– А ближние об этом зле ничего не знают.
– Но ты знаешь. Себя не обманешь. Ты хорошо знаешь о своей грязной душе. Знаешь и просыпаешься ночью от страха. Ты хорошо знаешь, что ксендз не поможет и что ты будешь проклят, потому что сам проклинаешь.
– Что я, хуже всех? А ты лучше? Ведь сказано, кто без греха…
– Опять обманываешь, Смулка. – Хенрик не видел его лица, лицо стер мрак. Он говорил в темноту: – Ты хочешь, чтобы я поддался злу, потому что сам небезгрешен? Что с того? Тебя это не оправдывает.
– Шеф сотрет тебя в порошок, – услышал он предостерегающий голос из темноты.
– Пусть поостережется. Я был лучшим стрелком в организации.
– Нас пятеро, а ты один.
– Я не один.
Тень Смулки застыла в углу. Раздался вопрос:
– Кто с тобой?
– Ты.
Тень качнулась, потом опять застыла.
– Забудь, – сказала тень.
– Нет.
– Кто еще?
– Чесек. Наверняка пойдет за лагерником.
Смулка вышел из темноты. В полосе серого света вид у него был жуткий.
– Где книга? – спросил он.
– Не знаю.
– Чертова тьма, – выругался Смулка.
– Теперь ты ее не найдешь…
– Плевать я на нее хотел, – сказал равнодушно Смулка. – Я могу себе взять что-нибудь другое. Будет меньше хлопот.
Хенрик не отвечал. «Я уже что-то выиграл. Что-то произошло».
Они вышли на улицу. Было темно, опустилась ночь, ночь в пустом чужом городке, среди вооруженных бандитов. Смулка завел мотор.
– Хенек, – сказал он.
– Что?
– Я потолкую с шефом об этих аппаратах. Чтоб он их не забирал… Он человек умный, образованный, знает, как это сделать.
– Не говори, что я что-то знаю.
– Ладно, не скажу. Увидишь, все будет хорошо. По-божески, – Смулка рассмеялся. – Представляю себе, какую физиономию скорчит этот докторишка: «Что, Смулка, с ума сошел?» – Машина рванулась, – Ну ты мне и всыпал, – сказал Смулка. И запел какую-то песню.
Хенрик рискнул:
– Збышек, а эта обувь?
– Что обувь?
– Может быть, ее где-нибудь сложим? Спрячем от шефа, а потом разделим между людьми.
– Нет, – запротестовал Смулка. – Нет. Что до этого, то нет.
9
Ужинали при свечах. Народу было много, и вскоре запахло расплавленным стеарином, стало душно и жарко. Открыли окна, выходящие в сторону сквера, дохнуло вечерней прохладой, пламя свечей заколыхалось. Пани Барбара, одетая в легкое бальное платье, накинула на голые плечи шаль. Она помолодела лет на пятнадцать (браво, Щаффер), волосы у нее теперь были синеватые, появился озорной взгляд школьницы, стройность и умение очаровательно двигаться. Пани Барбара сидела за пианино, играла вальсы, танго и арии, пела, а мужской хор орал вместе с нею «Моя Кармен». Хор тореадоров обступил стол с напитками («…я тебя люблю, а ты меня нет…женщины непостоянны, а вы как будто лучше… все одним миром мазаны… истерзанное сердце…»).
Дамы постарались, все в вечерних платьях, у блондинки разрез до самого бедра. Только Анна была в брюках и свитере от Штайнхагена, не пела, пила вино наравне с другими, но не становилась раскованнее, наоборот, все более замыкалась в себе, время от времени ее сотрясали приступы сухого кашля. Шаффер ходил, выпрямившись, среди ужинавших, приносил все новые банки консервов.
– Прекрасный бал, – повторял он, – мне бы надо было жениться на польке, у меня была бы веселая старость, прекрасный бал, не правда ли, только жаль, что мужчины такие неаккуратные. – Но те его не слушали, поглощали закуски, хлестали вино и орали, громче всех Чесек: дожили, куриная морда, чего стесняться, мужики небриты, ерунда, они и так нас любят.
Хенрик отыскал взглядом Рудловского. Рудловский сидел в кресле и что-то втолковывал брюнетке, очки он держал в руке и очаровывал ее взглядом. Затем надел очки и стал оглядываться по сторонам. Заметил Хенрика, извинился перед брюнеткой и подбежал к нему.
– Нет ли у вас цибозола? – спросил он.
– Нет.
– Я с ней уже договорился.
– Какое могло быть сомнение, за вас всех на корню договорился Мелецкий.
– Я предпочел бы этим не пользоваться – малоприятное занятие. Интереснее всего сама игра, не правда ли?
– В известной мере, – сказал Хенрик. Подумал: «Этого можно будет перетянуть». – Вы ее разыграли? – спросил он.
– Я отрекомендовался графологом-хиромантом. Вы себе не представляете, как они клюют на это. Дала погадать по руке. Я нагадал, что она должна идти в мой номер. Она сказала, что если судьбе так угодно… А вы не считаете, что это рискованно?
– Что именно?
– А если она больна?
– Маловероятно.
– Посмотрите на нее и скажите, что вы о ней думаете.
– Я думаю, что она мила и очень женственна.
– Только бы чего-нибудь не подхватить!
– Теперь вам отступать некуда.
– Она вам нравится?
– Да. – Хенрик еще раз посмотрел на брюнетку: – Аппетитная.
– Пошлю немца за цибозолом, – решил Рудловский. – Вы не знаете, он профилактически действует?
– Не знаю. Спросите лучше доктора.
– Мелецкого? Спасибо, мне еще жизнь не надоела! Мелецкий такой же доктор, как я министр. Он всего лишь зубной техник.
– А диплом? – спросил Хенрик.
– Вам нужен диплом? Сколько? Три? Дюжина? Шеф вам устроит. Он большой ловкач. С ним не пропадешь. Привет, я отчаливаю.
Рудловский вернулся к брюнетке. Хенрик проводил его взглядом. Сплошные сенсации. Диплом фальшивый, с помощью фальшивого диплома ему удалось обмануть уполномоченного. Янка встала и подала Рудловскому руку. "До Хенрика донеслись его слова: «Здесь очень мило, не правда ли? Общество, музыка…» Они опять сели, Рудловский снял очки и начал что-то рассказывать. «Если я перетяну его на свою сторону, нас будет четверо, с Чесеком и Смулкой. Доктору останется Вияс. Доктор, доктор, вдвоем он не осмелится пойти против четверых». Тореадор перестал голосить, прервав свои жалобы на полуслове, пани Барбара встала из-за фортепьяно. Чесек пошел за нею, она что-то сказала Хенрику по-французски о Чесеке, что – Хенрик не понял, она громко засмеялась и откинулась назад, Чесек поддержал ее за талию, она перегнулась через его руку и снова засмеялась. Хенрик открыл им дверь в зал. «Опять выглядит старой», – подумал он. Она ему в матери годится, но, может быть, Чесеку мать и нужна? Он вспомнил девушку с распущенными волосами. Хорошо, что ее здесь нет.
– Надеюсь, вы не расстроились, – услышал он голос Анны.
– Нет, из-за чего? – ответил он, но не был уверен, что искренне.
Подошел Смулка.
– Сейчас буду говорить с шефом, – сказал он.
– Осторожно, ты много выпил, – предостерег Хенрик.
– Он тоже. Я сказал ему, что хочу с ним говорить. «Ладно, – сказал он, – жду тебя».
– Смотри не проговорись, что я что-то знаю, – напомнил Хенрик.
Анна спросила:
– Вы о чем? Смулка ответил:
– Ни о чем. – Он много выпил, это чувствовалось. – Хенрик не хочет, чтобы мы разбогатели. Он говорит, что бедных ждет царство небесное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30