Ехал с ка-
ким-то напряженным чувством той громадной ответственности, которую на
тебя возлагают этим участием в консультации у Ленина, того Ленина, кото-
рый возглавляет всю нашу революцию, направляет и углубляет ее. Сложное
это было чувство; за давностью времени кое-что уже стерлось, но, кроме
этой напряженности, очевидно, здесь была и доля любопытства - поглядеть
поближе на вождя народа, может быть, некоторое чувство робости...
Небольшая комната, еще полумрак. Обычная картина, которую видишь
всегда, когда беда с больным случилась внезапно, вдруг: растерянные,
обеспокоенные лица родных и близких - около самого больного, подальше
стоят и тихо шепчутся тоже взволнованные люди, но, очевидно, уж не столь
близкие к больному. Группой с одной стороны около постели раненого -
врачи: Вл. Мих. Минц, Б. С. Вейсброд, Вл. А. Обух, Н. А. Семашко - все
знакомые. Минц и Обух идут ко мне навстречу, немного отводят в сторону и
шопотом коротко начинают рассказывать о происшествии и о положении ране-
ного; сообщают, что перебито левое плечо одной пулей, что другая пуля
пробила верхушку левого легкого, пробила шею слева направо и засела око-
ло правого грудно-ключичного сочленения. Рассказывали что Вл. Ил. после
ранения, привезенный домой на автомобиле, сам поднялся на 3-й этаж и
здесь уже в передней упал на стул. За эти несколько часов после ранения
произошло ухудшение как в смысле пульса, так и дыхания, слабость нарас-
тающая. Рассказавши это, предложили осмотреть больного.
Сильный, крепкий, плотного сложения мужчина; бросалась в глаза резкая
бледность, цианотичность губ, очень поверхностное дыхание. Беру Владими-
ра Ильича за правую руку, хочу пощупать пульс, Владимир Ильич слабо жмет
мою руку, очевидно, здороваясь, и говорит довольно отчетливым голосом:
"да, ничего, они зря беспокоятся". Я ему на это: "молчите, молчите, не
надо говорить". Ищу пульса и к своему ужасу не нахожу его, порой он по-
падается, как нитевидный. А Вл. Ильич опять что-то говорит, я настоя-
тельно прошу его молчать, на что он улыбается и как-то неопределенно ма-
шет рукой. Слушаю сердце, которое сдвинуто резко вправо, - тоны отчетли-
вые, но слабоватые. Делаю скоро легкое выстукивание груди, - вся левая
половина груди дает тупой звук. Очевидно, громадное кровоизлияние в ле-
вую плевральную полость, которое и сместило так далеко сердце вправо.
Легко отмечается перелом левой плечевой кости, приблизительно на границе
верхней трети ее с средней. Это исследование, хотя и самое осторожное,
безусловно очень болезненное, вызывает у Вл. Ил. только легкое помарщи-
вание, ни малейшего крика или намека на стоны. О результатах своего ос-
мотра быстро сообщаю Вл. А. Обуху, который стоит здесь рядом со мной,
нагнувшись над раненым. Вл. А. Обух, соглашаясь со всеми находимыми мною
данными об'ективного исследования, все время шопотом говорил: "Да, да",
и мы оба настойчиво просим Вл. Ил. не шевелиться и не разговаривать. Вл.
Ил. в ответ на наши слова молчит, но улыбается. Идем в другую комнату на
консультацию, по дороге в коридорчике меня останавливает Надежда Конс-
тантиновна и двое из незнакомых мне - кто, не помню - и тихо спрашивают:
"ну, что?". Я мог ответить только: "тяжелое ранение, очень тяжелое, но
он сильный". На консультации мне, как вновь прибывшему врачу, пришлось
говорить первому. Я отметил, что здесь шок пульса от быстрого смещения
сердца вправо кровоизлиянием в плевру из пробитой верхушки левого легко-
го и центр нашего внимания, конечно, не сломанная рука, а этот так наз.
гэматоторакс. Приходилось учитывать и своеобразный, счастливый ход пули,
которая, пройдя шею слева направо, сейчас же непосредственно впереди
позвоночника, между ним и глоткой, не поранила больших сосудов шеи. Ук-
лонись эта пуля на один миллиметр в ту или другую сторону, Владимира
Ильича, конечно, уже не было бы в живых. Военный опыт после годов войны
у нас, у хирургов, был очень большой, и было ясно, что если только
больной справится с шоком, то непосредственная опасность миновала, но
оставалась другая опасность, это опасность инфекции, которая всегда м
огла быть внесена в организм пулей. Эту опасность предотвратить мы уже не могли, мы могли ее только предполагать и бояться, так как она была бы грозной: страшно было и за плевральную полость и за пулевой канал на шее, который пронизал, очевидно, в нескол
ьких местах шейную клетчатку, да еще такую клетчатку, как заглоточную. Все эти тревоги и опасения были высказаны мною, равно как и другими врачами. Соответственные мероприятия были выработаны очень легко: абсолютный покой, все внимание на сердечную деяте
льность, руку временно приходилось забыть, для нее только легкая контентивная повязка, чтобы трущиеся при невольном движении отломки костей не доставляли раненому ненужных страданий. Я с удовольствием согласился и поддерживал предложение Вл. А. Обуха при
гласить вечером на новую консультацию д-ра Николая Николаевича Мамонова, большого терапевта, талантливого и удивительного мастера в подходе к больному. Такой врач нам, хирургам, был нужен, чтобы детальнее следить за изменениями в плевре и в легком. Вопро
с о том, нужно или нет вынимать засевшие пули, без малейших колебаний был сразу решен отрицательно.
После консультации длинное и долгое обсуждение официального бюллетеня о состоянии здоровья Вл. Ил. Приходилось тщательно и очень внимательно обдумывать каждое слово, каждую запятую: ведь нужно было опубликовать перед народом и миром горькую правду, исход
был неизвестен, но это нужно было сказать так, чтобы осталась надежда.
После этого опять пошли к Вл. Ил. Около него сидела Надежда Констан-
тиновна. Вл. Ил. лежал спокойно, снова наша настойчивая просьба не шеве-
литься, не разговаривать. На это - улыбка и слова: "ничего, ничего, хо-
рошо, со всяким революционером это может случиться". А пульса все нет и
нет. Вечером снова консультация и так каждый день, утром и вечером, пока
дело не наладилось, т.-е. 4-5 недель.
Пульс восстановился только через 2-е суток, т.-е. стал таковым, что
его можно было назвать удовлетворительным. Через четыре дня общее состо-
яние настолько улучшилось, что позволительно было подумать о том, чтобы
приняться за правильное лечение перебитой руки.
Опасность инфекции как будто миновала, и могучая натура Вл. Ил. стала
быстро справляться с громадным кровоизлиянием в плевру. Выпот быстро
всасывался, сердце возвращалось к нормальному положению, дышать больному
становилось все легче и легче, а нам, врачам, становилось все труднее и
труднее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
ким-то напряженным чувством той громадной ответственности, которую на
тебя возлагают этим участием в консультации у Ленина, того Ленина, кото-
рый возглавляет всю нашу революцию, направляет и углубляет ее. Сложное
это было чувство; за давностью времени кое-что уже стерлось, но, кроме
этой напряженности, очевидно, здесь была и доля любопытства - поглядеть
поближе на вождя народа, может быть, некоторое чувство робости...
Небольшая комната, еще полумрак. Обычная картина, которую видишь
всегда, когда беда с больным случилась внезапно, вдруг: растерянные,
обеспокоенные лица родных и близких - около самого больного, подальше
стоят и тихо шепчутся тоже взволнованные люди, но, очевидно, уж не столь
близкие к больному. Группой с одной стороны около постели раненого -
врачи: Вл. Мих. Минц, Б. С. Вейсброд, Вл. А. Обух, Н. А. Семашко - все
знакомые. Минц и Обух идут ко мне навстречу, немного отводят в сторону и
шопотом коротко начинают рассказывать о происшествии и о положении ране-
ного; сообщают, что перебито левое плечо одной пулей, что другая пуля
пробила верхушку левого легкого, пробила шею слева направо и засела око-
ло правого грудно-ключичного сочленения. Рассказывали что Вл. Ил. после
ранения, привезенный домой на автомобиле, сам поднялся на 3-й этаж и
здесь уже в передней упал на стул. За эти несколько часов после ранения
произошло ухудшение как в смысле пульса, так и дыхания, слабость нарас-
тающая. Рассказавши это, предложили осмотреть больного.
Сильный, крепкий, плотного сложения мужчина; бросалась в глаза резкая
бледность, цианотичность губ, очень поверхностное дыхание. Беру Владими-
ра Ильича за правую руку, хочу пощупать пульс, Владимир Ильич слабо жмет
мою руку, очевидно, здороваясь, и говорит довольно отчетливым голосом:
"да, ничего, они зря беспокоятся". Я ему на это: "молчите, молчите, не
надо говорить". Ищу пульса и к своему ужасу не нахожу его, порой он по-
падается, как нитевидный. А Вл. Ильич опять что-то говорит, я настоя-
тельно прошу его молчать, на что он улыбается и как-то неопределенно ма-
шет рукой. Слушаю сердце, которое сдвинуто резко вправо, - тоны отчетли-
вые, но слабоватые. Делаю скоро легкое выстукивание груди, - вся левая
половина груди дает тупой звук. Очевидно, громадное кровоизлияние в ле-
вую плевральную полость, которое и сместило так далеко сердце вправо.
Легко отмечается перелом левой плечевой кости, приблизительно на границе
верхней трети ее с средней. Это исследование, хотя и самое осторожное,
безусловно очень болезненное, вызывает у Вл. Ил. только легкое помарщи-
вание, ни малейшего крика или намека на стоны. О результатах своего ос-
мотра быстро сообщаю Вл. А. Обуху, который стоит здесь рядом со мной,
нагнувшись над раненым. Вл. А. Обух, соглашаясь со всеми находимыми мною
данными об'ективного исследования, все время шопотом говорил: "Да, да",
и мы оба настойчиво просим Вл. Ил. не шевелиться и не разговаривать. Вл.
Ил. в ответ на наши слова молчит, но улыбается. Идем в другую комнату на
консультацию, по дороге в коридорчике меня останавливает Надежда Конс-
тантиновна и двое из незнакомых мне - кто, не помню - и тихо спрашивают:
"ну, что?". Я мог ответить только: "тяжелое ранение, очень тяжелое, но
он сильный". На консультации мне, как вновь прибывшему врачу, пришлось
говорить первому. Я отметил, что здесь шок пульса от быстрого смещения
сердца вправо кровоизлиянием в плевру из пробитой верхушки левого легко-
го и центр нашего внимания, конечно, не сломанная рука, а этот так наз.
гэматоторакс. Приходилось учитывать и своеобразный, счастливый ход пули,
которая, пройдя шею слева направо, сейчас же непосредственно впереди
позвоночника, между ним и глоткой, не поранила больших сосудов шеи. Ук-
лонись эта пуля на один миллиметр в ту или другую сторону, Владимира
Ильича, конечно, уже не было бы в живых. Военный опыт после годов войны
у нас, у хирургов, был очень большой, и было ясно, что если только
больной справится с шоком, то непосредственная опасность миновала, но
оставалась другая опасность, это опасность инфекции, которая всегда м
огла быть внесена в организм пулей. Эту опасность предотвратить мы уже не могли, мы могли ее только предполагать и бояться, так как она была бы грозной: страшно было и за плевральную полость и за пулевой канал на шее, который пронизал, очевидно, в нескол
ьких местах шейную клетчатку, да еще такую клетчатку, как заглоточную. Все эти тревоги и опасения были высказаны мною, равно как и другими врачами. Соответственные мероприятия были выработаны очень легко: абсолютный покой, все внимание на сердечную деяте
льность, руку временно приходилось забыть, для нее только легкая контентивная повязка, чтобы трущиеся при невольном движении отломки костей не доставляли раненому ненужных страданий. Я с удовольствием согласился и поддерживал предложение Вл. А. Обуха при
гласить вечером на новую консультацию д-ра Николая Николаевича Мамонова, большого терапевта, талантливого и удивительного мастера в подходе к больному. Такой врач нам, хирургам, был нужен, чтобы детальнее следить за изменениями в плевре и в легком. Вопро
с о том, нужно или нет вынимать засевшие пули, без малейших колебаний был сразу решен отрицательно.
После консультации длинное и долгое обсуждение официального бюллетеня о состоянии здоровья Вл. Ил. Приходилось тщательно и очень внимательно обдумывать каждое слово, каждую запятую: ведь нужно было опубликовать перед народом и миром горькую правду, исход
был неизвестен, но это нужно было сказать так, чтобы осталась надежда.
После этого опять пошли к Вл. Ил. Около него сидела Надежда Констан-
тиновна. Вл. Ил. лежал спокойно, снова наша настойчивая просьба не шеве-
литься, не разговаривать. На это - улыбка и слова: "ничего, ничего, хо-
рошо, со всяким революционером это может случиться". А пульса все нет и
нет. Вечером снова консультация и так каждый день, утром и вечером, пока
дело не наладилось, т.-е. 4-5 недель.
Пульс восстановился только через 2-е суток, т.-е. стал таковым, что
его можно было назвать удовлетворительным. Через четыре дня общее состо-
яние настолько улучшилось, что позволительно было подумать о том, чтобы
приняться за правильное лечение перебитой руки.
Опасность инфекции как будто миновала, и могучая натура Вл. Ил. стала
быстро справляться с громадным кровоизлиянием в плевру. Выпот быстро
всасывался, сердце возвращалось к нормальному положению, дышать больному
становилось все легче и легче, а нам, врачам, становилось все труднее и
труднее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117