Утро? И сознание этого пронзило мозг Валориана с той же силой, с какой пробудившееся солнце освещало все вокруг. Он закрыл глаза от яркого света и застонал. Он провел в комнате наедине с Тирранисом всю ночь. А ему показалось, что прошла целая вечность.
Спустя некоторое время мягкое движение носилок и сознание того, что он был далеко от Тирраниса, начали убаюкивать его, погружая в состояние своеобразной летаргии. Ему было холодно. Его тошнило. Его запястья и щиколотки были содраны кандалами и кровоточили, лимфатические узлы распухли от побоев, мышцы были словно разорваны на части. Каждая клеточка его тела испытывала боль. Он надеялся, что если бы ему удалось некоторое время полежать неподвижно, схватки боли покинули бы его. Он не пытался оглядеться, чтобы узнать, куда его несут.
Он не слышал шумного гомона заполненных улиц, на которые собирались все чадарианцы в ожидании базара. Ничто не могло пробиться сквозь окутавшую его пелену, пока вдруг знакомый голос не прокричал что-то на чадарианском наречии рядом с его головой.
Он удивленно открыл глаза и уставился в лицо пьяного чадарианского фермера, который в одной руке держал флягу с элем, а в другой зажал куриную ногу. Фермер изо всех сил размахивал куриной ногой, указывая на Валориана, и даже пытался идти рядом с носилками, выкрикивая во всю мочь какие-то слова. Своим затуманенным сознанием Валориан все же вдруг понял, что знает этого человека. Это был Айдан. У него было время, чтобы медленно подмигнуть брату и заметить слабый кивок облегчения в ответ, пока стражники не подтолкнули Айдана назад в направлении пивнушки и не продолжили свой путь. Глаза Валориана вновь сомкнулись, и он расслабился, ободренный присутствием брата.
Спустя короткое время они достигли башни на высоком берегу реки Мирил. Крепость представляла собой старую возвышающуюся груду камней, которые видали на своем веку и лучшие дни. Стены были местами пробиты и изъедены, а крыша явно нуждалась в ремонте. Вход охраняла квадратная невысокая башня, которая, собственно, и дала название всему этому месту. На первом и втором этажах вовсе не было окон. Входом служили четыре двери. Но только одна из них, которая и служила главным входом, была достаточно широка, чтобы пропустить людей и носилки.
Валориан услышал ржание лошадей, когда его внесли во внутренний двор. Он открыл глаза в надежде увидеть Хуннула, но разглядел всего лишь стойло неподалеку, в котором находились кобылы для курьеров и часовых. Он сделал вывод, что рядом с гарнизоном должны были быть еще и другие корали для лошадей. Возможно, что Хуннул был там.
Он старался держать глаза открытыми, когда они проходили через двор, а потом вступили в длинный узкий холл. Он был полон сновавшими туда-сюда солдатами, стражниками, застывшими на посту, и гражданскими лицами, имевшими такое выражение, будто они с головой ушли в чрезвычайно важную работу. В холл выходили двери и коридоры, открывая помещения, полные солдат, и разные комнаты, назначение которых было Валориану неизвестно. Солдаты, которые несли носилки с его телом, прошли по главному коридору и остановились перед тяжелой укрепленной дверью в конце его. Ее охранял вооруженный до зубов охранник. Он безразлично взглянул на Валориана и протянул ключ, чтобы они могли войти.
Их путь вниз лежал по длинной каменной лестнице, эхом разносившей звук шагов в едва освещенном факелами помещении. Воздух был тяжел и насыщен холодом, сыростью и запахами гниения. Камеры старой башни были спрятаны глубоко под землей в самом основании крепости, куда не проникал солнечный свет. Из-за того, что место это находилось рядом с рекой, стены сочились влагой, а полы частенько бывали скользкими от ила, грязи и выступавшей глины.
В конце лестницы находился небольшой проход, по обе стороны которого располагались массивные двери. Валориан заметил, что камеры не были большими, но по долетавшему сюда шуму и звукам он заключил, что вся группа, состоявшая почти из ста заложников, находилась здесь, в этих безумных камерах.
Темница была плохо освещена, лишь несколько жалких факелов чуть мигали на стенах. Звуки шагов и приближение света привлекли всеобщее внимание. Из темноты к решеткам приблизились лица, зазвучал людской шепот.
– Кто это? – спрашивали они друг друга.
Потом вдруг кто-то закричал: «Кьерла! Это же Валориан!», и вся темница наполнилась плачем, криками и жалобными причитаниями.
– Заткнитесь, собаки! – заорал командующий.
Но его приказ не возымел никакого действия. Эти люди были в отчаянии, а Валориан был их единственной надеждой. Благодаря счастливой случайности, стражники отворили дверь последней камеры, где находилась Кьерла и, наверное, еще человек двадцать. Солдаты, отталкивая их, опустили носилки на пол, а затем начали ожесточенно прокладывать себе путь назад, прочь от этого гула, вони и темноты.
Валориан ощутил прикосновение любимых рук к плечам, ее пальцы нежно ощупывали его лицо и суставы. Он знал, что рядом с ней он в безопасности. Вздохнув, он закрыл глаза и погрузился в сон.
Этот день тянулся очень медленно для тех, кто был заточен в темнице, и для тех, кто рассеялся по городу или спрятался в полях за городскими стенами. Солнце ползло по небу с такой медлительностью, что нервы готовы были лопнуть от напряжения. И это продолжалось все утро, потом день, пока наконец не наступил вечер. Глубоко под землей, в темницах, люди не могли видеть, как солнце опускалось за горизонт, но их тела почувствовали это, а сведенные желудки взорвались от голода.
Из сонного забытья Валориана вернуло позвякивание металлических горшков. Стражники вносили в камеры большие кастрюли супа. Кьерла почувствовала, как он напрягся, и ее сердце наполнилось облегчением. Она принесла ему миску с супом, подняла его голову и осторожно накормила его. Он бы съел и больше, несмотря на то что суп был водянистым и пустым. Ничто не напоминало еды в его содержании, но кастрюли уже опустели, и их унесли.
Очень медленно и осторожно Валориан приподнялся и сел на носилках. Отдых, еда и его природная выносливость сотворили маленькое чудо: ему стало лучше. Он мог двигаться, только мускулы были напряжены и болели при движении. Исчезли ужасные мускульные спазмы боли. К тому же ему крупно повезло, что ничего не было сломано. Ему вдруг пришло на ум, что генерал Тирранис, наверное, не выносил вида крови. Во всяком случае, это могло объяснить, почему генерал с таким искусством мог причинять боль, не вызывая крови, и почему он всегда носил перчатки.
– Что с тобой случилось, Валориан? – прошептала Кьерла. – Что ты здесь делаешь?
В темноте было слышно, как он вздохнул:
– Я сдался на их милость, чтобы Тирранис отпустил вас всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97