Здесь хранились три уникальных книги. Вы их сейчас увидите.
Инспектор и Пэт заглянули внутрь. Дно витрины было обтянуто черным бархатом. В трех искусно сделанных гнездах лежали три пухлых тома, переплетенных в старинную грубую кожу разных цветов, – один в золотисто-коричневую, другой – бледно-розовую, третий – в синюю. От времени кожа покрылась темно-зелеными пятнами.
– Сегодня придет стекольщик и приведет все в порядок, – закончил хранитель музея.
Но инспектор продолжал молча рассматривать разбитую витрину.
– Могу вам сказать, что произошло. И все это далеко не так уж невинно, – задумчиво произнес он.
Чоут заинтересовался. – Что именно?
– Вы сами предположили, что человек в синей шляпе чем-то привлек внимание Донохью. И мне ясно – чем. Он разбил витрину, и Донохью это заметил.
– Почему же все на месте?
– Вероятно, Донохью спугнул его раньше, чем он успел что-то взять. А что здесь самое ценное? Книги. Значит, была неудавшаяся попытка ограбления.
Пэтэнс быстро взглянула на отца, словно хотела сказать что-то, но промолчала. Что смутило ее в заключениях инспектора? Была ли попытка ограбления? Неудавшаяся? И самое ли ценное здесь книги? Но спросила Пэт совсем о другом:
– А где Донохью? И почему он не вернулся?
– Не знаю, – оборвал ее хранитель. – Я говорю только о том, что произошло в этом зале.
Но слово было сказано. С упоминанием о судьбе Донохью в комнату словно скользнула тень смутной тревоги.
– Мне почему-то страшно, – сказала Пэт. – Не синяя шляпа, а Донохью, именно Донохью стал жертвой неизвестных нам событий, начавшихся с разбитой витрины.
Она еще раз заглянула внутрь. Карточки с названиями были приколоты над книгами – белые кусочки картона на черном бархате. На длинной карточке внизу было написано:
Редкие экземпляры работы
УИЛЬЯМА ДЖАГГАРДА,
печатника
– Елизаветинская эпоха? – спросила Пэт.
Доктор Чоут утвердительно кивнул. Взгляд его, обращенный к витрине, светился нежностью.
– Очень интересные экземпляры, мисс Тэмм. Джаггард был лучшим лондонским печатником того времени. Это им выпущено первое издание Шекспира «ин фолио». Где раздобыл эти редкости Сэксон, даже представить себе не могу.
Но инспектор не заинтересовался библиографическими раритетами. Он предпочитал иметь дело с людьми.
– Где идет ремонт? – спросил он хранителя музея. – Я хочу поговорить с рабочими.
Тэмм допросил всех – и маляров, и плотников, и художников-декораторов. Но никто из них не запомнил человека в синей шляпе, и никто не видел, когда и с кем выходил Донохью. Последний удар инспектору нанесла Пэтэнс.
– Папа, ты ничего не имеешь против, если я не поеду с тобой в контору? – спросила она.
– А что ты собираешься делать?
– Пойду позавтракаю куда-нибудь.
Инспектор нахмурился. Он не любил, когда Пэт ускользала из-под теплого отцовского крыла.
– Одна? – спросил он.
Пэт улыбнулась, но не ответила.
– С молодым Роу, наверное, – улыбнулся старый Чоут. – Славный юноша, но несколько ветрен для шекспиролога. А вот и он сам…
Роу, вошедший в комнату со шляпой в руке, немедленно откликнулся:
– Шекспир ждет больше трехсот лет. Пусть еще подождет немного. Вы не возражаете, инспектор?
– А почему я должен возражать? – ответил Тэмм. Но молодые люди его не слышали. Они шли впереди, продолжая разговор, видимо, давно начатый.
Глава VI
ТЕНЬ ШЕКСПИРА
– Я когда-то думала, что литературоведы похожи на химиков, – произнесла Пэтэнс, набивая рот зеленой мякотью грейпфрута, – сутулые, рассеянные, с фанатическим блеском в глазах. Вы, должно быть, исключение.
Официант забрал блюдца с остатками грейпфрута и поставил на стол чашечки с консоме.
– Я бы предпочел коктейль, Джордж, – сказал Роу. – Принесите-ка два мартини.
– Шекспир и мартини, – засмеялась Пэтэнс. – Теперь мне все ясно. Вы приправляете Шекспира алкоголем.
– Алкоголь для храбрости, – подмигнул Роу. – Чертовски страшно обедать с умными женщинами.
– А с учеными? У меня степень магистра искусств, молодой человек. Вы обедаете с автором диссертации о Томасе Гарди.
Роу неуважительно рассмеялся.
– О ком? О Гарди? Кто это?
– Следовало бы знать английских поэтов.
– Есть только один великий английский поэт, – наставительно сказал Роу. – Только один. Его поэзия горит негасимым огнем и никогда не померкнет. До дна, мисс Тэмм. – Он поднял свой коктейль.
– Мисс Тэмм? – спросила Пэт.
– Милая…
– Для вас Пэтэнс, мистер Роу.
– Пусть будет Пэтэнс. А я – Гордон. Гордон Роу. В сентябре мне исполняется двадцать восемь. Заработок – пока грошовый. Не смотрите так строго, а то поцелую.
– Вы шокируете старых леди за соседним столиком, сэр. Уберите руку. Давайте лучше спорить о грамматике Джона Мильтона. О неопределенном наклонении.
– Не люблю неопределенностей.
– Тогда о себе. Роу вздохнул.
– Я предпочел бы о вас. Обо мне – нечего. Работа, еда, спортивный зал – вот и вся моя жизнь. Работа, конечно, главное. Есть что-то особенное в Шекспире, что захватило меня. Не было и не будет другого такого гения. И не столько творения интересуют меня, сколько сам творец. Что сделало его тем, кем он стал? Какие источники питали его гений? Какой огонь горел в нем? Я хотел бы все это знать.
– Я была в Стрэтфорде, – сказала Пэт. – Что-то удивительное ощущаешь там… в доме поэта, в церкви… в самом воздухе.
– Тень гения.
Оба замолчали. Глаза Роу горели тем фанатическим блеском, о котором упоминала Пэт.
– А я бы хотел увидеть тень человека, – продолжал он, – ведь о Шекспире-человеке мы почти ничего не знаем. Например, о весеннем периоде его жизни… Я рассказал это старому Сэму Сэксону, и он благословил меня. Предоставил в мое распоряжение всю свою библиотеку. Даже обещал финансировать мои исследования, если я что-нибудь найду…
– А миссис Сэксон?
– Несравненная Лидия! – засмеялся Роу. – Старая перечница. Мешала, как могла. Ни черта не понимает в литературе и еще меньше в редких книгах, собранных ее мужем.
– А кто же наблюдает за этой коллекцией? Вы один?
– Что вы? Меня к ней подпускают только под охраной. Сторожевой пес по имени Краббе следит за мной в оба глаза. Двадцать три года управляет он библиотекой Сэксона и будет управлять ею до смерти. Старик помянул об этом в завещании.
– Вы ведь тоже упомянуты.
– Только для наблюдения за собранием, подаренным Британик-музею. Я не знаю и четверти того, что собрано Сэксоном. Впрочем, теперь это не имеет значения.
– Почему? – удивилась Пэтэнс. – Потому что я встретил вас.
Инспектор вернулся из музея недовольный и злой. Достал изгрызанную трубку, набил ее вонючим табаком, полистал календарь.
– Мисс Броди! – позвал он.
Вечно печальная стенографистка встала перед ним, затаив дыхание.
– Кто-нибудь звонил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Инспектор и Пэт заглянули внутрь. Дно витрины было обтянуто черным бархатом. В трех искусно сделанных гнездах лежали три пухлых тома, переплетенных в старинную грубую кожу разных цветов, – один в золотисто-коричневую, другой – бледно-розовую, третий – в синюю. От времени кожа покрылась темно-зелеными пятнами.
– Сегодня придет стекольщик и приведет все в порядок, – закончил хранитель музея.
Но инспектор продолжал молча рассматривать разбитую витрину.
– Могу вам сказать, что произошло. И все это далеко не так уж невинно, – задумчиво произнес он.
Чоут заинтересовался. – Что именно?
– Вы сами предположили, что человек в синей шляпе чем-то привлек внимание Донохью. И мне ясно – чем. Он разбил витрину, и Донохью это заметил.
– Почему же все на месте?
– Вероятно, Донохью спугнул его раньше, чем он успел что-то взять. А что здесь самое ценное? Книги. Значит, была неудавшаяся попытка ограбления.
Пэтэнс быстро взглянула на отца, словно хотела сказать что-то, но промолчала. Что смутило ее в заключениях инспектора? Была ли попытка ограбления? Неудавшаяся? И самое ли ценное здесь книги? Но спросила Пэт совсем о другом:
– А где Донохью? И почему он не вернулся?
– Не знаю, – оборвал ее хранитель. – Я говорю только о том, что произошло в этом зале.
Но слово было сказано. С упоминанием о судьбе Донохью в комнату словно скользнула тень смутной тревоги.
– Мне почему-то страшно, – сказала Пэт. – Не синяя шляпа, а Донохью, именно Донохью стал жертвой неизвестных нам событий, начавшихся с разбитой витрины.
Она еще раз заглянула внутрь. Карточки с названиями были приколоты над книгами – белые кусочки картона на черном бархате. На длинной карточке внизу было написано:
Редкие экземпляры работы
УИЛЬЯМА ДЖАГГАРДА,
печатника
– Елизаветинская эпоха? – спросила Пэт.
Доктор Чоут утвердительно кивнул. Взгляд его, обращенный к витрине, светился нежностью.
– Очень интересные экземпляры, мисс Тэмм. Джаггард был лучшим лондонским печатником того времени. Это им выпущено первое издание Шекспира «ин фолио». Где раздобыл эти редкости Сэксон, даже представить себе не могу.
Но инспектор не заинтересовался библиографическими раритетами. Он предпочитал иметь дело с людьми.
– Где идет ремонт? – спросил он хранителя музея. – Я хочу поговорить с рабочими.
Тэмм допросил всех – и маляров, и плотников, и художников-декораторов. Но никто из них не запомнил человека в синей шляпе, и никто не видел, когда и с кем выходил Донохью. Последний удар инспектору нанесла Пэтэнс.
– Папа, ты ничего не имеешь против, если я не поеду с тобой в контору? – спросила она.
– А что ты собираешься делать?
– Пойду позавтракаю куда-нибудь.
Инспектор нахмурился. Он не любил, когда Пэт ускользала из-под теплого отцовского крыла.
– Одна? – спросил он.
Пэт улыбнулась, но не ответила.
– С молодым Роу, наверное, – улыбнулся старый Чоут. – Славный юноша, но несколько ветрен для шекспиролога. А вот и он сам…
Роу, вошедший в комнату со шляпой в руке, немедленно откликнулся:
– Шекспир ждет больше трехсот лет. Пусть еще подождет немного. Вы не возражаете, инспектор?
– А почему я должен возражать? – ответил Тэмм. Но молодые люди его не слышали. Они шли впереди, продолжая разговор, видимо, давно начатый.
Глава VI
ТЕНЬ ШЕКСПИРА
– Я когда-то думала, что литературоведы похожи на химиков, – произнесла Пэтэнс, набивая рот зеленой мякотью грейпфрута, – сутулые, рассеянные, с фанатическим блеском в глазах. Вы, должно быть, исключение.
Официант забрал блюдца с остатками грейпфрута и поставил на стол чашечки с консоме.
– Я бы предпочел коктейль, Джордж, – сказал Роу. – Принесите-ка два мартини.
– Шекспир и мартини, – засмеялась Пэтэнс. – Теперь мне все ясно. Вы приправляете Шекспира алкоголем.
– Алкоголь для храбрости, – подмигнул Роу. – Чертовски страшно обедать с умными женщинами.
– А с учеными? У меня степень магистра искусств, молодой человек. Вы обедаете с автором диссертации о Томасе Гарди.
Роу неуважительно рассмеялся.
– О ком? О Гарди? Кто это?
– Следовало бы знать английских поэтов.
– Есть только один великий английский поэт, – наставительно сказал Роу. – Только один. Его поэзия горит негасимым огнем и никогда не померкнет. До дна, мисс Тэмм. – Он поднял свой коктейль.
– Мисс Тэмм? – спросила Пэт.
– Милая…
– Для вас Пэтэнс, мистер Роу.
– Пусть будет Пэтэнс. А я – Гордон. Гордон Роу. В сентябре мне исполняется двадцать восемь. Заработок – пока грошовый. Не смотрите так строго, а то поцелую.
– Вы шокируете старых леди за соседним столиком, сэр. Уберите руку. Давайте лучше спорить о грамматике Джона Мильтона. О неопределенном наклонении.
– Не люблю неопределенностей.
– Тогда о себе. Роу вздохнул.
– Я предпочел бы о вас. Обо мне – нечего. Работа, еда, спортивный зал – вот и вся моя жизнь. Работа, конечно, главное. Есть что-то особенное в Шекспире, что захватило меня. Не было и не будет другого такого гения. И не столько творения интересуют меня, сколько сам творец. Что сделало его тем, кем он стал? Какие источники питали его гений? Какой огонь горел в нем? Я хотел бы все это знать.
– Я была в Стрэтфорде, – сказала Пэт. – Что-то удивительное ощущаешь там… в доме поэта, в церкви… в самом воздухе.
– Тень гения.
Оба замолчали. Глаза Роу горели тем фанатическим блеском, о котором упоминала Пэт.
– А я бы хотел увидеть тень человека, – продолжал он, – ведь о Шекспире-человеке мы почти ничего не знаем. Например, о весеннем периоде его жизни… Я рассказал это старому Сэму Сэксону, и он благословил меня. Предоставил в мое распоряжение всю свою библиотеку. Даже обещал финансировать мои исследования, если я что-нибудь найду…
– А миссис Сэксон?
– Несравненная Лидия! – засмеялся Роу. – Старая перечница. Мешала, как могла. Ни черта не понимает в литературе и еще меньше в редких книгах, собранных ее мужем.
– А кто же наблюдает за этой коллекцией? Вы один?
– Что вы? Меня к ней подпускают только под охраной. Сторожевой пес по имени Краббе следит за мной в оба глаза. Двадцать три года управляет он библиотекой Сэксона и будет управлять ею до смерти. Старик помянул об этом в завещании.
– Вы ведь тоже упомянуты.
– Только для наблюдения за собранием, подаренным Британик-музею. Я не знаю и четверти того, что собрано Сэксоном. Впрочем, теперь это не имеет значения.
– Почему? – удивилась Пэтэнс. – Потому что я встретил вас.
Инспектор вернулся из музея недовольный и злой. Достал изгрызанную трубку, набил ее вонючим табаком, полистал календарь.
– Мисс Броди! – позвал он.
Вечно печальная стенографистка встала перед ним, затаив дыхание.
– Кто-нибудь звонил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42