Он думал о своих картинах и о Модести Блейз. Он вспоминал изгибы ее тела, ее кожу, ее теплую плоть, и то, как она лежала в его объятиях. Он вспоминал разные мелочи из прошлого: как она наклоняла голову, когда задумывалась, то, как она поправляла выбившуюся прядь волос, внезапные редкие улыбки, вазочки с полевыми цветами, которые стояли в ее комнате.
Хагану показалось просто невероятным, что все это грани одной и той же женщины, о которой говорил Вилли. Женщины, которая в течение нескольких лет руководила криминальной Сетью, которая на днях своими руками отправила на тот свет наемного убийцу на рыночной площади в Антибе. Та же самая женщина, которая послала его с Вилли убить Пако, которая нещадно гоняла их всех, чтобы найти хоть какие-то нити, ведущие к Габриэлю, женщина, которая была так уверена в себе, так прекрасно подготовлена и так беспощадна, что не желала играть вторую скрипку в оркестре под управлением другого, мужчины!
Это казалось не просто невероятным. Это казалось нереальным. Реальность содержалась в другом: в теплоте ее тела, в податливости на ложе любви. Она являла собой великую ценность. Неужели этой ценностью нужно рисковать ради двух ящиков каких-то камешков? Ради Тарранта или Абу-Тахира? Ради чего вообще стоило подвергать ее опасности?
Бессмысленность всего это обожгла Хагана, словно ледяной душ спящего человека. Теперь он понял, что говорил ему Вилли Гарвин — насчет воображения, насчет того, что может случиться, когда будут выхвачены ножи и польется свинцовый град. Случиться с Модести Блейз!
Хагана прошиб пот. Он внезапно испугался.
Над деревьями взошла полная луна. Пол Хаган закрыл ставни, выключил свет и снял халат.
Завтра приедет Таррант. Он думал об этом, надевая пижамные брюки и подбирая из пепельницы недокуренную, еще дымившуюся сигарету.
День выдался странный. Часам к четырем появилась Модести. Она выглядела по-новому. Напряжение, проявлявшееся в глазах, исчезло, и вообще она вся как-то сверкала, напоминая Хагану нож, который только что закалили, отточили и отполировали.
Она выехала на одной из их машин и отсутствовала часа два. На вопрос Хагана, где она пропадала, Модести ответила:
— По личным делам, Поль.
Остаток дня прошел тихо. Никаких существенных переговоров и событий не случилось. Вилли Гарвин большую часть времени сидел у себя в комнате. Хаган затушил сигарету. У него заныли скулы. Он больше не задавал никаких вопросов насчет Модести, потому что принял решение, как себя держать. В дверь постучали. Он накинул на себя пижаму. Дверь открылась, и вошла Модести. На ней были белые туфли и белый халат в зеленую полоску.
— Почему бы нам не выпить на сон грядущий? — сказала она и поставила на столик поднос с двумя стаканами. — Тебе Джин, мне красное вино. Устраивает?
Хаган обратил внимание, что она плотно затворила за собой дверь. Он бросил пижамную куртку на кровать и лукаво осведомился:
— По глотку и баиньки?
— И баиньки, если, пока я здесь, у тебя не возникнет других желаний, — отозвалась Модести. Глаза ее были вроде бы совершенно серьезными, но в самых глубинах их таилось озорство и что-то еще, отчего у Поля вдруг в низу живота стал разгораться пожар.
— Все, что я захочу? — поддразнивая, осведомился Поль.
— Да.
Он взял ее за плечи и спросил:
— Ты же сказала, что так ведут себя любители, а не профессионалы. Что заставило тебя изменить свою позицию?
Она молча пожала плечами, и он заметил в ее глазах сильную усталость.
— Не знаю, — ответила она, — может, сплошные неудачи. Понятия не имею, что я завтра скажу Тарранту.
— Вилли Гарвин предсказывает крутые дела.
— Он надеется. Вилли слишком верит в меня. Увы, его, похоже, тоже ожидает разочарование.
Хаган принялся расстегивать ее халат. Он начал сверху. На халате было шесть пуговиц. После третьей он понял, что под халатом у нее ничего нет. Он скинул его, потом, чуть отстранив от себя Модести, посмотрел на нее. Она не шелохнулась.
— Зато я знаю, что я скажу Тарранту, — сообщил он. — Я выхожу из игры. И ты тоже, Модести. — Его пальцы сильнее стиснули ее плечи. — Я внезапно протрезвел. — Его взгляд упал на ее грудь, бедра, потом снова Поль посмотрел ей в глаза. — Надо быть просто психом, чтобы рисковать такой красотой ради двух коробок со стекляшками, даже если бы они принадлежали мне.
— Ты действительно так ко мне относишься, Поль?
Его руки обняли ее талию, притянули к себе. Кончики ее сосков коснулись его груди.
— Только ты, — сказал он. — Только ты что-то для меня значишь. Теперь я это понял, и теперь я буду дирижировать этим концертом. Только концерта не будет. А будем ты да я. Мы уедем. — Он смотрел на нее, словно ястреб, готовый камнем спикировать на жертву. Глаза его сузились, превратились в два твердых бриллиантика. — Тарранту меня не остановить. И Вилли тоже. Да и тебе самой это не удастся.
Она, чуть откинув голову, посмотрела на него. Потом вдруг уткнулась лицом ему в плечо. Он почувствовал, как ее зубы легонько укусили его. Она тесно прижала его к себе.
— Хватит болтать, — сказала она, и голос ее сделался хриплым и прерывистым. — Хватит попусту болтать. Лучше сделай что-нибудь, и поскорее.
Он взял ее на руки и повернулся к кровати. На этот раз все было не так, как тогда, в его квартире, но все-таки не менее прекрасно. Теперь ему казалось, что Модести жаждала лишь одного: оказаться полностью покоренной им, что источник ее все нараставшего наслаждения заключался в умении предвидеть его желания и помочь им осуществиться.
Наконец Хаган затих, выбившись из сил. Через некоторое время она перекатилась на бок, потом встала на колени.
— Ну, вот теперь, — тихо сказала она, — можешь говорить. — Она встала, подошла к туалетному столику, вытащила да пачки две сигареты, зажгла их и вернулась в кровать. — Держи, милый, — сказала она.
Поль лениво привстал, взял одну сигарету. Он потратил много энергии, но в то же время чувствовал удивительный прилив сил и уверенности.
— О чем теперь говорить? — удивился он, проводя пальцами по ее шее и плечу. — Мы все уже сказали друг другу.
— Да. — В том, как она произнесла это короткое слово, слышалась явная грусть. Она казалась маленькой, юной, и, глядя на нее, Хаган почувствовал, как в нем возникает желание оградить ее от всех бед и неприятностей этого мира.
— Ты замерзнешь, — сказал Поль, накидывая ей на плечи одеяло.
— Мне отлично, — возразила Модести, встала и взяла поднос с двумя стаканами. — За нас с тобой. — Она снова села на кровать, и Хаган протянул руку к стакану с джином.
— Не беспокойся насчет Тарранта, — сказал Хаган. — Я ему объясню, в чем дело.
Вилли Гарвин лежал на кровати полностью одетый. Чемоданы и сумки были тщательно упакованы. Раздался скрип ступенек на лестнице, и вскоре в комнате появилась Модести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66