Движение медленное, но плотное. Над улицей плывут синие выхлопы кашляющих автобусных двигателей. Горячим ядом плюются неповоротливые, побитые «бродячие» такси .
Я курю. Я стою на открытой платформе подземки, смотрю на этот титанический кошмар и курю. Кожа совершенно не дышит. Я задыхаюсь. Футболка на спине промокла насквозь. Температура воздуха приближается к 100 градусам , относительная влажность – девяносто процентов. Я жалуюсь на загрязненный воздух, и я же курю «Кэмел». Что за идиот!
Диспозиция вкратце такова: к западу от Бродвея всем заправляют парни-доминиканцы, к востоку – черные. Первых легко узнать по длинным хлопчатобумажным брюкам, теннисным туфлям, сетчатым футболкам и толстым золотым цепям. Черные, как правило, ходят в чистых голубых, желтых или красных футболках, мешковатых шортах и более дорогих теннисных туфлях или кроссовках. Они чувствуют себя вольготно – пока что эта территория принадлежит им. Латинос здесь – новички, пришельцы. Такая вот долбаная «Вестсайдская история»…
Засунув руку глубоко в карман своих просторных шортов, я рассеянно играю с предохранителем револьвера. Глупое занятие. Дурацкое. Приходится себя одергивать. Кроме того, эти парни мне не враги. Настоящий враг действует тоньше и часто маскируется под своего.
Какие-то подростки играют в баскетбол без щита и кольца. Женщины обходят магазинчики и лавчонки: тяжелые пакеты с покупками заставляют их сутулиться. Те, кто постарше, катят перед собой проволочные тележки. Те, кто помоложе, почти раздеты. Мне нравятся эти красивые девушки с длинными коричневыми ногами и ленивыми, дремотными голосами. Их голоса – единственные из здешних звуков, которые напоминают о рае.
Разумеется, в те времена Гарлем был совсем другим. И 125-я улица была не такой, как сейчас или даже пять лет назад. Сейчас здесь есть кафе «Старбакс». Мультиплексы. Компания «Хиз мастерз войс». Мемориальные места, связанные с именем бывшего президента. Нет, речь идет о Гарлеме, каким он был до того, как мэр Джулиани спас город. Дважды спас. Речь идет о 1992 годе. В те времена в Нью-Йорке происходило больше двух тысяч убийств в год. Воевали друг с другом преступные группировки. Люди сходили с ума от крэка и убивали кого ни попадя, часто без всяких причин. Именно тогда «Нью-Йорк таймс» опубликовала карту Манхэттена, на которой черными точками были отмечены все места, где совершались убийства. За Центральным парком точки ложатся гуще, а к северу и к югу от Колумбийского университета они сливаются в одно черное пятно. Буквально вчера на этом самом углу произошло еще одно убийство. Подросток на мотоцикле смертельно ранил выстрелом в грудь женщину, которая не захотела отдать ему свою сумочку. Практически у всех здешних парней есть оружие. Черт побери, мы все здесь носим с собой «волыны». Легавые не вмешиваются. Впрочем, какие легавые? Никто не видел здесь легавых, кроме как на бульваре Флоридита. Так, во всяком случае, было в девяносто втором, когда президентом был Буш-старший, мэром – Динкинс, премьер-министром Мэйджор, а папой – Иоанн Павел Второй. Согласно нью-йоркской «Дейли ньюс», вчера в Белфасте было всего 55 градусов и шел дождь. Вполне нормально для этого времени года.
Носовым платком я вытираю свой начинающий выпирать, как у Будды, животик. Поезд, наверное, так и не придет. Никогда. Я вытираю под мышками. Я бросаю окурок на платформу, растираю ногой и с трудом подавляю желание закурить еще одну сигарету. Интересно, окружающие действительно начинают на меня коситься, или мне это только кажется? На платформе я – единственный белый, и я еду на север, на Вашингтон-Хайтс, что, если вдуматься, выглядит очевидной глупостью.
Парни в шерстяных шапочках – это западно-африканцы. Я уже видел их раньше. Они сидят спокойные, невозмутимые, болтают о всяких пустяках, иногда режутся в домино. Они едут в центр. На их стороне платформы нет никаких признаков тени, солнце шпарит вовсю, и западно-африканцы кажутся разморенными и добродушными. У каждого в руках чемоданчик, а в нем – часы, которые они впаривают простофилям на Пятой авеню и Геральд-сквер. С их главарем я знаком. Этот парень живет в Штатах всего несколько месяцев, но в его команде около двадцати человек. Мне он нравится – вежливый, прирожденный делец, но при этом никогда не зарывается. Я сам бы с удовольствием на него работал, но он нанимает только парней из Гамбии. Если вы знаете, о чем речь, вы согласитесь, что это довольно самобытная страна. Как-то я упомянул об этом в разговоре с главарем, и он рассказал мне много любопытного о британском владычестве, колониализме, структурной системе эксплуатации, Франкфуртской школе и прочем дерьме. Словом, мы отлично поладили; он даже взял у меня сигарету, однако наотрез отказался дать мне работу по продаже липовых часов. Как я понял, дело даже не в том, что чернокожие ему ближе, чем я, белый; дело в доверии. Насколько мне известно, он не брал на работу даже выходцев из Ганы, которая тоже находится где-то в Западной Африке. Что ж, такой подход мне понятен. Я и сам действовал бы так же. Скорее всего – так же, хотя возможны варианты.
Сегодня эти ребята в домино не играют, просто сидят и разговаривают. Разговаривают они вроде бы по-английски, но понять их невозможно. Черта с два поймешь.
Я убираю носовой платок и пытаюсь отдышаться. Я дышу и смотрю по сторонам. Все те же машины. Все тот же город. Та же река – обыкновенная, вонючая, грязная. В этом душном мареве и не поймешь, где кончается река и начинается Гарлем. Купающихся, разумеется, нет: даже дураки здесь не настолько глупы.
Наконец я отрываюсь от воды и смотрю в другую сторону. Трудно поверить, как много здесь пустующих домов и как много домов – просто пустые, выжженные внутри скорлупки с провалившейся крышей. Дальше на восток, в направлении бульвара Аполло, дела обстоят еще хуже. Весь этот район отлично виден с того места, где я стою, так как линия надземки проходит здесь довольно высоко.
К примеру, 126-я улица пролегает сразу за внушительным зданием «Адам Клейтон Пауэлл-джуниор билдинг», где я получал водительские права, а другие люди получают карточки социального страхования и прочую муру, поэтому несведущий человек может решить, будто дома в этом районе представляют собой первоклассную недвижимость. Но это не так. Почти все здания на протяжении трех кварталов заброшены и разрушаются. Что касается 123-й улицы, на которой я сейчас живу… Впрочем, об этом я еще расскажу.
Я зеваю. Привстаю на цыпочки. Кручу головой. Потягиваюсь.
Н– да…
Рано или поздно (через несколько минут? часов?) поезд все равно придет. Он отвезет меня на 173-ю улицу, где я должен встретиться со Скотчи, который едет из Бронкса; Скотчи наверняка опоздает и начнет вешать мне лапшу насчет очередной девчонки, с которой встречается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Я курю. Я стою на открытой платформе подземки, смотрю на этот титанический кошмар и курю. Кожа совершенно не дышит. Я задыхаюсь. Футболка на спине промокла насквозь. Температура воздуха приближается к 100 градусам , относительная влажность – девяносто процентов. Я жалуюсь на загрязненный воздух, и я же курю «Кэмел». Что за идиот!
Диспозиция вкратце такова: к западу от Бродвея всем заправляют парни-доминиканцы, к востоку – черные. Первых легко узнать по длинным хлопчатобумажным брюкам, теннисным туфлям, сетчатым футболкам и толстым золотым цепям. Черные, как правило, ходят в чистых голубых, желтых или красных футболках, мешковатых шортах и более дорогих теннисных туфлях или кроссовках. Они чувствуют себя вольготно – пока что эта территория принадлежит им. Латинос здесь – новички, пришельцы. Такая вот долбаная «Вестсайдская история»…
Засунув руку глубоко в карман своих просторных шортов, я рассеянно играю с предохранителем револьвера. Глупое занятие. Дурацкое. Приходится себя одергивать. Кроме того, эти парни мне не враги. Настоящий враг действует тоньше и часто маскируется под своего.
Какие-то подростки играют в баскетбол без щита и кольца. Женщины обходят магазинчики и лавчонки: тяжелые пакеты с покупками заставляют их сутулиться. Те, кто постарше, катят перед собой проволочные тележки. Те, кто помоложе, почти раздеты. Мне нравятся эти красивые девушки с длинными коричневыми ногами и ленивыми, дремотными голосами. Их голоса – единственные из здешних звуков, которые напоминают о рае.
Разумеется, в те времена Гарлем был совсем другим. И 125-я улица была не такой, как сейчас или даже пять лет назад. Сейчас здесь есть кафе «Старбакс». Мультиплексы. Компания «Хиз мастерз войс». Мемориальные места, связанные с именем бывшего президента. Нет, речь идет о Гарлеме, каким он был до того, как мэр Джулиани спас город. Дважды спас. Речь идет о 1992 годе. В те времена в Нью-Йорке происходило больше двух тысяч убийств в год. Воевали друг с другом преступные группировки. Люди сходили с ума от крэка и убивали кого ни попадя, часто без всяких причин. Именно тогда «Нью-Йорк таймс» опубликовала карту Манхэттена, на которой черными точками были отмечены все места, где совершались убийства. За Центральным парком точки ложатся гуще, а к северу и к югу от Колумбийского университета они сливаются в одно черное пятно. Буквально вчера на этом самом углу произошло еще одно убийство. Подросток на мотоцикле смертельно ранил выстрелом в грудь женщину, которая не захотела отдать ему свою сумочку. Практически у всех здешних парней есть оружие. Черт побери, мы все здесь носим с собой «волыны». Легавые не вмешиваются. Впрочем, какие легавые? Никто не видел здесь легавых, кроме как на бульваре Флоридита. Так, во всяком случае, было в девяносто втором, когда президентом был Буш-старший, мэром – Динкинс, премьер-министром Мэйджор, а папой – Иоанн Павел Второй. Согласно нью-йоркской «Дейли ньюс», вчера в Белфасте было всего 55 градусов и шел дождь. Вполне нормально для этого времени года.
Носовым платком я вытираю свой начинающий выпирать, как у Будды, животик. Поезд, наверное, так и не придет. Никогда. Я вытираю под мышками. Я бросаю окурок на платформу, растираю ногой и с трудом подавляю желание закурить еще одну сигарету. Интересно, окружающие действительно начинают на меня коситься, или мне это только кажется? На платформе я – единственный белый, и я еду на север, на Вашингтон-Хайтс, что, если вдуматься, выглядит очевидной глупостью.
Парни в шерстяных шапочках – это западно-африканцы. Я уже видел их раньше. Они сидят спокойные, невозмутимые, болтают о всяких пустяках, иногда режутся в домино. Они едут в центр. На их стороне платформы нет никаких признаков тени, солнце шпарит вовсю, и западно-африканцы кажутся разморенными и добродушными. У каждого в руках чемоданчик, а в нем – часы, которые они впаривают простофилям на Пятой авеню и Геральд-сквер. С их главарем я знаком. Этот парень живет в Штатах всего несколько месяцев, но в его команде около двадцати человек. Мне он нравится – вежливый, прирожденный делец, но при этом никогда не зарывается. Я сам бы с удовольствием на него работал, но он нанимает только парней из Гамбии. Если вы знаете, о чем речь, вы согласитесь, что это довольно самобытная страна. Как-то я упомянул об этом в разговоре с главарем, и он рассказал мне много любопытного о британском владычестве, колониализме, структурной системе эксплуатации, Франкфуртской школе и прочем дерьме. Словом, мы отлично поладили; он даже взял у меня сигарету, однако наотрез отказался дать мне работу по продаже липовых часов. Как я понял, дело даже не в том, что чернокожие ему ближе, чем я, белый; дело в доверии. Насколько мне известно, он не брал на работу даже выходцев из Ганы, которая тоже находится где-то в Западной Африке. Что ж, такой подход мне понятен. Я и сам действовал бы так же. Скорее всего – так же, хотя возможны варианты.
Сегодня эти ребята в домино не играют, просто сидят и разговаривают. Разговаривают они вроде бы по-английски, но понять их невозможно. Черта с два поймешь.
Я убираю носовой платок и пытаюсь отдышаться. Я дышу и смотрю по сторонам. Все те же машины. Все тот же город. Та же река – обыкновенная, вонючая, грязная. В этом душном мареве и не поймешь, где кончается река и начинается Гарлем. Купающихся, разумеется, нет: даже дураки здесь не настолько глупы.
Наконец я отрываюсь от воды и смотрю в другую сторону. Трудно поверить, как много здесь пустующих домов и как много домов – просто пустые, выжженные внутри скорлупки с провалившейся крышей. Дальше на восток, в направлении бульвара Аполло, дела обстоят еще хуже. Весь этот район отлично виден с того места, где я стою, так как линия надземки проходит здесь довольно высоко.
К примеру, 126-я улица пролегает сразу за внушительным зданием «Адам Клейтон Пауэлл-джуниор билдинг», где я получал водительские права, а другие люди получают карточки социального страхования и прочую муру, поэтому несведущий человек может решить, будто дома в этом районе представляют собой первоклассную недвижимость. Но это не так. Почти все здания на протяжении трех кварталов заброшены и разрушаются. Что касается 123-й улицы, на которой я сейчас живу… Впрочем, об этом я еще расскажу.
Я зеваю. Привстаю на цыпочки. Кручу головой. Потягиваюсь.
Н– да…
Рано или поздно (через несколько минут? часов?) поезд все равно придет. Он отвезет меня на 173-ю улицу, где я должен встретиться со Скотчи, который едет из Бронкса; Скотчи наверняка опоздает и начнет вешать мне лапшу насчет очередной девчонки, с которой встречается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120