Банкет по окончанию собрания руководство закатило такой сверхшикарный, что мужики полгода вспоминали: водка «Смирнов», блины с икрой, коньяк и пельмени с лосятиной.
У Ивана сердце желудочным соком обливалось от досады. Наследующее собрание побежал вприскочку.
Сергей Кобзев на собрании скрывался от медленного яда жены.
В ночь после собрания он уезжал на рыбалку. Жена всю жизнь тихой ненавистью непереваривала крючки, поплавки, блесна и мужа при них. День накануне отъезда на лов превращала в каторгу. Не кричала, посуду об голову мужа не била, но придирками выматывала душу в лоскутья. И надо было терпеть изо всех сил: взорвешься — получишь шлагбаум перед носом любимого мероприятия. Серега подозревал, она даже на погоду влияла. Как рыбалка, так зимой заметелит вьюга, а летом — волна или машина ломается.
«Отсижусь на собрании», — сбежал Серега во дворец культуры.
Иван Попелышко узнал от электрика, что дискотеку уже готовят для банкета, и со спокойной душой пошел в зал заседаний.
Собрание катило по накатанной дорожке часа три. Отчетный доклад генерального директора комбината и руководителя акционерного общества господина Бомбасова, выступление зама по экономике и т.д. и т.п. Кто-то слушал, кто-то дремал, Серега Кобзев решал — на какое озеро лучше ехать.
Взбаламутил болото зам. директора по кадрам, господин Лопасев. Взбаламутил, аж пузыри пошли.
— Не пора ли нам посмотреть правде в глаза? — начал он. — Так ли уж все ладненько на комбинате, как мы тут слышали?..
И пошла писать деревня об устаревшем оборудовании, на котором без модернизации далеко не уедешь, о свертывании программы строительства жилья, о закрытии детских садиков.
«А ведь точно чешет!» — думали одни.
«В наше время из четырех директоров-производственников пятерых можно обливать этими помоями, — думали другие. — Правительственная вшивобратия по рукам и ногам душит своего производителя, чтоб забугорному не мешал. Какие тут садики? Свинье не до поросят, когда ее дерут в хвост и в гриву».
— Товарищ Бомбасов, — складно говорил Лопасев, — в новых условиях хозяйствования не может руководить должным образом.
— Не понял, чем мужик бабу донял? — сказал себе под нос господин Бомбасов.
А так как под носом у него стоял включенный микрофон, интимный вопрос получил огласку на весь зал. Многие акционеры под ним подписались, раскрыв от удивления рты на выступление господина Лопасева.
— А чем он ее донял? — спросил у соседа Иван Попелышко.
— Сексом, — отмахнулся сосед.
Бомбасов был, конечно, еще тот гусь, жизнью крученый, тертый и толченый. В былинные времена умел вырвать из глотки Москвы деньги на жилье, расширение комбината. Сам, конечно, тоже не в бараке прозябал. Что уж там говорить, себя не забывал. Но и сказать, что в два горла хапал, нельзя. И, чего не отнять, умел работать. В свои 58 лет о пенсии не думал. «Старый ногайский конь борозды реформ не испортит!» — похохатывал он.
— Предлагаю, — бросил в разворошенное болото последний камень Лопасев, — директором акционерного общества выбрать Андрея Петровича Шпака.
Зал загудел.
«Пошла вода в хату!» — подумал Серега Кобзев.
— Ты-то что язык проглотил? — толкнул в бок Шпака Бомбасов.
Они сидели в президиуме бок о бок.
Шпак был на 20 лет моложе Бомбасова. Из молодых, да пробивных. Долго верховодил комсомольской организацией комбината. Однажды в кабинете директора присел в кресло генерального, пока тот был в туалете. И мгновенно расперло в богатыря-начальника. Чуть было не начал хватать телефонные трубки, бить кулаком по селектору, вызывать, песочить, накручивать хвоста и растирать в порошок…
«Дождетесь, козлы, — поклялся, — сяду на это место!» После отмены комсомола Шпак с благословения Бомбасова организовал коммерческую фирму. Ворочал большими деньгами и потихонечку в компании таких же молодых и прожорливых скупал акции комбината, приближаясь к заветному креслу.
— Ты что язык проглотил? — толкнул его в бок Бомбасов.
— Сейчас скажу.
Шпак взошел на трибуну и честно сказал, что не может ответить отказом, если общество поручит ему возглавить комбинат.
«Вот тебе и блин с икрой на постном масле,» — подумал Иван Попелышко. Казалось до блинов со «Смирновым» осталось раз плюнуть — выбрать старого директора на новый срок. И вдруг вместо банкета объявился новый кандидат.
Зал разломился на два лагеря. Трибуна раскалилась добела от пламенных речей. Одни Бомбасова смешивали с навозом, другие садили на божничку. Шпак обещал сделать из комбината общественно-показательное европейского уровня производство с райской жизнью для акционеров.
Однако голосов ему не хватало для реформ к райской жизни.
Как и Бомбасову не хватало, которого команда Шпака оттерла от микрофонов. Пока еще гендиректор побежал на балкон.
— Расходитесь! — кричал на головы акционерам. — Дальнейшее переголосование незаконно.
Акционеры начали расходиться. Навстречу в зал вошли автоматчики.
— Прошу вас, друзья, остаться! — вежливо попросил Шпак.
Акционеры остались. То ли из-за вежливости Шпака? То ли по причине суровых автоматчиков из охраны его фирмы.
— Гвоздарев! — кричал с балкона Бомбасов директору дворца. — Гаси свет! Выключай микрофоны!
— Гаси свет, кидай гранату! — прокомментировал Попелышко.
Гвоздарев заметался, как голый в баню. Кто знает, под кем завтра ходить? Свет выключил, микрофоны оставил.
— Гвоздарев! Свет! — скомандовал в темноту Шпак.
— Включите свет, дышать не видно! — веселился Попелышко.
Гвоздарев включил свет и выключил микрофоны.
— Собрание неправомочно! Я ухожу! — крикнул с балкона Бомбасов и ушел.
Гвоздарев включил микрофоны. Он хотел одного — домой.
— Друзья! — обратился к залу Шпак. — Мы не можем оставить комбинат без руководителя, потерпите, машина пошла за господином Яновским, уважаемым акционером.
— Жена дома прибьет! — крикнул с места Кобзев.
— Кому надо, товарищ Гвоздарев выдаст справки с печатями.
«Чтоб ему ни дна ни покрышки!» — думал о Яновском Попелышко. Он с утра ничего не ел, готовил емкости к банкету. Не помнящий старого добра желудок, не получив нового, жрал себя со страшной силой.
Месяц назад Яновский железно обещал своим тяжеловесным пакетом акций поддержать Шпака.
«Андрюша, — сказал на лесной полянке, перезаряжая ружье, — свалим мы этого старпера за милую душу!»
А сам накануне собрания влетел в аварию и переломал руки-ноги.
Когда собрание забурлило через край, Шпак подозвал начальника охраны, выдал пачку долларов и приказал: «Любыми средствами вырви Яновского из больницы! Но довези живым!» Переломанный Яновский лежал за 180 километров от собрания — в другой области.
Входы и выходы дворца культуры были перекрыты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
У Ивана сердце желудочным соком обливалось от досады. Наследующее собрание побежал вприскочку.
Сергей Кобзев на собрании скрывался от медленного яда жены.
В ночь после собрания он уезжал на рыбалку. Жена всю жизнь тихой ненавистью непереваривала крючки, поплавки, блесна и мужа при них. День накануне отъезда на лов превращала в каторгу. Не кричала, посуду об голову мужа не била, но придирками выматывала душу в лоскутья. И надо было терпеть изо всех сил: взорвешься — получишь шлагбаум перед носом любимого мероприятия. Серега подозревал, она даже на погоду влияла. Как рыбалка, так зимой заметелит вьюга, а летом — волна или машина ломается.
«Отсижусь на собрании», — сбежал Серега во дворец культуры.
Иван Попелышко узнал от электрика, что дискотеку уже готовят для банкета, и со спокойной душой пошел в зал заседаний.
Собрание катило по накатанной дорожке часа три. Отчетный доклад генерального директора комбината и руководителя акционерного общества господина Бомбасова, выступление зама по экономике и т.д. и т.п. Кто-то слушал, кто-то дремал, Серега Кобзев решал — на какое озеро лучше ехать.
Взбаламутил болото зам. директора по кадрам, господин Лопасев. Взбаламутил, аж пузыри пошли.
— Не пора ли нам посмотреть правде в глаза? — начал он. — Так ли уж все ладненько на комбинате, как мы тут слышали?..
И пошла писать деревня об устаревшем оборудовании, на котором без модернизации далеко не уедешь, о свертывании программы строительства жилья, о закрытии детских садиков.
«А ведь точно чешет!» — думали одни.
«В наше время из четырех директоров-производственников пятерых можно обливать этими помоями, — думали другие. — Правительственная вшивобратия по рукам и ногам душит своего производителя, чтоб забугорному не мешал. Какие тут садики? Свинье не до поросят, когда ее дерут в хвост и в гриву».
— Товарищ Бомбасов, — складно говорил Лопасев, — в новых условиях хозяйствования не может руководить должным образом.
— Не понял, чем мужик бабу донял? — сказал себе под нос господин Бомбасов.
А так как под носом у него стоял включенный микрофон, интимный вопрос получил огласку на весь зал. Многие акционеры под ним подписались, раскрыв от удивления рты на выступление господина Лопасева.
— А чем он ее донял? — спросил у соседа Иван Попелышко.
— Сексом, — отмахнулся сосед.
Бомбасов был, конечно, еще тот гусь, жизнью крученый, тертый и толченый. В былинные времена умел вырвать из глотки Москвы деньги на жилье, расширение комбината. Сам, конечно, тоже не в бараке прозябал. Что уж там говорить, себя не забывал. Но и сказать, что в два горла хапал, нельзя. И, чего не отнять, умел работать. В свои 58 лет о пенсии не думал. «Старый ногайский конь борозды реформ не испортит!» — похохатывал он.
— Предлагаю, — бросил в разворошенное болото последний камень Лопасев, — директором акционерного общества выбрать Андрея Петровича Шпака.
Зал загудел.
«Пошла вода в хату!» — подумал Серега Кобзев.
— Ты-то что язык проглотил? — толкнул в бок Шпака Бомбасов.
Они сидели в президиуме бок о бок.
Шпак был на 20 лет моложе Бомбасова. Из молодых, да пробивных. Долго верховодил комсомольской организацией комбината. Однажды в кабинете директора присел в кресло генерального, пока тот был в туалете. И мгновенно расперло в богатыря-начальника. Чуть было не начал хватать телефонные трубки, бить кулаком по селектору, вызывать, песочить, накручивать хвоста и растирать в порошок…
«Дождетесь, козлы, — поклялся, — сяду на это место!» После отмены комсомола Шпак с благословения Бомбасова организовал коммерческую фирму. Ворочал большими деньгами и потихонечку в компании таких же молодых и прожорливых скупал акции комбината, приближаясь к заветному креслу.
— Ты что язык проглотил? — толкнул его в бок Бомбасов.
— Сейчас скажу.
Шпак взошел на трибуну и честно сказал, что не может ответить отказом, если общество поручит ему возглавить комбинат.
«Вот тебе и блин с икрой на постном масле,» — подумал Иван Попелышко. Казалось до блинов со «Смирновым» осталось раз плюнуть — выбрать старого директора на новый срок. И вдруг вместо банкета объявился новый кандидат.
Зал разломился на два лагеря. Трибуна раскалилась добела от пламенных речей. Одни Бомбасова смешивали с навозом, другие садили на божничку. Шпак обещал сделать из комбината общественно-показательное европейского уровня производство с райской жизнью для акционеров.
Однако голосов ему не хватало для реформ к райской жизни.
Как и Бомбасову не хватало, которого команда Шпака оттерла от микрофонов. Пока еще гендиректор побежал на балкон.
— Расходитесь! — кричал на головы акционерам. — Дальнейшее переголосование незаконно.
Акционеры начали расходиться. Навстречу в зал вошли автоматчики.
— Прошу вас, друзья, остаться! — вежливо попросил Шпак.
Акционеры остались. То ли из-за вежливости Шпака? То ли по причине суровых автоматчиков из охраны его фирмы.
— Гвоздарев! — кричал с балкона Бомбасов директору дворца. — Гаси свет! Выключай микрофоны!
— Гаси свет, кидай гранату! — прокомментировал Попелышко.
Гвоздарев заметался, как голый в баню. Кто знает, под кем завтра ходить? Свет выключил, микрофоны оставил.
— Гвоздарев! Свет! — скомандовал в темноту Шпак.
— Включите свет, дышать не видно! — веселился Попелышко.
Гвоздарев включил свет и выключил микрофоны.
— Собрание неправомочно! Я ухожу! — крикнул с балкона Бомбасов и ушел.
Гвоздарев включил микрофоны. Он хотел одного — домой.
— Друзья! — обратился к залу Шпак. — Мы не можем оставить комбинат без руководителя, потерпите, машина пошла за господином Яновским, уважаемым акционером.
— Жена дома прибьет! — крикнул с места Кобзев.
— Кому надо, товарищ Гвоздарев выдаст справки с печатями.
«Чтоб ему ни дна ни покрышки!» — думал о Яновском Попелышко. Он с утра ничего не ел, готовил емкости к банкету. Не помнящий старого добра желудок, не получив нового, жрал себя со страшной силой.
Месяц назад Яновский железно обещал своим тяжеловесным пакетом акций поддержать Шпака.
«Андрюша, — сказал на лесной полянке, перезаряжая ружье, — свалим мы этого старпера за милую душу!»
А сам накануне собрания влетел в аварию и переломал руки-ноги.
Когда собрание забурлило через край, Шпак подозвал начальника охраны, выдал пачку долларов и приказал: «Любыми средствами вырви Яновского из больницы! Но довези живым!» Переломанный Яновский лежал за 180 километров от собрания — в другой области.
Входы и выходы дворца культуры были перекрыты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29