А уж оттуда память, заключенную в твой меч, забрали бегущие воды. Они принесли ее в место отдохновения потерянных мечей — подземное озеро.
— Как это возможно?
— Очень просто. Все воды всех миров тени, так или иначе, воссоединяются. Ручей впадает в реку, река в море, а море — часть океана. Течения влекут за собой самые разные предметы и оставляют их то тут, то там…
— Нет, не то. Как все это возможно? Постой-ка… Ты сказал «миры тени»?
— Ты никогда не ходил в школу, Солдат? И не беседовал надлежащим образом с нашими философами и жрецами? С людьми, которые знают все о царстве духов? Разумеется, нет! Ты воин, а не ученый. И не станешь терять время на призрачные теории об устройстве вселенной, верно? Вы, молодежь, все сплошь жуткие невежды. Те, кто жаждал знаний, отправились к мудрецам, задали им вопросы, выслушали ответы. Я, может быть, в твоих глазах и злодей, Солдат. Но у меня достаточно мозгов. Я образованный злодей.
— Ты хвастун. Однако давай послушаем твою историю.
— С тех пор как все мы оказались в западне этой реальности, я накрепко запомнил урок, который усвоил у жрецов. Существует только один мир; он подобен костру в пещере и, как огонь, отбрасывает тени на ее стены. Эти тени — тоже миры, но более тусклые и отличаются от своего прародителя. Неровная поверхность скалы, на которой они пляшут, искажает их очертания. Ты находишься в мире тени, Солдат.
— А мой старый мир, стало быть, настоящий! — выдохнул рыцарь.
Гумбольд ухмыльнулся.
— Ты еще более глуп, чем я думал. Разумеется, нет. Это тоже тень. Ты и я — всего лишь люди. Мы не можем жить в истинном мире. Он слишком ярок для наших глаз, слишком горяч для наших тел, слишком жесток для наших душ. Там мы бы ослепли, растаяли и испарились за несколько секунд. Даже семеро богов не сумеют в нем выжить, так что ж говорить об обычных смертных? Некоторые говорят: истинный мир — это рай, где обитают души. Другие полагают, что для людей он недостижим. Там обитают какие-то иные сущности, наслаждаясь чудесным светом и вечной радостью.
— У меня и сейчас есть свет и радость! — крикнул Солдат. Откровения, которые он выслушивал в убогой лесной хижине из уст презренного врага, повергли его в растерянность. Как же так? Гадкий человек, не стоящий грязи на когтях ворона, подлец, которого он ненавидел всей душой, просвещает его…
В отчаянии Солдат посмотрел на ворона, сидевшего, склонив голову набок, и слушал, слушал…
— Ты лжешь. Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя слабым и уязвимым.
Гумбольд удивленно посмотрел на Солдата, и устало покачал головой.
А ворон произнес:
— Он говорит правду, Солдат.
Солдат резко обернулся к птице:
— Ты тоже знаешь обо всех этих вещах?
— Нет. Но я чувствую, когда человек лжет.
У Солдата екнуло сердце. Он сам ничем не лучше Гумбольда — человека, которого он презирал и ненавидел всей душой. Он тоже убивал, движимый лишь местью. Сейчас, когда он держал ладонь на рукояти меча, его память вытекала из клинка и подобно грязной воде просачивалась в разум. Любимая им некогда женщина — первая невеста Розалинда — была из Драммондов! Там, в далеком мире, родич Солдата рыцарь по имени Лохинвар тоже полюбил женщину из вражеского клана. Лохинвар похитил возлюбленную и увез ее в далекие края. Однако Валехору была уготована другая судьба. Он также бежал со своей невестой, но преследователи настигли их в заснеженном лесу, и женщина пала под ударом драммондовского меча. Меча ее собственного брата!…
Древняя клановая вражда разгорелась снова, кровь потекла по земле. Валехоры убивали Драммондов, Драммонды убивали Валехоров, пока один рыцарь Валехор не заманил в ловушку весь клан Драммондов и не вырезал его. Всех, кроме одного человека. И теперь этот человек преследовал его, перемещаясь по мирам. Их обоюдная ненависть сметала любые преграды. Да, Валехор тоже убил женщину — молодую жену Драммонда, одетую в мужские доспехи. С тех пор Драммонд пылал жаждой мести… А как, должно быть, забавлялись боги, глядя на них!
— Ладно, хватит! Не желаю больше ничего слышать, — сказал Солдат, понимая, что на сегодня с него достаточно откровений и переживаний. — Если я увижу Драммонда, то пройду мимо него без единого слова.
— Ха! — воскликнул Гумбольд. — А мне придется ночевать в одной хижине с болваном из ниоткуда.
— Можешь уходить. Как раз поднялся ветер, я слышу, как он воет среди деревьев. По моим подсчетам, ты замерзнешь, прежде чем доберешься до нижней тропы. Не желаешь оставаться — вали отсюда.
— Смотри, допрыгаешься! Я зарежу тебя во сне. Спи почутче, не то… урггхххх…
Солдат в два шага пересек комнату. Его лицо перекосило от злости. Гнев вздымался в груди и опалял внутренности огнем. Он был готов переломить шею Гумбольда, как прутик. Солдат схватил старика за горло и стиснул покрепче. Глаза канцлера наполнились страхом. Слабыми пальцами он вцепился в запястье Солдата, но не сумел ослабить его хватку. Гумбольд понимал, что он на волоске от смерти, и быстро пошел на попятный.
— Пожалуйста, — выдохнул он, силясь оторвать руку Солдата от своей шеи. — Хватит… Не надо!…
Солдат, ослепленный яростью, едва мог говорить.
— Если… если ты… сделаешь хоть один шаг ко мне… к моей постели, я тебя раздавлю, как клопа, понял? Ты понял?!
Гумбольд судорожно кивнул.
Солдат отпустил его, понимая, что в очередной раз позволил черным страстям овладеть разумом.
Гумбольд упал на пол, держась за шею, корчась и тяжело дыша, а Солдат повернулся к нему спиной и вышел на улицу — проведать лошадь и вдохнуть свежего воздуха. Ему нужно было усмирить ярость, бушевавшую в душе.
За стенами хижины задувал буран, и несчастная кобыла дрожала под ударами ветра. Позади хижины располагался навес, однако для лошади под ним недостало бы места, поскольку там уже стоял осел Гумбольда. Солдату пришлось вести лошадь в хижину. Несчастное животное едва протиснулось в дверной проем; копыта застучали по деревянному настилу пола. В хижине было не так уж много места. Солдат устроил кобылу у стены, под скатом наклонной крыши, возле крошечного незастекленного оконца. Лошадь сочла, что здесь гораздо уютнее, чем на улице. Она покорно стояла на месте и сквозь дымоходное отверстие глядела наружу, где гнулись под ветром черные стволы деревьев.
Гумбольд поднялся с пола, потирая шею, доковылял до скамьи с разложенной постелью и опустился на краешек. Так он и сидел, не шевелясь и глядя в пол.
— Ну что ж, если вы выяснили отношения, то не пора ли нам устраиваться на ночлег?
Это, разумеется, сказала черная птица, восседавшая на скамье Солдата — в противоположном от Гумбольда конце комнаты.
— А, ворон, — вяло пробормотал Солдат. — Я совсем позабыл о тебе. Тебя надо покормить? Не знаю, какой пищи тебе предложить — уж точно не червей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Как это возможно?
— Очень просто. Все воды всех миров тени, так или иначе, воссоединяются. Ручей впадает в реку, река в море, а море — часть океана. Течения влекут за собой самые разные предметы и оставляют их то тут, то там…
— Нет, не то. Как все это возможно? Постой-ка… Ты сказал «миры тени»?
— Ты никогда не ходил в школу, Солдат? И не беседовал надлежащим образом с нашими философами и жрецами? С людьми, которые знают все о царстве духов? Разумеется, нет! Ты воин, а не ученый. И не станешь терять время на призрачные теории об устройстве вселенной, верно? Вы, молодежь, все сплошь жуткие невежды. Те, кто жаждал знаний, отправились к мудрецам, задали им вопросы, выслушали ответы. Я, может быть, в твоих глазах и злодей, Солдат. Но у меня достаточно мозгов. Я образованный злодей.
— Ты хвастун. Однако давай послушаем твою историю.
— С тех пор как все мы оказались в западне этой реальности, я накрепко запомнил урок, который усвоил у жрецов. Существует только один мир; он подобен костру в пещере и, как огонь, отбрасывает тени на ее стены. Эти тени — тоже миры, но более тусклые и отличаются от своего прародителя. Неровная поверхность скалы, на которой они пляшут, искажает их очертания. Ты находишься в мире тени, Солдат.
— А мой старый мир, стало быть, настоящий! — выдохнул рыцарь.
Гумбольд ухмыльнулся.
— Ты еще более глуп, чем я думал. Разумеется, нет. Это тоже тень. Ты и я — всего лишь люди. Мы не можем жить в истинном мире. Он слишком ярок для наших глаз, слишком горяч для наших тел, слишком жесток для наших душ. Там мы бы ослепли, растаяли и испарились за несколько секунд. Даже семеро богов не сумеют в нем выжить, так что ж говорить об обычных смертных? Некоторые говорят: истинный мир — это рай, где обитают души. Другие полагают, что для людей он недостижим. Там обитают какие-то иные сущности, наслаждаясь чудесным светом и вечной радостью.
— У меня и сейчас есть свет и радость! — крикнул Солдат. Откровения, которые он выслушивал в убогой лесной хижине из уст презренного врага, повергли его в растерянность. Как же так? Гадкий человек, не стоящий грязи на когтях ворона, подлец, которого он ненавидел всей душой, просвещает его…
В отчаянии Солдат посмотрел на ворона, сидевшего, склонив голову набок, и слушал, слушал…
— Ты лжешь. Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя слабым и уязвимым.
Гумбольд удивленно посмотрел на Солдата, и устало покачал головой.
А ворон произнес:
— Он говорит правду, Солдат.
Солдат резко обернулся к птице:
— Ты тоже знаешь обо всех этих вещах?
— Нет. Но я чувствую, когда человек лжет.
У Солдата екнуло сердце. Он сам ничем не лучше Гумбольда — человека, которого он презирал и ненавидел всей душой. Он тоже убивал, движимый лишь местью. Сейчас, когда он держал ладонь на рукояти меча, его память вытекала из клинка и подобно грязной воде просачивалась в разум. Любимая им некогда женщина — первая невеста Розалинда — была из Драммондов! Там, в далеком мире, родич Солдата рыцарь по имени Лохинвар тоже полюбил женщину из вражеского клана. Лохинвар похитил возлюбленную и увез ее в далекие края. Однако Валехору была уготована другая судьба. Он также бежал со своей невестой, но преследователи настигли их в заснеженном лесу, и женщина пала под ударом драммондовского меча. Меча ее собственного брата!…
Древняя клановая вражда разгорелась снова, кровь потекла по земле. Валехоры убивали Драммондов, Драммонды убивали Валехоров, пока один рыцарь Валехор не заманил в ловушку весь клан Драммондов и не вырезал его. Всех, кроме одного человека. И теперь этот человек преследовал его, перемещаясь по мирам. Их обоюдная ненависть сметала любые преграды. Да, Валехор тоже убил женщину — молодую жену Драммонда, одетую в мужские доспехи. С тех пор Драммонд пылал жаждой мести… А как, должно быть, забавлялись боги, глядя на них!
— Ладно, хватит! Не желаю больше ничего слышать, — сказал Солдат, понимая, что на сегодня с него достаточно откровений и переживаний. — Если я увижу Драммонда, то пройду мимо него без единого слова.
— Ха! — воскликнул Гумбольд. — А мне придется ночевать в одной хижине с болваном из ниоткуда.
— Можешь уходить. Как раз поднялся ветер, я слышу, как он воет среди деревьев. По моим подсчетам, ты замерзнешь, прежде чем доберешься до нижней тропы. Не желаешь оставаться — вали отсюда.
— Смотри, допрыгаешься! Я зарежу тебя во сне. Спи почутче, не то… урггхххх…
Солдат в два шага пересек комнату. Его лицо перекосило от злости. Гнев вздымался в груди и опалял внутренности огнем. Он был готов переломить шею Гумбольда, как прутик. Солдат схватил старика за горло и стиснул покрепче. Глаза канцлера наполнились страхом. Слабыми пальцами он вцепился в запястье Солдата, но не сумел ослабить его хватку. Гумбольд понимал, что он на волоске от смерти, и быстро пошел на попятный.
— Пожалуйста, — выдохнул он, силясь оторвать руку Солдата от своей шеи. — Хватит… Не надо!…
Солдат, ослепленный яростью, едва мог говорить.
— Если… если ты… сделаешь хоть один шаг ко мне… к моей постели, я тебя раздавлю, как клопа, понял? Ты понял?!
Гумбольд судорожно кивнул.
Солдат отпустил его, понимая, что в очередной раз позволил черным страстям овладеть разумом.
Гумбольд упал на пол, держась за шею, корчась и тяжело дыша, а Солдат повернулся к нему спиной и вышел на улицу — проведать лошадь и вдохнуть свежего воздуха. Ему нужно было усмирить ярость, бушевавшую в душе.
За стенами хижины задувал буран, и несчастная кобыла дрожала под ударами ветра. Позади хижины располагался навес, однако для лошади под ним недостало бы места, поскольку там уже стоял осел Гумбольда. Солдату пришлось вести лошадь в хижину. Несчастное животное едва протиснулось в дверной проем; копыта застучали по деревянному настилу пола. В хижине было не так уж много места. Солдат устроил кобылу у стены, под скатом наклонной крыши, возле крошечного незастекленного оконца. Лошадь сочла, что здесь гораздо уютнее, чем на улице. Она покорно стояла на месте и сквозь дымоходное отверстие глядела наружу, где гнулись под ветром черные стволы деревьев.
Гумбольд поднялся с пола, потирая шею, доковылял до скамьи с разложенной постелью и опустился на краешек. Так он и сидел, не шевелясь и глядя в пол.
— Ну что ж, если вы выяснили отношения, то не пора ли нам устраиваться на ночлег?
Это, разумеется, сказала черная птица, восседавшая на скамье Солдата — в противоположном от Гумбольда конце комнаты.
— А, ворон, — вяло пробормотал Солдат. — Я совсем позабыл о тебе. Тебя надо покормить? Не знаю, какой пищи тебе предложить — уж точно не червей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76