос духа стал монотонным и затихал, будто уходившая за горизонт летняя гроза. — Ты это знаешь… Кто, кроме тебя…
— Я… — начал Каррингтон и неожиданно не только для меня, но, похоже, и для себя самого, сказал, то ли действительно вспоминая, то ли придумывая себе воспоминание о событии, никогда не существовавшем в его жизни: — В кустах на левом берегу Темзы, в нижнем течении, напротив городка Бенфорд, в двухстах ярдах ниже моста.
— Спасибо, — сказал дух, помолчав. В спертом воздухе комнаты слышалось тяжелое дыхание нескольких человек. — Теперь убийца понесет наказание…
Что-то прервало его, голос духа ускользал, уходил, затихал, но все-таки был еще слышен, как разновидность дыхания — вздохи на фоне вздохов, далекий голос радио на фоне бессмысленных эфирных разрядов.
— Скажи, — слова приходилось угадывать, и я не был уверен в том, что последние слова, произнесенные духом, расслышал правильно, хотя это были самые важные слова за все время нашего странного разговора, единственные слова, которые не требовали ответа, но сами содержали ответ на не заданный нами вопрос: — Скажи, ты помнишь день, когда Эмма возвращалась… Двадцать восьмое февраля… двадцать седьмого года… Она возвращалась… Эмма… Говорили, что ты умер в тот день, но это не так… Ты еще был жив, когда…
— Когда… — повторил Каррингтон, становясь перед Нордхиллом на колени, но дух уже ушел, не договорив, не объяснив, оставив нас в полном недоумении.
Глаза Нордхилла закрылись, тело обмякло и из груди молодого человека вырвался громкий храп.
Каррингтон посмотрел на меня, по взгляду бывшего полицейского я понял, что практически все здесь сказанное осталось для него тайной за семью печатями. Я отошел в сторону, два санитара подняли Нордхилла и положили на носилки. Спавшего и громко храпевшего юношу унесли, шаги в коридоре затихли, доктор пошел к двери и — сказал, обернувшись на пороге:
— Господа, я распоряжусь, чтобы палату Нордхилла надежно заперли, после чего жду вас в своем кабинете. Сэр Артур, — сказал он, обращаясь ко мне, но переводя взгляд и на Каррингтона, — прошу вас, не относитесь серьезно к тому, что слышали. Действие лекарства, сумеречное состояние, обычно этот переход ко сну занимает несколько минут, пациенты в это время что-то ощущают внутри себя, это бред…
Он потоптался на пороге, хотел сказать что-то еще, но только покачал головой и ушел, оставив дверь открытой настежь.
— Вот бред так бред, — сказал Филмер. — Пойдемте, господа. Я прежде не слышал, как сумасшедшие несут околесицу, Бог миловал и, надеюсь, будет миловать впредь.
Вспомнив что-то, инспектор удивленно спросил у Каррингтона:
— Послушайте, я не понял… Ваши слова о бите… Почему вы сказали, что она лежит в кустах на берегу Темзы? Это невозможно! Отсюда до названного вами места больше пятидесяти миль!
— Я… — Каррингтон откашлялся — то ли на него действительно напал кашель, то ли он тянул время, не зная, что сказать в ответ. — Я не знаю… Честно, мистер Филмер, я понятия не имею, почему это сказал.
— Но ведь вы помните, что говорили это? — с любопытством спросил я.
— Помню? Конечно! Я, слава Богу, нахожусь в здравом уме и твердой памяти! Вдруг возник образ — картина, которую я сразу узнал: река, кусты, баржа плывет по течению, солнце, облака… И бита, лежащая так, что ее не видно с дороги. Кто-то, наверно, размахнулся и бросил… Черт возьми, я даже видел запекшуюся кровь… Мгновение — и все пропало. С вами такое бывало, сэр Артур? Будто вспышка магния…
— Бывало, — сдержанно произнес я, прикрепляя в уме сказанное только что Каррингтоном к той мозаике, что уже была мной сложена. Новый элемент лег точно в нужное место — единственное, по-моему, остававшееся незанятым. — Думаю, дорогой Каррингтон, что и в вашей жизни такие вспышки происходили не один раз. И в вашей, инспектор, я прав?
Не ожидавший вопроса Филмер помотал головой, будто отгоняя навязчивое видение, и сказал, пожимая плечами:
— Ну… Если перед сном пропустишь стаканчик…
— Идемте, господа, — сказал я. — Доктор ждет нас в кабинете, и там, с вашего позволения, я попробую изложить историю этого преступления так, как она мне представляется.
Я вышел из комнаты не оборачиваясь — был уверен, что оба полицейских переглянулись, один из них покачал головой, а другой нахмурился. Вопросов, однако, никто не задал, и наша молчаливая группа проследовала по полутемному коридору, поднялась на первый этаж, здесь было так светло, что у меня зарябило в глазах и почему-то сдавило грудь, я остановился на мгновение, но сразу взял себя в Руки — не хватало только в присутствии Каррингтона и тем более Филмера показать свою слабость! — и направился к кабинету доктора Берринсона.
Наконец мне удалось закурить. Табачный дым показался сладким, как никогда прежде, Я вытянул ноги и сидел, вдыхая аромат, выпуская колечки дыма и наблюдая за тем, как рассаживались в кресла доктор, Филмер и Каррингтон, как доктор отдавал распоряжения мрачной и заплаканной Грете и бесстрастному, похожему на сфинкса Джону, как оба полицейских, склонившись друг к другу, обсуждали произошедшие события, и Каррингтон, по-моему, пытался уклониться от вопросов, которыми его забрасывал Филмер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Задавай свои вопросы, — спокойно проговорил Каррингтон и подал мне знак не вмешиваться. Он наклонился вперед, чтобы видеть не только макушку, но хотя бы часть лица Нордхилла, и пытался, видимо, понять, стали ли мы все жертвами мистификации или действительно на его и наших глазах дух из потустороннего мира пытался завязать разговор и что-то выяснить для себя.
— До своей смерти, — сказал дух, — ты был полицейским.
— До своей смерти, — повторил Каррингтон, бледнея еще более и становясь цветом лица подобен стене, — я жив еще, в то время как ты…
— Каждый дух считает себя живым, — с превосходством в голосе сказал Нордхилл все тем же басом. — Ты жив не более, чем дух короля Эдуарда Седьмого, который был вызван мной прошлой ночью. Отвечай. Это ведь ты своими действиями создал ситуацию, в которой мы сейчас вынуждены разбираться. Искать убийцу, который убил здесь, не имея мотива, оставив мотив в мире, к которому не принадлежит.
Каррингтон не понял этой фразы, да и я нашел ее слишком туманной, хотя мне и был открыт истинный смысл сказанного.
— Ты создал мотив преступления и унес его с собой, — сказал дух, и мне показалось, что голос его постепенно слабел. В нем больше не было угрозы, из голоса вообще исчезали-с каждым сказанным словом — какие бы то ни было интонации. — От тебя я требую ответа: где находится бейсбольная бита, которой убили Эмилию Кларсон?
— Хотел бы я знать… — пробормотал Каррингтон.
— Не уклоняйся… — Голос духа стал монотонным и затихал, будто уходившая за горизонт летняя гроза. — Ты это знаешь… Кто, кроме тебя…
— Я… — начал Каррингтон и неожиданно не только для меня, но, похоже, и для себя самого, сказал, то ли действительно вспоминая, то ли придумывая себе воспоминание о событии, никогда не существовавшем в его жизни: — В кустах на левом берегу Темзы, в нижнем течении, напротив городка Бенфорд, в двухстах ярдах ниже моста.
— Спасибо, — сказал дух, помолчав. В спертом воздухе комнаты слышалось тяжелое дыхание нескольких человек. — Теперь убийца понесет наказание…
Что-то прервало его, голос духа ускользал, уходил, затихал, но все-таки был еще слышен, как разновидность дыхания — вздохи на фоне вздохов, далекий голос радио на фоне бессмысленных эфирных разрядов.
— Скажи, — слова приходилось угадывать, и я не был уверен в том, что последние слова, произнесенные духом, расслышал правильно, хотя это были самые важные слова за все время нашего странного разговора, единственные слова, которые не требовали ответа, но сами содержали ответ на не заданный нами вопрос: — Скажи, ты помнишь день, когда Эмма возвращалась… Двадцать восьмое февраля… двадцать седьмого года… Она возвращалась… Эмма… Говорили, что ты умер в тот день, но это не так… Ты еще был жив, когда…
— Когда… — повторил Каррингтон, становясь перед Нордхиллом на колени, но дух уже ушел, не договорив, не объяснив, оставив нас в полном недоумении.
Глаза Нордхилла закрылись, тело обмякло и из груди молодого человека вырвался громкий храп.
Каррингтон посмотрел на меня, по взгляду бывшего полицейского я понял, что практически все здесь сказанное осталось для него тайной за семью печатями. Я отошел в сторону, два санитара подняли Нордхилла и положили на носилки. Спавшего и громко храпевшего юношу унесли, шаги в коридоре затихли, доктор пошел к двери и — сказал, обернувшись на пороге:
— Господа, я распоряжусь, чтобы палату Нордхилла надежно заперли, после чего жду вас в своем кабинете. Сэр Артур, — сказал он, обращаясь ко мне, но переводя взгляд и на Каррингтона, — прошу вас, не относитесь серьезно к тому, что слышали. Действие лекарства, сумеречное состояние, обычно этот переход ко сну занимает несколько минут, пациенты в это время что-то ощущают внутри себя, это бред…
Он потоптался на пороге, хотел сказать что-то еще, но только покачал головой и ушел, оставив дверь открытой настежь.
— Вот бред так бред, — сказал Филмер. — Пойдемте, господа. Я прежде не слышал, как сумасшедшие несут околесицу, Бог миловал и, надеюсь, будет миловать впредь.
Вспомнив что-то, инспектор удивленно спросил у Каррингтона:
— Послушайте, я не понял… Ваши слова о бите… Почему вы сказали, что она лежит в кустах на берегу Темзы? Это невозможно! Отсюда до названного вами места больше пятидесяти миль!
— Я… — Каррингтон откашлялся — то ли на него действительно напал кашель, то ли он тянул время, не зная, что сказать в ответ. — Я не знаю… Честно, мистер Филмер, я понятия не имею, почему это сказал.
— Но ведь вы помните, что говорили это? — с любопытством спросил я.
— Помню? Конечно! Я, слава Богу, нахожусь в здравом уме и твердой памяти! Вдруг возник образ — картина, которую я сразу узнал: река, кусты, баржа плывет по течению, солнце, облака… И бита, лежащая так, что ее не видно с дороги. Кто-то, наверно, размахнулся и бросил… Черт возьми, я даже видел запекшуюся кровь… Мгновение — и все пропало. С вами такое бывало, сэр Артур? Будто вспышка магния…
— Бывало, — сдержанно произнес я, прикрепляя в уме сказанное только что Каррингтоном к той мозаике, что уже была мной сложена. Новый элемент лег точно в нужное место — единственное, по-моему, остававшееся незанятым. — Думаю, дорогой Каррингтон, что и в вашей жизни такие вспышки происходили не один раз. И в вашей, инспектор, я прав?
Не ожидавший вопроса Филмер помотал головой, будто отгоняя навязчивое видение, и сказал, пожимая плечами:
— Ну… Если перед сном пропустишь стаканчик…
— Идемте, господа, — сказал я. — Доктор ждет нас в кабинете, и там, с вашего позволения, я попробую изложить историю этого преступления так, как она мне представляется.
Я вышел из комнаты не оборачиваясь — был уверен, что оба полицейских переглянулись, один из них покачал головой, а другой нахмурился. Вопросов, однако, никто не задал, и наша молчаливая группа проследовала по полутемному коридору, поднялась на первый этаж, здесь было так светло, что у меня зарябило в глазах и почему-то сдавило грудь, я остановился на мгновение, но сразу взял себя в Руки — не хватало только в присутствии Каррингтона и тем более Филмера показать свою слабость! — и направился к кабинету доктора Берринсона.
Наконец мне удалось закурить. Табачный дым показался сладким, как никогда прежде, Я вытянул ноги и сидел, вдыхая аромат, выпуская колечки дыма и наблюдая за тем, как рассаживались в кресла доктор, Филмер и Каррингтон, как доктор отдавал распоряжения мрачной и заплаканной Грете и бесстрастному, похожему на сфинкса Джону, как оба полицейских, склонившись друг к другу, обсуждали произошедшие события, и Каррингтон, по-моему, пытался уклониться от вопросов, которыми его забрасывал Филмер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40