Аттон опустил голову.
— Вы знаете не все, святые братья Обители… Вам только кажется, что вы знаете много… А на самом деле… Я не знаю, что должно было находиться в чаше. В послании меня просили убедиться в том, что в чаше покоится не рука забытого владыки, а нечто иное, что так прячут аведжийские Правители. Что-то связанное с древней тайной всего правящего рода…
— Странно, воин… Но я получил почти такие же указания… Ну, и что же ты знаешь об этой чаше?
— Я? Ничего. Знать — не мое дело… Мое дело — убивать, натирать мозоли на заднице об седло и сбивать в кровь ноги на большаках…
— Тогда, быть может немного истории?
— Да? Было бы неплохо… Если ты точно знаешь о чем говоришь. Помниться, старый монах в семинарии пытался убедить меня в том, что где-то живут люди с песьими головами. Хотя… В свете последних событий истории про людей с песьими головами могут показаться просто веселой шуткой…
— Ты учился в семинарии? — Мерриз удивленно поднял тонкие девичьи брови. — конечно же, ты говоришь совсем не как простолюдин…
— Не льсти мне, хитрый монах… Можно подумать, что ты совсем ничего обо мне не знаешь. А учился я больше у своего отца и дяди… Мой отец знал множество языков и наречий, он был лучшим мечником Лаоры, он мог убить человека одним ударом ладони и приготовить замечательный ужин из рогатой крысы. Он записывал предания и разбирался во всех тонкостях маскировки. Мой дядя Степ никогда не выходил за пределы родного города, но зато он научил меня слушать Солнце, Луны и звезды. Он объяснил мне природу воды и ветра, камня и металла. Он научил меня… Впрочем… А… — заметив, что Мерриз усмехается уголками губ, Аттон выругался сквозь зубы. — Ты опять обманул меня, монах! Ты уходишь от ответа, как аведжийский вор от судебного пристава в Марцине…
— Ладно-ладно, воин… — Мерриз рассмеялся, сверкнув белоснежными зубами. Расскажу… Хотя история твоей жизни более, чем оригинальна и я бы с удовольствием….
Аттон тихо зарычал.
— Все-все… Слушай… В жизни Гельвинга Теодора Страшного было очень много тайн. Первый Аведжийский Правитель, он получил свой титул Великого Герцога из рук Императора Юриха Второго Завоевателя, за то, что ударил во фланги армии эльфов, в сражении при Долоссе, утвердив тем самым власть людей в Норке, Дрире и западной части Могемии. Он один из первых ворвался в удерживаемый гномами Урт, он возглавил нападение на Зифф, и основал Прассию. Но он также первый напал на своих соплеменников, когда повел армию на Князей Атегатта. Получив во время дележа земель в разрушенном замке у подножия Колл-Мей-Нарата во владение все исконно аведжийские земли, и к ним владения занимаемые ранее гномами и эльфами на юге, ограми на востоке, гремлинами на западе, Гельвинг Теодор посчитал себя обделенным, и захватил земли Марцина, принадлежавшие Князю Атегаттскому Асальтору Второму. И в ответ на предложение вести мирные переговоры, напал на юг Атегатта и потерпел сокрушительное поражение в битве у Топей Кары. Сам Великий Герцог сгинул в этой битве, но верные ему люди нашли и сохранили его отрубленную руку. Сохранили в чаше, из которой, по преданию, перед боем пили вино все рыцари и солдаты Аведжийского войска. Великим Герцогством стал править сын Теодора Ульрих Первый, по прозвищу Коварный, но Аведжия лишилась Прассии, Данлона, а на юге, беглые каторжники и дезертиры основали пиратское государство Бантую. Ульрих Коварный дважды нападал на Латеррат, и трижды на Княжество Боравское, желая отомстить за смерть отца, и провел всю свою жизнь в бессмысленных войнах. После смерти Юриха, попытавшегося подчинить себе все государства на западе, от Латеррата до Бриуля, Императором стал Асальтор Второй Древний, в возрасте ста двух лет. После этого, Князья Атегаттские чаще других становились Императорами, как в Старой, так и в Новой Империи…
— Ты говоришь, монах, о том, чего я никогда раньше не слышал…
— Эту историю не знает никто, кроме долгорских монахов… Для людей остались лишь смутные легенды и предания, порой сознательно извращенные…
— Что-то подобное мне говорил Отец Семьи… Еще, он говорил о том, что люди стали другими, после того, как обрекли себя на какое-то проклятие…
— Ты говорил с Отцом Семьи? — Мерриз, с неприкрытым удивлением поднял брови. — Я знаю, что ты был в Пограничном Лесу, но и не мог подумать, что кому-то из людей доведется беседовать с сами повелителем огров. У меня вдруг возникли странные ассоциации… То, что произошло в Боравии…
— Не бери в голову… Мир полнится вымыслами, монах. Хотя, я действительно видел Отца Семьи, и разговаривал с ним. Вернее, он разговаривал со мной. Так что ты знаешь о Проклятии?
Мерриз задумчиво почесал подбородок, на котором пробивалась редкая светлая щетина… Потом хитро прищурился и потрепал Аттона по плечу.
— Быстро учишься, воин. Я знаю много о проклятиях, как и каждый адепт, верующий в Спираль Бытия… А какое именно ты имеешь в виду? Быть может, что-то из тех сказок, что распространяет по Лаоре твой хозяин? Скорее всего, в них нет ни капли истины.
— Однажды я услышал, как мой отец говорил с дядей Степом о Великом Проклятии, павшем на долю сильных мира сего… Я привык доверять словам своего отца… Предводитель прайдов тоже говорил что подобное…
— Ересь, друг мой воин, ересь и ложь…
— Отец Семьи не стал бы лгать. Видишь ли, монах… Огры не знают, что такое ложь, они не умеют обманывать. В том, что он говорил, действительно была сила. А вот ты знаешь намного больше, чем говоришь мне…
— «Не возложи бремя вины на ближнего своего…» Если Обители и известно что-либо о таком Проклятии, то я этого не знаю…
— Ладно, монах — Аттон встал и осмотрелся вокруг так внимательно, словно боялся упустить какую-нибудь мелочь. — Надо отсюда выбираться…
65
Россенброк сидел в кресле, по своему обыкновению, уставившись в окно. Он вяло повернулся, когда Ландо, вопросительно прошуршал бумагами.
— Я знаю, старик, знаю… Присядь рядом, мой друг, у тебя нездоровый вид… — Россенброк рассеяно перебрал желтые листы и тяжело вздохнул. Уже неделю канцлера мучили сильные боли в груди. Сердце тяжко билось, и казалось, вот-вот остановится. «Еще немного, Великий Иллар, прошу тебя, еще немного… Мне… И ему…»
Россенброк посмотрел на слугу с печальной нежностью. Ландо кряхтя примостился рядом, на краешке кресла. Морщинистое лицо его выражало лишь безграничную благодарность. Россенброк видел, что старику, с каждым днем становиться все хуже. Глаза слуги постоянно слезились, а пышные бакенбарды печально обвисли. Но рука его, рука бывалого мечника, была по прежнему тверда, и нисколько не дрожала, в чем Россенброк убеждался, видя, как Ландо наливает вино.
« Как я буду жить без тебя старик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86