При желании этот жест можно было истолковать как угодно — от «очень плохо» до «очень хорошо».
— Ведь вы сообщили руководству о том, чем мы занимаемся? — не захотел теряться в догадках я.
— Сообщили, — елейно подтвердил Чадов.
— И?
— Наше руководство знает, что вы, несмотря на заявление об отставке, до сих пор выполняете задания Отдела, — промурлыкал Гешко. — И тем не менее оно выражает вам свою благодарность. Более того, мы уполномочены заявить, что, если вам станет скучно на пенсии, Служба Справедливости готова принять вас в свои ряды без предварительных тестов.
Свин, уже ополовинивший чашку, во время этих слов поперхнулся и громко закашлялся, забрызгав рубашку Чадова кофе. Я так и не закурил сигарету, которую было поднес ко рту. Такого сюрприза мы не ожидали. Ладно еще приглашение на службу — козлы отпущения нужны везде и всегда, поэтому эсесовцы создавали резерв из нелояльных сотрудников для публичных выговоров. Но благодарность… Нам, двум наиболее не любимым начальством СС офицерам в бозе почившего Отдела! Да еще в тот момент, когда мы, похоже, спутали Чуку и Геку все планы…
— И это не все, — продолжил Чадов. — У нас есть один маленький сюрприз для вас двоих.
Я заподозрил что-то неладное. Свин, судя по выражению его рыла, — тоже. На миг мне показалось, что Чуку и Геку дан приказ арестовать нас. Тогда кофе и улыбки хорошо объясняются. Кстати, странный привкус у этого кофе…
— Ничего странного, — сказал Чадов, смотря мне в глаза. — Обычный кардамон. Я пристрастился к нему на Суматре и теперь всегда добавляю щепотку для вкуса.
— Эй! Вообще-то сканировать ауру офицера, который не входит в твою связку, — грубое нарушение устава! — набычился Свин.
— У меня есть разрешение, — пояснил Чадов, доставая из кармана аккуратный прямоугольный сверток. — С самыми высокими печатями, что небезынтересно…
— Да, и мы сканируем все ваши действия, — осклабился Гешко.
— Как давно? — с очевидным волнением спросил Свин.
— Часов пять, — нарочито равнодушно произнес Чадов и с удовольствием покосился на уши Свина, мгновенно окрасившиеся в бордовый цвет.
— Не волнуйтесь, — попытался успокоить Свина Гешко. — То, что вы вдвоем… то есть втроем… устроили в столовой, останется между нами.
Я все-таки зажег сигарету и выпустил в сторону эсэсовцев струю дыма — так далеко, как только смог. Свин пребывал в прострации. Его игрища с Троцкой уставом официально не запрещались. Но слухи распространялись мгновенно. А моему офицеру предстояло еще пройти комиссию по распределению в новое тело. Комиссию, все члены которой, — такие праведники, что сахар из ушей капает. Без сомнения, свиновские экзерсисы с журналисткой им бы не понравились. Это значит — возможные накладки при распределении… Чтобы как-то разрядить ситуацию, я продолжил разговор.
— Видите ли, я скорее поверю в то, что инспекторы ГИБДД не берут взяток, чем в благородство вас двоих. При всем моем уважении…
— А здесь и нет никакого благородства, — удивился Чадов. — Один трезвый расчет. Ну заложим мы вас сейчас, ну и что? Никакой выгоды. А вот когда вы вернетесь к службе, у нас будет аргумент, с помощью которого мы сможем решать разнообразные спорные вопросы. При всем нашем уважении…
— Шантажисты! — возмутился Свин.
Судя по оттенку его ушей, он начал медленно приходить в себя.
— Шантаж — единственный незыблемый закон бытия, — отмахнулся Чадов. — Впрочем, хватит о грустном. Возьмите, это вам!
С этими словами он подвинул в мою сторону сверток. Я пошевелил край бумаги фильтром сигареты.
— Что это?
— Благодарность.
— Благодарность?!
— От нашего стола — вашему столу. Разверните!
Я переглянулся со Свином. Он пожал плечами и кивнул. Я развернул сверток и увидел толстую пачку долларов, перехваченную аптечной резинкой. Под резинку были засунуты две кредитные карточки. Я в изумлении посмотрел на эсэсовцев.
— Тридцать тысяч долларов, — пояснил Гешко. — Плюс две карточки с балансом по сто тысяч каждая. Берите, они ваши.
Свин осторожно ткнул сверток копытом, затем наклонил рыло к столу и понюхал купюры.
— И что же такое ужасное мы должны сделать за эти деньги?
— Ничего, — усмехнулся Чадов. — Вы уже сделали все, что нужно.
— В каком смысле? — удивился я.
— Вы не понимаете? — на подъеме спросил Гешко. — Вы действительно ничего не понимаете?!
В комнате повисло молчание — только продолжал попыхивать чайник в углу. Я поднес сигарету ко рту, но тут обнаружил, что она истлела до самого фильтра.
— Объяснить? — вежливо осведомился Чадов.
— Уж будьте любезны, — высморкался в скатерть Свин.
— Ну что ж, извольте, — чинно произнес старший эсэсовец и, приняв вальяжную позу, начал. — Как вы знаете, Служба Справедливости следит за тем, чтобы вера людей приводила к ожидаемым результатам. Во что люди верят, то они и должны получить. Не больше…
— … но и не меньше, — вставил Гешко.
— Помимо этого, — неодобрительно покосился на своего коллегу Чадов, — мы приветствуем и всячески поддерживаем само возникновение веры в людских душах.
— Это нам известно, — буркнул Свин. — Причем вам все равно, во что верит человек: в Бога или в дьявола…
— …в насилие или в покорность, — подхватил Чадов, — в стяжательство или в бескорыстие, в секс или в полное воздержание. Что делать, наличие хоть какой-то веры лучше, чем отсутствие веры вообще. Естественно, у нас есть свои моральные принципы. И мы хотели бы видеть их в людских душах. Но это не всегда удается осуществить. Так пусть лучше имеет место хоть какая-нибудь вера — под действием внешних обстоятельств она может измениться. А если веры нет вообще — и меняться нечему. Разумно?
— Ты решил прочитать нам лекцию? — спросил я, отхлебывая остывший кофе.
— Нет, нет, — замахал руками Чадов. — Простите за затянувшееся вступление. Постараюсь быть по возможности кратким… Так вот, деньги, которые вы видите перед собой, — благодарность Службы Справедливости за возрождение веры в людских сердцах.
— Что?! — не поверили своим ушам мы со Свином.
— Удивлены? — ухмыльнулся Чадов, закуривая сигариллу. — Понимаю, понимаю… Вы столько лет разрушали веру — и вдруг оказались ее созидателями. Но так случается сплошь и рядом: любой разрушитель созидает и любой созидатель закладывает основу для краха.
— Объясни толком, не мудри, — попросил Свин. — Мы академий не заканчивали…
— Извольте, — церемонно поклонился Чадов. — Вы, наверное, уже догадались, что мы с господином Гешко были откомандированы по тому же делу, что и вы.
— То есть вы должны были проследить, чтобы вера читателей сайта «Независимое творчество» не оказалась посрамленной? — уточнил я. — Как в случае со смертью Алины Стайгер?
— Как в случае с Алиной Стайгер, — подтвердил Чадов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Ведь вы сообщили руководству о том, чем мы занимаемся? — не захотел теряться в догадках я.
— Сообщили, — елейно подтвердил Чадов.
— И?
— Наше руководство знает, что вы, несмотря на заявление об отставке, до сих пор выполняете задания Отдела, — промурлыкал Гешко. — И тем не менее оно выражает вам свою благодарность. Более того, мы уполномочены заявить, что, если вам станет скучно на пенсии, Служба Справедливости готова принять вас в свои ряды без предварительных тестов.
Свин, уже ополовинивший чашку, во время этих слов поперхнулся и громко закашлялся, забрызгав рубашку Чадова кофе. Я так и не закурил сигарету, которую было поднес ко рту. Такого сюрприза мы не ожидали. Ладно еще приглашение на службу — козлы отпущения нужны везде и всегда, поэтому эсесовцы создавали резерв из нелояльных сотрудников для публичных выговоров. Но благодарность… Нам, двум наиболее не любимым начальством СС офицерам в бозе почившего Отдела! Да еще в тот момент, когда мы, похоже, спутали Чуку и Геку все планы…
— И это не все, — продолжил Чадов. — У нас есть один маленький сюрприз для вас двоих.
Я заподозрил что-то неладное. Свин, судя по выражению его рыла, — тоже. На миг мне показалось, что Чуку и Геку дан приказ арестовать нас. Тогда кофе и улыбки хорошо объясняются. Кстати, странный привкус у этого кофе…
— Ничего странного, — сказал Чадов, смотря мне в глаза. — Обычный кардамон. Я пристрастился к нему на Суматре и теперь всегда добавляю щепотку для вкуса.
— Эй! Вообще-то сканировать ауру офицера, который не входит в твою связку, — грубое нарушение устава! — набычился Свин.
— У меня есть разрешение, — пояснил Чадов, доставая из кармана аккуратный прямоугольный сверток. — С самыми высокими печатями, что небезынтересно…
— Да, и мы сканируем все ваши действия, — осклабился Гешко.
— Как давно? — с очевидным волнением спросил Свин.
— Часов пять, — нарочито равнодушно произнес Чадов и с удовольствием покосился на уши Свина, мгновенно окрасившиеся в бордовый цвет.
— Не волнуйтесь, — попытался успокоить Свина Гешко. — То, что вы вдвоем… то есть втроем… устроили в столовой, останется между нами.
Я все-таки зажег сигарету и выпустил в сторону эсэсовцев струю дыма — так далеко, как только смог. Свин пребывал в прострации. Его игрища с Троцкой уставом официально не запрещались. Но слухи распространялись мгновенно. А моему офицеру предстояло еще пройти комиссию по распределению в новое тело. Комиссию, все члены которой, — такие праведники, что сахар из ушей капает. Без сомнения, свиновские экзерсисы с журналисткой им бы не понравились. Это значит — возможные накладки при распределении… Чтобы как-то разрядить ситуацию, я продолжил разговор.
— Видите ли, я скорее поверю в то, что инспекторы ГИБДД не берут взяток, чем в благородство вас двоих. При всем моем уважении…
— А здесь и нет никакого благородства, — удивился Чадов. — Один трезвый расчет. Ну заложим мы вас сейчас, ну и что? Никакой выгоды. А вот когда вы вернетесь к службе, у нас будет аргумент, с помощью которого мы сможем решать разнообразные спорные вопросы. При всем нашем уважении…
— Шантажисты! — возмутился Свин.
Судя по оттенку его ушей, он начал медленно приходить в себя.
— Шантаж — единственный незыблемый закон бытия, — отмахнулся Чадов. — Впрочем, хватит о грустном. Возьмите, это вам!
С этими словами он подвинул в мою сторону сверток. Я пошевелил край бумаги фильтром сигареты.
— Что это?
— Благодарность.
— Благодарность?!
— От нашего стола — вашему столу. Разверните!
Я переглянулся со Свином. Он пожал плечами и кивнул. Я развернул сверток и увидел толстую пачку долларов, перехваченную аптечной резинкой. Под резинку были засунуты две кредитные карточки. Я в изумлении посмотрел на эсэсовцев.
— Тридцать тысяч долларов, — пояснил Гешко. — Плюс две карточки с балансом по сто тысяч каждая. Берите, они ваши.
Свин осторожно ткнул сверток копытом, затем наклонил рыло к столу и понюхал купюры.
— И что же такое ужасное мы должны сделать за эти деньги?
— Ничего, — усмехнулся Чадов. — Вы уже сделали все, что нужно.
— В каком смысле? — удивился я.
— Вы не понимаете? — на подъеме спросил Гешко. — Вы действительно ничего не понимаете?!
В комнате повисло молчание — только продолжал попыхивать чайник в углу. Я поднес сигарету ко рту, но тут обнаружил, что она истлела до самого фильтра.
— Объяснить? — вежливо осведомился Чадов.
— Уж будьте любезны, — высморкался в скатерть Свин.
— Ну что ж, извольте, — чинно произнес старший эсэсовец и, приняв вальяжную позу, начал. — Как вы знаете, Служба Справедливости следит за тем, чтобы вера людей приводила к ожидаемым результатам. Во что люди верят, то они и должны получить. Не больше…
— … но и не меньше, — вставил Гешко.
— Помимо этого, — неодобрительно покосился на своего коллегу Чадов, — мы приветствуем и всячески поддерживаем само возникновение веры в людских душах.
— Это нам известно, — буркнул Свин. — Причем вам все равно, во что верит человек: в Бога или в дьявола…
— …в насилие или в покорность, — подхватил Чадов, — в стяжательство или в бескорыстие, в секс или в полное воздержание. Что делать, наличие хоть какой-то веры лучше, чем отсутствие веры вообще. Естественно, у нас есть свои моральные принципы. И мы хотели бы видеть их в людских душах. Но это не всегда удается осуществить. Так пусть лучше имеет место хоть какая-нибудь вера — под действием внешних обстоятельств она может измениться. А если веры нет вообще — и меняться нечему. Разумно?
— Ты решил прочитать нам лекцию? — спросил я, отхлебывая остывший кофе.
— Нет, нет, — замахал руками Чадов. — Простите за затянувшееся вступление. Постараюсь быть по возможности кратким… Так вот, деньги, которые вы видите перед собой, — благодарность Службы Справедливости за возрождение веры в людских сердцах.
— Что?! — не поверили своим ушам мы со Свином.
— Удивлены? — ухмыльнулся Чадов, закуривая сигариллу. — Понимаю, понимаю… Вы столько лет разрушали веру — и вдруг оказались ее созидателями. Но так случается сплошь и рядом: любой разрушитель созидает и любой созидатель закладывает основу для краха.
— Объясни толком, не мудри, — попросил Свин. — Мы академий не заканчивали…
— Извольте, — церемонно поклонился Чадов. — Вы, наверное, уже догадались, что мы с господином Гешко были откомандированы по тому же делу, что и вы.
— То есть вы должны были проследить, чтобы вера читателей сайта «Независимое творчество» не оказалась посрамленной? — уточнил я. — Как в случае со смертью Алины Стайгер?
— Как в случае с Алиной Стайгер, — подтвердил Чадов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99