Аведжийская осень радовала мягкими, теплыми днями, и они шли, молча, среди вечнозеленых лесов Вей-Кронга, думая каждый о своем. Аттон размышлял, о том, что нападение на их караван было подстроено специально, для того, что бы потом обвинить власти Прассии, и дать повод для начала войны. За ними шли от самой границы, ожидая, пока где-то аведжийская конница подготовиться к переправе, пока заблокируют дороги и форпосты. А потом напали, и не дожидаясь результата, растрезвонили окрест, что солдаты ландграфа беззастенчиво грабят аведжийских купцов. Аттон вспомнил злое лицо кавалерийского полковника, которому Краб, запинаясь и путаясь в словах, попытался объяснить произошедшее. Ответ был прост и понятен, и Аттону стоило большого труда удержать Файю, от попыток броситься с секирой на всю конную сотню.
О чем думал Мерриз, сказать было сложно, но едва они пересекли аведжийскую границу, он подошел к Аттону, и показал небольшую склянку, с иссиня—черным содержимым.
— Не смотря, на то, что солдаты пока не обращают на тебя внимание, настоятельно рекомендую тебе, друг мой, окрасить кожу и волосы…
Аттон улыбнулся.
— Ты хороший советчик, монах… Спасибо, но у меня есть подобное средство.
В эту же ночь, Аттон покрасил волосы и втер в кожу состав, которым его снабдили в Норке. Этим составом, в свое время пользовался и отец Аттона. Утром, Мерриз, черноволосый и смуглокожий критически посмотрел на грязно—каштановые волосы Аттона и безразлично отвернулся. Файя, в свою очередь, переводя взгляд со своей кружки на Аттона, пробормотал с испугом:
— Сто тысяч Джайлларских свиней! Я допился… — потом, задумчиво глядя на пустой бочонок, добавил, — знаешь, Птица-Лезвие… В своих людях я уверен, они не побегут доносить на тебя, но в городе, будь осторожней.
— Спасибо за совет, Старый. — Аттон произнес эти слова на ахедтжи, старом языке Вей-Кронга. Краб удивленно приподнял брови.
Мимо них, с грохотом и лязгом, пронеслась на восток очередная конная сотня.
После полуночи, дождавшись когда зайдет Вторая Луна, Аттон осторожно переоделся на ощупь, в полной темноте. Скинув, свой видавший виды, походный костюм, он натянул плотное шерстяное белье и черный, цвета ночи, кожаный комбинезон, принадлежавший, когда-то его отцу. Он оставил свои избитые, толстой кожи сапоги, так хорошо послужившие ему на большаках, и надел легкие, бесшумные, сделанные из перепонок мантикоры, сапожки, на тонкой прочной подошве. Потом извлек из своего дорожного мешка водонепроницаемый ранец, и сложил туда, все самое необходимое, и закрепив меч, ножи и метательные лезвия, подхватил лук, вышел в полутемный зал постоялого двора. Постояв немного над храпящим, как стадо форелнских туров, Крабом, он положил у его ног свой дорогой, красного дерева лук, и тихо, словно тень, вышел в ночь. Но, не пройдя и ста шагов, почувствовал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел два горящих, ярко-зеленых глаза.
— Только не говори, монах, что нам с тобой по пути…
— Может да, Птица-Лезвие, может нет… Путь человека есть сон. Он так же сложен ночью, как и прост днем. И также мимолетен, как видение… Ты проходишь днем мимо реки, не оборачиваясь, по ночью… Ночью ты будешь судорожно искать брода, и бояться сделать лишнее движение… Ты узнаешь меня в ночи, Птица-Лезвие?
— Узнаю, если ты человек… Если ты не изменишься…
— Почему я должен измениться?
— Все меняется, монах… Посмотри, это написано в твоих книгах. Прощай… — Аттон, не оборачиваясь, зашагал к реке.
— Прощай, воин…
Утром Аттон, втиснувшись между двумя ящиками, плыл в темном чреве галеры на юг.
53
— Послушай, Ландо, что пишет Теобальд Расс об оборотнях… — Россенброк, сидел на низкой тахте и близоруко щурился в огромный фолиант, который держал на коленях:
«В далекой Борхее, где люди живут среди чудовищ всяческих, бытует обычай странный: рожениц, чей срок приходится на ночи проклятых, кои с полнолуния до новолуния длятся, режут прилюдно ножами острыми, ибо считают, что ребенок, родившийся в дни эти, есть оборотень проклятый. Обычай подобный существует и в Анбире, и других землях на севере…» Оборотни… Люди, превращающиеся в зверей… Древние кости … В этом что-то есть. Ландо… Эх, не верю я в колдовство! Кто же тогда этот Торк? Один из крупных мошенников, засевших в Норке? Из тех, о ком мы нечего не знаем? Не зря, не зря в этом замешаны монахи…
— Позволю напомнить господину канцлеру, что до вторжения в Прассию, долгорские монахи были замечены на границах Бадболя. Их проследили почти до самого Виеста. В тоже время, в Виесте видели небезызвестного Аттона Сорлея. Птицу-Лезвие. Но, там путь славного головореза оборвался. По сообщениям, его повесили аведжийские купцы на базарной площади Виеста…
— Кого, Птицу-Лезвие повесили купцы? — Россенброк поднял глаза на Ландо. — Судя по тому, что мы о нем знаем, для того, чтобы его повесить понадобился бы целый арион купцов…
— Да, господин канцлер, подобная мысль также пришла в голову нашему человеку в Виесте. Он проследил все выходящие в сторону Прассии караваны, и в охране одного из, них обнаружил очень похожего человека.
— Они заметают следы, Ландо. Птица-Лезвие, также, как его отец когда-то, работает на кого-то из Норка… Может, на того, кого мы ищем?
— Вполне возможно, господин канцлер! Вы помните, что в свое время Птица-Лезвие оказал Империи неоценимую услугу, уничтожив банду Душегуба Крэя, предотвратив тем самым, возможный конфликт с Данлоном и Биролем.
— Душегуб мешал многим, не только Империи… Ты знаешь. Ландо, о том, что Крэй выдавал себя за внебрачного сына короля Венцеля?
— Да, господин канцлер. Такой слух имел место…
— А, что, если это правда? Можно ли допустить мысль о том, что Душегуб Крэй действительно был сыном короля Венцеля? Тогда, убийство его, имеющего кровь венценосной особы, вполне укладывается в схему уничтожения правящих родов… Но, это, пожалуй, слишком сложное предположение. Проще допустить, что Птицу-Лезвие нанял кто-то из торговых кругов Норка, которым Душегуб тоже изрядно мешал.
— Также, наш человек в Виесте, сообщил, что мечником из Норка, очень интересовался Гайсер, по прозвищу Щуколов, правая рука господина Дибо… Однако, люди Щуколова, встретили неожиданное сопротивление со стороны аведжийской диаспоры…
— Ничего странного… Сами аведжийцы, из тех, кто имел с ним дело, не очень чтят господина Дибо…
— Так, при странных обстоятельствах сгорел в своем доме, некий Каммиус Кирр. Кирр был двойным, если не тройным агентом. Он работал на нас, достаточно продуктивно, так как, в основном имел дело с контрабандистами, и как выяснилось, позже, он работал и на Дибо, и возможно еще на кого-то…
— Почему сразу не придавили гадину?
— Господин канцлер, Джемиус посчитал, что проследив за Кирром, мы сможем кое-что выяснить…
— Ну что, выяснили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86