И, как песня матери незаметно западает в душу ребенка, ловящего одни
отдельные слова, не понимая их смысла, который станет ему ясным лишь с
годами, так западали в душу Хельги и животворные слова христианина.
Вот они выехали из леса в степь, потом опять углубились в дремучий
лес и под вечер встретили разбойников.
- Где ты подцепил такую красотку? - закричали они, остановили лошадь
и стащили всадника и всадницу; сила была на стороне разбойников.
У христианина для защиты был лишь нож, который он вырвал в борьбе у
Хельги. Один из разбойников замахнулся на него топором, но молодой человек
успел отскочить в сторону, иначе был бы убит на месте. Топор глубоко
врезался в шею лошади: кровь хлынула ручьем, и животное упало. Тут Хельга
словно очнулась от глубокой задумчивости и припала к издыхающей лошади.
Христианин тотчас заслонил девушку собою, но один из разбойников раздробил
ему голову секирой. Кровь и мозг брызнули во все стороны, и молодой
священник пал мертвым.
Разбойники схватили Хельгу за белые руки, но в эту минуту солнце
закатилось, и она превратилась в безобразную жабу. Бледно-зеленый рот
растянулся до самых ушей, руки и ноги стали тонкими и липкими, а кисти рук
превратились в веерообразные лапы с перепонкой между пальцами. Разбойники
в ужасе выпустили ее. Чудовище постояло перед ними с минуту, затем высоко
подпрыгнуло и скрылось в лесной чаще. Разбойники поняли, что это или Локе
<Локе - в скандинавской мифологии бог огня, олицетворяющий собою коварство
и хитрость> сыграл с ними злую шутку, или перед ними совершилось страшное
колдовство, и в ужасе убежали прочь.
Полный месяц осветил окрестность, и безобразная жаба выползла из
кустов. Она остановилась перед трупом христианина и коня и долго смотрела
на них полными слез глазами; из груди ее вырвалось тихое кваканье, похожее
на всхлипывание ребенка. Потом она начала бросаться то к тому, то к
другому, черпала своею глубокою перепончатою горстью воду и брызгала на
убитых. Но мертвых не воскресишь! Она поняла это. Скоро набегут дикие
звери и растерзают их тела! Нет, не бывать этому! Она выроет для них такую
глубокую могилу, какую только сможет. Но у нее был только толстый обломок
ветви, а перепончатые лапы плохо рыли землю. В пылу работы она разорвала
перепонку; из лап полилась кровь. Тут она поняла, что ей не справиться;
она опять зачерпнула воды и обмыла лицо мертвого; затем прикрыла тела
свежими, зелеными листьями, на них набросала больших ветвей, сверху еще
листьев, на все это навалила тяжелые камни, какие только в силах была
поднять, а все отверстия между ними заткнула мхом. Она надеялась, что под
таким могильным курганом тела будут в безопасности. За этою тяжелою
работой прошла ночь; выглянуло солнышко, и Хельга опять превратилась в
красавицу девушку, но руки ее были все в крови, а по розовым девичьим
щекам в первый раз в жизни струились слезы.
За минуту до превращения обе ее натуры словно слились в одну. Она
задрожала всем телом и тревожно оглянулась кругом, словно только пробудясь
от страшного сна, затем бросилась к стройному буку, крепко уцепилась за
ветви, ища точку опоры, и в один миг, как кошка, вскарабкалась на вершину.
Там она крепко примостилась на ветвях и сидела, как пугливая белка, весь
день одна-одинешенька среди пустынного безмолвия леса. Пустынное безмолвие
леса! Да, тут было и пустынно и безмолвно, только в воздухе кружились
бабочки, не то играя, не то борясь между собою; муравьиные кучки кишели
крохотными насекомыми; в воздухе плясали бесчисленные рои комаров,
носились тучи жужжащих мух, божьих коровок, стрекоз и других крылатых
созданьиц; дождевой червяк выползал из сырой почвы; кроты выбрасывали
комья земли, - словом, тихо и пустынно здесь было лишь в том смысле, в
каком принято говорить и понимать это. Никто из лесных обитателей не
обращал на Хельгу внимания, кроме сорок, с криком летавших над вершиной
дерева, где она сидела. Они даже перепрыгивали с ветки на ветку,
подбираясь поближе к ней, - такие они смелые и любопытные! Но довольно
было ей метнуть на них взгляд, и они разлетались; так им и не удалось
разгадать это странное явление, да и сама Хельга не могла разгадать себя!
Перед закатом солнца предчувствие приближавшегося превращения
заставило Хельгу слезть с дерева; последний луч погас, и она опять сидела
на земле в виде съежившейся жабы с разорванною перепонкою между пальцами.
Но глаза безобразного животного сияли такою красотою, какою вряд ли
отличались даже глаза красавицы Хельги. В этих кротких, нежных глазах
светились глубоко чувствующая душа и человеческое сердце; ручьями лились
из них слезы, облегчая переполненную горем душу.
На кургане лежал еще крест - последняя работа умершего христианина.
Хельга взяла его, и ей сама собою пришла в голову мысль утвердить крест
между камнями над курганом. При воспоминании о погребенном под ним слезы
заструились еще сильнее, и Хельга, повинуясь какому-то внутреннему
сердечному влечению, вздумала начертить знаки креста на земле вокруг всего
кургана - вышла бы такая красивая ограда! Но едва она начертила обеими
лапами первый же крест, перепонка слетела с них, как разорванная перчатка.
Она омыла их в воде источника и удивленно посмотрела на свои белые тонкие
руки, невольно сделала ими тот же знак в воздухе между собою и могилою,
губы ее задрожали, и с языка слетело имя, которое она столько раз во время
пути слышала от умершего: "Господи Иисусе Христе"!
Мгновенно оболочка жабы слетела с Хельги, и она опять стала молодою
красавицей девушкой; но голова ее устало склонилась на грудь, все тело
просило отдыха - она заснула.
Недолго, однако, спала она; в полночь она пробудилась: перед нею
стояла убитая лошадь, полная жизни, вся окруженная сиянием; глаза ее
метали пламя; из глубокой раны на шее тоже лился свет. Рядом с лошадью
стоял и убитый христианин, "прекраснее самого Бальдура" - сказала бы жена
викинга. Он тоже был весь окружен сиянием.
Кроткие глаза его смотрели испытующе-серьезно, как глаза праведного
судии, проникающего взглядом в самые сокровенные уголки души. Хельга
задрожала, память ее пробудилась мгновенно, словно в день последнего суда.
Все доброе, что выпало ей на долю, каждое ласковое слово, слышанное ею, -
все мгновенно ожило в ее памяти, и она поняла, что в эти дни испытаний ее,
дитя живой души и мертвой тины, поддержала одна любовь. Она осознала, что
повиновалась при этом лишь голосу внутреннего настроения, а сама для себя
не сделала ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11