Красивыми переливами уходили от кормы волны, размеренно покачивая рыбацкие лодки. Слева на крутом высоченном берегу стояла большая деревня. Но старик жадно всматривался в правую сторону, туда, где смутно вырисовывались старые постройки.
- С нашей посудины монастырь не очень хорошо виден, а жаль. Чудо! Время, время... вот единственное, перед чем бессилен человек.
- Загадками говорите, папаша, нам бы попроще, - прервал его Евгений Николаевич.
- Пожалуйста. Это - знаменитый Макарьевский монастырь. Макарий был покровителем всей волжской торговли. На этом месте когда-то открылась ярмарка. Сколько эти берега повидали: слезы, кровь, горе людское. Денежки, брат, требуют жертв. Да и в Нижнем на ярмарке, куда мы путь держим, тоже страсти бурлили.
- Постой, батя, что-то я не пойму, какая тут связь? - спросил Евгений Николаевич.
- Где связь?
- Между этими двумя ярмарками.
- Самая прямая. Да вы что же, истории не знаете?
- Как это не знаю. Учил, небось, за партой сидел. Только нам все, помню, больше про царей, а чтобы про другое - ни слова.
- А вот это напрасно. Когда-то здесь, - он широко повел рукой, торговый Восток сталкивался с Западом. Ни одного года не проходило без беспорядков. Драки, кутежи, а зачастую и разбойные нападения. В те времена вот этим селом, что на левом берегу, владел князь Грузинский. Он был легендарной личностью. Никого не боялся. С самим государственным канцлером графом Румянцевым имел крупную ссору. Особенно его ненавидела полиция. Да... В харчевнях ели на деревянных тарелках, ни ножей, ни вилок не подавалось. Рыбу раскладывали на свежей траве. Подавали стерлядей. Катались по Волге в разукрашенных лодках с песенниками...
Виталий слушал рассказ, и воображение рисовало перед ним картины прошлого. Когда речь зашла о пожаре, который слизал все деревянные ярмарочные постройки, юноша мысленным взором увидел высокие языки пламени, казаков, оцепивших ярмарку, услышал крики...
- Все церкви Нижнего, - продолжал знаток истории, - звоном колоколов оповещали закладку новых торгов. Выбрали место, где Ока впадает в Волгу. Был крестный ход. Сам губернатор проехался на шестерке лошадей. И все это - в честь открытия Нижегородской ярмарки, заменившей сгоревшую Макарьевскую. Об этом мне часто рассказывал мой отец. - Старик не скрывал восхищения. - Мальчишкой батя служил кучером у графа Котельникова.
Между тем пароход уже давно миновал место, которое так красочно описал случайный собеседник, и подходил к Нижнему.
Виталий, крепко вцепившись в деревянные поручни палубы, во все глаза смотрел на открывающуюся панораму города. Слева по крутому, изрытому оврагами склону лепились пригородные постройки. На самой вершине они казались игрушечными - настолько высоко взметнулся над Волгой берег. В стороне остался Печорский монастырь - на его купола старик с величавой сосредоточенностью долго крестился. Ясно просматривались широкие аллеи Александровского парка, косыми уступами сбегающие к подножию откоса. Затерявшиеся в зелени акаций и молоденьких лип питейные заведения уже окутались дымком растапливаемых печей.
Пароход, сопротивляясь быстрому течению, медленно обходил высокий берег, осторожно, словно на ощупь следуя за десятками других посудин, подходящих к причалу. Все отчетливее вырисовывался из тумана старый город. И вот на склонах крутого откоса выросли огромные стены Нижегородского кремля, соединенные приземистыми башнями. Виталий был буквально захвачен этим зрелищем. Высоко в небо уходил пирамидальный купол Архангельского собора. А чуть дальше, у дебаркадеров, ярко, до боли в глазах светилась позолоченными чешуйчатыми маковками Строгановская церковь.
Город, вернее его небольшая часть, где с обилием церквей, массивных помпезных зданий соседствовали ветхие, убогие деревянные постройки, всевозможные сараи, амбары и другие подсобные помещения, где в широкие и глубокие съезды, вымощенные булыжником, стекались почти отвесные извилистые тропинки, - предстал как огромное живописное полотно.
На Стрелке, на стыке Окского и Волжского берегов, сквозь призрачную синеву все более отчетливо вырастал силуэт собора, построенного в честь Александра Невского - уроженца здешних мест. А за ним... бурлила ярмарка. С причаленных судов по упругим сходням почти бегом скатывались грузчики. Огромные тюки, ящики, бочки словно не имели веса - так плавно проплывали они на спинах людей. Но взмокшие просоленные рубахи грузчиков, их перекошенные от напряжения лица, редкие натужные выкрики говорили о том, с каким трудом дается им эта работа, каких усилий она требует.
Особенно многолюдно, шумно и весело у одетых в камень берегов Сибирских пристаней. Вот три артели разгружают баржу, в ней рис, изюм, курага, орехи - товар из Персии. Грузчики ловко вскидывают на спины ящики, мешки. Рядом пароход с хлопком, спрессованным в восьмипудовые тюки, с каракулем в связках сотнями. На Московском вокзале около пакгаузов вереницы вагонов. На них мелом - "Н-Новгород" и "Н-Н", без конца. Мануфактура, обувь, табак. С другой стороны от пакгаузов по шоссе непрерывно движутся ломовые извозчики, автомобили, нагруженные товаром. Покрикивают возчики, тарахтят, испуская клубы дыма, машины...
- Долго, долго собираемся, товарищи! Прошу садиться. - Григорий Петрович Себекин нетерпеливо переложил с места на место стопку бумаги. Гущин, что ты там жмешься у двери? Проходи ближе, вот здесь свободный стул. Присаживайтесь, пожалуйста, пора начинать. - Он скорее для солидности, чем по необходимости, откашлялся в кулак, по-хозяйски оглядел заполненный сотрудниками Красный уголок комендатуры ярмарочного уголовного розыска и вдруг нахмурился: - Хоть и не время сейчас об этом говорить, но вот вынуждаешь ты меня, Ромашин, при всех тебе замечание делать. В который раз призываю тебя в смысле ношения формы - тебе все неймется. Ты посмотри на себя. Какой ты, к лешему, милиционер? Так, лавочник неудавшийся. Гимнастерка грязная, пуговица отсутствует, сапоги нечищеные, а главное куда ремень девал? Ты чем это подпоясался, грузинским кушаком? Смешного тут мало, товарищи! - Он повысил голос, и от этого его речь, потеряв былую плавность, зазвучала властно и негодующе. - Сколько можно говорить: мы здесь не для абы-кабы, извините-подвиньтесь. Мы - Советская власть. И хватит нам уже лаптями да заплатами гордиться, вперед их выставлять. Да что я вам здесь политграмоту читаю, сами не маленькие. Все! С тобой, Ромашин, разговор будет особый...
Себекин, вскипев, быстро успокоился. Крупного телосложения, плотно сбитый, он весь был словно выточен из камня. И, как большинство сильных людей, имел спокойный, рассудительный нрав. Состояние раздражения, в которое он впадал крайне редко, обычно выбивало у него почву из-под ног:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- С нашей посудины монастырь не очень хорошо виден, а жаль. Чудо! Время, время... вот единственное, перед чем бессилен человек.
- Загадками говорите, папаша, нам бы попроще, - прервал его Евгений Николаевич.
- Пожалуйста. Это - знаменитый Макарьевский монастырь. Макарий был покровителем всей волжской торговли. На этом месте когда-то открылась ярмарка. Сколько эти берега повидали: слезы, кровь, горе людское. Денежки, брат, требуют жертв. Да и в Нижнем на ярмарке, куда мы путь держим, тоже страсти бурлили.
- Постой, батя, что-то я не пойму, какая тут связь? - спросил Евгений Николаевич.
- Где связь?
- Между этими двумя ярмарками.
- Самая прямая. Да вы что же, истории не знаете?
- Как это не знаю. Учил, небось, за партой сидел. Только нам все, помню, больше про царей, а чтобы про другое - ни слова.
- А вот это напрасно. Когда-то здесь, - он широко повел рукой, торговый Восток сталкивался с Западом. Ни одного года не проходило без беспорядков. Драки, кутежи, а зачастую и разбойные нападения. В те времена вот этим селом, что на левом берегу, владел князь Грузинский. Он был легендарной личностью. Никого не боялся. С самим государственным канцлером графом Румянцевым имел крупную ссору. Особенно его ненавидела полиция. Да... В харчевнях ели на деревянных тарелках, ни ножей, ни вилок не подавалось. Рыбу раскладывали на свежей траве. Подавали стерлядей. Катались по Волге в разукрашенных лодках с песенниками...
Виталий слушал рассказ, и воображение рисовало перед ним картины прошлого. Когда речь зашла о пожаре, который слизал все деревянные ярмарочные постройки, юноша мысленным взором увидел высокие языки пламени, казаков, оцепивших ярмарку, услышал крики...
- Все церкви Нижнего, - продолжал знаток истории, - звоном колоколов оповещали закладку новых торгов. Выбрали место, где Ока впадает в Волгу. Был крестный ход. Сам губернатор проехался на шестерке лошадей. И все это - в честь открытия Нижегородской ярмарки, заменившей сгоревшую Макарьевскую. Об этом мне часто рассказывал мой отец. - Старик не скрывал восхищения. - Мальчишкой батя служил кучером у графа Котельникова.
Между тем пароход уже давно миновал место, которое так красочно описал случайный собеседник, и подходил к Нижнему.
Виталий, крепко вцепившись в деревянные поручни палубы, во все глаза смотрел на открывающуюся панораму города. Слева по крутому, изрытому оврагами склону лепились пригородные постройки. На самой вершине они казались игрушечными - настолько высоко взметнулся над Волгой берег. В стороне остался Печорский монастырь - на его купола старик с величавой сосредоточенностью долго крестился. Ясно просматривались широкие аллеи Александровского парка, косыми уступами сбегающие к подножию откоса. Затерявшиеся в зелени акаций и молоденьких лип питейные заведения уже окутались дымком растапливаемых печей.
Пароход, сопротивляясь быстрому течению, медленно обходил высокий берег, осторожно, словно на ощупь следуя за десятками других посудин, подходящих к причалу. Все отчетливее вырисовывался из тумана старый город. И вот на склонах крутого откоса выросли огромные стены Нижегородского кремля, соединенные приземистыми башнями. Виталий был буквально захвачен этим зрелищем. Высоко в небо уходил пирамидальный купол Архангельского собора. А чуть дальше, у дебаркадеров, ярко, до боли в глазах светилась позолоченными чешуйчатыми маковками Строгановская церковь.
Город, вернее его небольшая часть, где с обилием церквей, массивных помпезных зданий соседствовали ветхие, убогие деревянные постройки, всевозможные сараи, амбары и другие подсобные помещения, где в широкие и глубокие съезды, вымощенные булыжником, стекались почти отвесные извилистые тропинки, - предстал как огромное живописное полотно.
На Стрелке, на стыке Окского и Волжского берегов, сквозь призрачную синеву все более отчетливо вырастал силуэт собора, построенного в честь Александра Невского - уроженца здешних мест. А за ним... бурлила ярмарка. С причаленных судов по упругим сходням почти бегом скатывались грузчики. Огромные тюки, ящики, бочки словно не имели веса - так плавно проплывали они на спинах людей. Но взмокшие просоленные рубахи грузчиков, их перекошенные от напряжения лица, редкие натужные выкрики говорили о том, с каким трудом дается им эта работа, каких усилий она требует.
Особенно многолюдно, шумно и весело у одетых в камень берегов Сибирских пристаней. Вот три артели разгружают баржу, в ней рис, изюм, курага, орехи - товар из Персии. Грузчики ловко вскидывают на спины ящики, мешки. Рядом пароход с хлопком, спрессованным в восьмипудовые тюки, с каракулем в связках сотнями. На Московском вокзале около пакгаузов вереницы вагонов. На них мелом - "Н-Новгород" и "Н-Н", без конца. Мануфактура, обувь, табак. С другой стороны от пакгаузов по шоссе непрерывно движутся ломовые извозчики, автомобили, нагруженные товаром. Покрикивают возчики, тарахтят, испуская клубы дыма, машины...
- Долго, долго собираемся, товарищи! Прошу садиться. - Григорий Петрович Себекин нетерпеливо переложил с места на место стопку бумаги. Гущин, что ты там жмешься у двери? Проходи ближе, вот здесь свободный стул. Присаживайтесь, пожалуйста, пора начинать. - Он скорее для солидности, чем по необходимости, откашлялся в кулак, по-хозяйски оглядел заполненный сотрудниками Красный уголок комендатуры ярмарочного уголовного розыска и вдруг нахмурился: - Хоть и не время сейчас об этом говорить, но вот вынуждаешь ты меня, Ромашин, при всех тебе замечание делать. В который раз призываю тебя в смысле ношения формы - тебе все неймется. Ты посмотри на себя. Какой ты, к лешему, милиционер? Так, лавочник неудавшийся. Гимнастерка грязная, пуговица отсутствует, сапоги нечищеные, а главное куда ремень девал? Ты чем это подпоясался, грузинским кушаком? Смешного тут мало, товарищи! - Он повысил голос, и от этого его речь, потеряв былую плавность, зазвучала властно и негодующе. - Сколько можно говорить: мы здесь не для абы-кабы, извините-подвиньтесь. Мы - Советская власть. И хватит нам уже лаптями да заплатами гордиться, вперед их выставлять. Да что я вам здесь политграмоту читаю, сами не маленькие. Все! С тобой, Ромашин, разговор будет особый...
Себекин, вскипев, быстро успокоился. Крупного телосложения, плотно сбитый, он весь был словно выточен из камня. И, как большинство сильных людей, имел спокойный, рассудительный нрав. Состояние раздражения, в которое он впадал крайне редко, обычно выбивало у него почву из-под ног:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25