Перед ними была маленькая лужайка, по краям которой ютилось пять-шесть бедных домиков, составлявших поселок.
Страшное зрелище представилось взорам Соважа и Матье. Лошади, привязанные к деревьям, глодали кору, а в середине лужайки несколько пьяных солдат окружили какого-то несчастного крестьянина, связанного по рукам и ногам и брошенного на землю.
Рот несчастного солдаты набили сеном, которое собирались поджечь.
Направо от лужайки горели два дома: налево какая-то старуха отбивалась от трех солдат. Она хотела вырвать из их рук девчурку лет двенадцати, которую злодеи тащили в лесную чащу.
Вдруг старуха пошатнулась и упала. Один солдат бросился на нее и тут же, на глазах у всех, подверг ее той самой участи, которую его товарищи готовили девочке.
– О, негодяи! – пробормотал Жан Соваж. – А нас только двое! Ну, да это ничего не значит. Мы положим на месте по крайней мере двоих из этих подлых негодяев. Матье, – обратился он к крестьянину, – ты не боишься?
– С вами-то? О, нет!
– Ну так вот! Целься в голову тому негодяю, который навалился на старуху. О, негодяй душит ее! Смотри, не промахнись! Я же подстрелю того, который собирается поджечь сено во рту этого несчастного. Это Леклерк, я узнал его. Надо попытаться спасти его. Готов, Матье?
– Мой негодяй у меня уже на прицеле!
– Так хорошо же! Пли!
Два выстрела прогремели почти одновременно.
Солдат с громким смехом подходивший к поваленному на землю крестьянину и собиравшийся поджечь своим факелом набитое в рот сено, упал; в то же время склонившийся к старухе вдруг вздрогнул и после короткой конвульсии застыл – пуля пронзила ему затылок и вышла через рот.
Остальных солдат объял невыразимый ужас: им показалось, что на них напал целый неприятельский отряд Они выпустили девчурку, которую тащили в лес, а затем, торопливо отвязав лошадей, кинулись без оглядки прочь. Других тоже охватила паника – через несколько секунд на лужайке не осталось ни одного солдата.
Жан Соваж сказал Матье:.
– Ты отлично выстрелил! Ну, а теперь поспешим освободить несчастного Леклерка. Как бы он не задохнулся!
Выйдя из засады, они бросились к потерявшему сознание крестьянину. Жан Соваж вытащил сено, которым был забит рот крестьянина, а затем принялся растирать его, стараясь привести в чувство. Но несмотря на все его старания, Леклерк не приходил в себя.
Матье смотрел с раскрытым ртом на открывшуюся перед ним картину разрушения. Затем, словно желая отогнать ужас, охвативший его при виде горящих домов, истерзанных трупов и леса, куда скрылись «освободители Франции», молодой крестьянин принялся заряжать ружье.
Продолжая приводить несчастного Леклерка в чувство, Жан Соваж попытался оживить его искусственным дыханием. Но тот оставался все таким же холодным и неподвижным. Тогда Жан Соваж поднял голову и сказал Матье:
– Сходи-ка в один из этих домов и постарайся раздобыть немного водки.
Матье побежал к одному из домов, пощаженных пожаром, а Жан Соваж продолжал приводить в чувство неподвижного Леклерка.
Вдруг раздался громкий крик. Соваж вскочил и увидел, как Матье выскочил из дома, в который вошел.
Не успел Соваж понять, что произошло, как Матье, словно одумавшись, снова бросился в дом, держа ружье на прицеле, готовый спустить курок.
Раздался выстрел.
Забыв, что он безоружен, Жан Соваж бросился вслед за Матье.
С порою дома ему представилась ужасающая картина. На постели лежала мертвая, окровавленная женщина, на которой вся одежда была изорвана в клочья, а в животе зияла громадная рана.
Это негодяй «освободитель» изнасиловал женщину и, пресытившись ею, изрубил ее саблей.
К спинке кровати был привязан какой-то мужчина, рот которого был заткнут платком. Это был хозяин дома, которого заставили присутствовать при сцене насилия над его женой.
На кресле сидела мертвая от ужаса и побоев старуха – мать убитой женщины. Один из пальцев ее правой руки был отрублен саблей – очевидно для того, чтобы «освободители» могли завладеть золотым обручальным кольцом, снимать которое с пальца показалось им слишком скучным.
На земле с грудью, пробитой пулей Матье, лежал солдат, не выпустивший даже и после смерти бутылку с водкой, из которой он вознаграждал себя изрядными глотками за труды, понесенные при насилии и грабеже.
– Боже мой, что за война! – пробормотал Жан Соваж и поспешил с помощью Матье освободить бедного мужа от веревок и кляпа.
Освободившись, несчастный поспешил к кровати, кинулся на окровавленный труп жены и зарыдал:
– Бедная Марианна! Бедная Марианна! Приди в себя! Скажи хоть слово! Ведь ты не умерла! О, Марианна, Марианна!
– Товарищ! – сказал ему взволнованный Жан Соваж. – О мертвых надо плакать, но и мстить за них тоже нужно! Пойдем с нами, твоей жене мы устроим похороны, подобающие патриотам! Вот уже лежит один из врагов, который не совершит более в сей жизни ни одного преступления. Пойдем с нами. Если в твоих жилах течет не вода, а кровь! Плакать ты будешь завтра, а сегодня… сегодня еще найдутся враги, которых надо убить!
Несчастный провел рукой по лбу, словно просыпаясь от тяжелого сна, и скорбным голосом сказал:
– Я следую за вами, друзья мои. Куда надо идти?
Так как он не мог стоять на ногах, то Жан Соваж и Матье взяли под руки и повлекли за собой несчастного мужа, который не переставал всхлипывать:
– Бедная Марианна! Бедная Марианна!
Когда они вышли на поляну, то увидели, что Леклерк стал понемногу приходить в себя.
Девчурка, вырвавшаяся из рук насильников, убежала, словно испуганная козочка, в лес, а затем снова показалась у опушки и стала издали наблюдать за происходящим.
Жан Соваж знаком подозвал ее поближе.
– В настоящий момент нечего и думать добраться до «Божьей славы», – сказал он Матье, – неприятель может налететь с минуты на минуту. Попробуем увести этих несчастных к нам. Там за ними будут ухаживать, поставят их на ноги; если же оставить их здесь, то они погибнут, так как неприятель неминуемо вернется. Срежь две больших ветви, Матье, мы сделаем носилки, чтобы нести вот этого, – он показал на Леклерка, который все еще неподвижно лежал на траве. – Что же касается его, – он кивнул в сторону мужа Марианны, – то он может дойти и один. Но поторапливайся, здесь пахнет неприятельским духом!
В то время как Матье торопливо срезал подходящие ветки, Жан Соваж еще раз приказал девчурке подойти поближе.
Бедняжка подошла; она была очень испугана, и ее черные глаза недоверчиво поглядывали сквозь крупные набегавшие слезы.
– Как тебя зовут? – спросил Жан Соваж.
– Агата.
– Ты здешняя?
– Нет, я из Мери. Я пришла к бабушке, так как у нас появились солдаты, вот отец меня и отослал сюда. Скажите, они не придут больше сюда? Могу ли я теперь уйти домой с бабушкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46