Наконец она осознала, что окружающая обстановка совсем не походит на школьное общежитие. Пустота, железные кровати, гигиенически голые стены…
«Ох, дорогая моя», горько подумала о себе Джоанна, вспомнив былые школьные дни.
Джоанна встала с постели, оделась, остановилась у окна. О чем ей во сне говорила мисс Гилби? О дисциплине? Да, о дисциплине.
В этом что-то есть. Все-таки с ее стороны было большой глупостью позволить себе думать о чем попало. Надо обязательно навести порядок в своих мыслях! Надо систематизировать мысли и особенно тщательно разобраться с идеей о ее агорафобии.
Впрочем, теперь она чувствовала себя вполне хорошо. По крайней мере, здесь, внутри здания. Может быть, имеет смысл вообще прекратить прогулки на улице? Но ее сердце тоскливо заныло, в предвидении такой перспективы. Сидеть целыми днями в полутьме, дыша запахом прогорклого бараньего жира и парафина… Дни напролет без всякого занятия, без какой-либо, пускай даже самой глупой, книжки?
А чем, интересно, развлекают себя заключенные в тюремных камерах? Наверняка у них есть какое-нибудь занятие, например, шьют почтовые сумки или что-нибудь еще вроде этого. Но, с другой стороны, подумала она, от такой жизни они, наверное, сходят с ума.
Но так, вероятно, случается лишь с осужденными на одиночное заключение. Там-то уж наверняка, эти несчастные скоро сходят с ума.
Одиночное заключение: день за днем, неделя за неделей…
Подумать только! Она сидит здесь всего два дня, а ощущает себя так, словно пробыла здесь несколько недель! Как все-таки это много – два дня!
Два дня! Невероятно! Как там у Омара Хайяма?
Вчера я прожил десять тысяч лет…
Что-то вроде этого. А дальше? Нет, не вспоминается. Почему она не может хоть что-нибудь запомнить как следует и до конца? Может быть, что-либо почитать вслух? Нет-нет, лучше не надо! Она уже убедилась; если вспоминать и читать вслух стихи, то ничем хорошим это не кончается. Да, вот именно, ничем хорошим! Дело в том, что с поэзией каким-то страшным образом связаны почти все неприятные воспоминания. То есть, не напрямую, а косвенно. Начнешь вспоминать приятные поэтические строчки, а потом незаметно перейдешь к неприятным воспоминаниям. Это уже проверено. В настоящей поэзии есть что-то такое, что непонятным образом расстраивает нервную систему, заставляет переживать. Да, в любых хороших стихах есть какая-то тревожная острота, которая действует на душу.
Так о чем она только сейчас думала' Перед поэзией… Да, о духовном. Конечно, о духовном думать гораздо приятнее, нежели о материальном, о простом, житейском. А она всегда считала себя высокодуховной личностью.
Неожиданно в голове у Джоанны прозвучали слова:
Всегда как рыба холодна…
Почему все-таки голос Бланш врывается в ее мысли? В высшей степени вульгарное и непрошеное замечание! Как сама Бланш. Такие строки больше всего нравятся людям, которые, как и сама Бланш, любят актерствовать и, как говорится, рвать страсть в клочки. Нет, в самом деле, глупо винить Бланш за неотесанность – такова ее натура. Хотя прежде, когда она была школьницей, это свойство ее характера было не так заметно, потому что она все-таки была хорошенькой и воспитанной девочкой. Но грубость всегда пряталась у нее под хорошими манерами.
«Как рыба холодна»! Ничего подобного!
Для Бланш было бы гораздо лучше, если бы она сама со своим суматошным характером была немножечко ближе к холоднокровной рыбе! Именно горячий темперамент Бланш и виноват в том, что она прожила такую жалкую жизнь.
Да, вот именно, исключительно жалкую!
Как это она выразилась? «Человек всегда волен подумать о своих собственных грехах».
Бедняжка Бланш! Она все-таки признала, что это занятие не отнимет много времени у Джоанны. Значит, она прекрасно понимала разницу между собою и Джоанной. Наверное, она подумала, что Джоанне быстро надоест выслушивать ее комплименты и благословения. Секрет, скорее всего, заключается в том, что все благословения всегда произносятся с задней мыслью о вознаграждении! А что она такое сказала потом? Кажется, что-то очень занятное…
Ах, да! Она поинтересовалась, что произойдет, если человек не будет ничем заниматься и лишь только день за днем станет думать о себе, то что он откроет в себе?
Мысль интересная в некотором отношении.
Да, действительно, очень интересная мысль.
Но только Бланш сказала, что она сама даже не хочет и пытаться. Впрочем, она выразилась иначе. «Боюсь», – сказала она.
«Интересно, – подумала Джоанна, – а может ли в самом деле человек открыть в себе что-то новое?»
Она никогда не относила себя к женщинам эгоцентричного типа.
«Любопытно, а как я выгляжу в глазах других людей? Я имею ввиду не в общем, а в частностях».
Она попыталась вспомнить случаи, когда о ней что-либо говорили разные люди.
Например, Барбара сказала однажды:
– Ох, мамочка у тебя слуги всегда само совершенство! Ты умеешь их вышколить.
Своеобразная дань уважения, которая явно демонстрирует, что дети признают ее незаурядные способности в деле управления домом. И это действительно так: она умеет очень хорошо и экономно вести домашнее хозяйство. И слуги любят ее, во всяком случае, они делают то, что она им приказывает. Правда, они не очень любят, когда у нее болит голова или плохое настроение, но в таких случаях она тут же пресекает их попытки диктовать свои условия. Однажды ее кухарка (кстати, очень хорошая повариха!) в ответ на замечание Джоанны сказала, что больше не будет ничего готовить без одобрения самой хозяйки. Как забавно!
– Вы всегда ворчите, мэм, если что-то не так, и никогда не похвалите, если все в порядке. Не очень-то приятно получается, мэм…
– Я полагаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что, если тебе ничего не говорят, значит, все в порядке, – холодно отрезала Джоанна.
– Может быть, и так, мэм, но все равно неприятно, – уныло возразила кухарка. – В конце концов, я тоже человек, Я с таким трудом приготовила испанское рагу, которое вы заказывали, потому что это очень сложное блюдо, а вы меня даже не похвалили. А я ведь не такой искусный кулинар, чтобы самой выдумывать новые блюда.
– Рагу получилось на славу. Успокойся. Я ничего не сказала тебе, потому что блюдо было очень вкусное.
– Да, мэм, я так и поняла, потому что вы съели все, до последней крошки. А мне ничего даже не сказали. Даже не похвалили!
– Подумай сама, что за чушь ты несешь! – повысила голос Джоанна. Разговор с занудливой кухаркой начинал ее раздражать. – В конце концов, я наняла тебя именно для того, чтобы ты готовила мне вкусные блюда! Причем наняла за очень хорошее жалование…
– Да, мэм, жалование очень хорошее. Грех жаловаться на ваше жалование…
– …поэтому ты и сама должна понимать, что ты очень хороший повар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
«Ох, дорогая моя», горько подумала о себе Джоанна, вспомнив былые школьные дни.
Джоанна встала с постели, оделась, остановилась у окна. О чем ей во сне говорила мисс Гилби? О дисциплине? Да, о дисциплине.
В этом что-то есть. Все-таки с ее стороны было большой глупостью позволить себе думать о чем попало. Надо обязательно навести порядок в своих мыслях! Надо систематизировать мысли и особенно тщательно разобраться с идеей о ее агорафобии.
Впрочем, теперь она чувствовала себя вполне хорошо. По крайней мере, здесь, внутри здания. Может быть, имеет смысл вообще прекратить прогулки на улице? Но ее сердце тоскливо заныло, в предвидении такой перспективы. Сидеть целыми днями в полутьме, дыша запахом прогорклого бараньего жира и парафина… Дни напролет без всякого занятия, без какой-либо, пускай даже самой глупой, книжки?
А чем, интересно, развлекают себя заключенные в тюремных камерах? Наверняка у них есть какое-нибудь занятие, например, шьют почтовые сумки или что-нибудь еще вроде этого. Но, с другой стороны, подумала она, от такой жизни они, наверное, сходят с ума.
Но так, вероятно, случается лишь с осужденными на одиночное заключение. Там-то уж наверняка, эти несчастные скоро сходят с ума.
Одиночное заключение: день за днем, неделя за неделей…
Подумать только! Она сидит здесь всего два дня, а ощущает себя так, словно пробыла здесь несколько недель! Как все-таки это много – два дня!
Два дня! Невероятно! Как там у Омара Хайяма?
Вчера я прожил десять тысяч лет…
Что-то вроде этого. А дальше? Нет, не вспоминается. Почему она не может хоть что-нибудь запомнить как следует и до конца? Может быть, что-либо почитать вслух? Нет-нет, лучше не надо! Она уже убедилась; если вспоминать и читать вслух стихи, то ничем хорошим это не кончается. Да, вот именно, ничем хорошим! Дело в том, что с поэзией каким-то страшным образом связаны почти все неприятные воспоминания. То есть, не напрямую, а косвенно. Начнешь вспоминать приятные поэтические строчки, а потом незаметно перейдешь к неприятным воспоминаниям. Это уже проверено. В настоящей поэзии есть что-то такое, что непонятным образом расстраивает нервную систему, заставляет переживать. Да, в любых хороших стихах есть какая-то тревожная острота, которая действует на душу.
Так о чем она только сейчас думала' Перед поэзией… Да, о духовном. Конечно, о духовном думать гораздо приятнее, нежели о материальном, о простом, житейском. А она всегда считала себя высокодуховной личностью.
Неожиданно в голове у Джоанны прозвучали слова:
Всегда как рыба холодна…
Почему все-таки голос Бланш врывается в ее мысли? В высшей степени вульгарное и непрошеное замечание! Как сама Бланш. Такие строки больше всего нравятся людям, которые, как и сама Бланш, любят актерствовать и, как говорится, рвать страсть в клочки. Нет, в самом деле, глупо винить Бланш за неотесанность – такова ее натура. Хотя прежде, когда она была школьницей, это свойство ее характера было не так заметно, потому что она все-таки была хорошенькой и воспитанной девочкой. Но грубость всегда пряталась у нее под хорошими манерами.
«Как рыба холодна»! Ничего подобного!
Для Бланш было бы гораздо лучше, если бы она сама со своим суматошным характером была немножечко ближе к холоднокровной рыбе! Именно горячий темперамент Бланш и виноват в том, что она прожила такую жалкую жизнь.
Да, вот именно, исключительно жалкую!
Как это она выразилась? «Человек всегда волен подумать о своих собственных грехах».
Бедняжка Бланш! Она все-таки признала, что это занятие не отнимет много времени у Джоанны. Значит, она прекрасно понимала разницу между собою и Джоанной. Наверное, она подумала, что Джоанне быстро надоест выслушивать ее комплименты и благословения. Секрет, скорее всего, заключается в том, что все благословения всегда произносятся с задней мыслью о вознаграждении! А что она такое сказала потом? Кажется, что-то очень занятное…
Ах, да! Она поинтересовалась, что произойдет, если человек не будет ничем заниматься и лишь только день за днем станет думать о себе, то что он откроет в себе?
Мысль интересная в некотором отношении.
Да, действительно, очень интересная мысль.
Но только Бланш сказала, что она сама даже не хочет и пытаться. Впрочем, она выразилась иначе. «Боюсь», – сказала она.
«Интересно, – подумала Джоанна, – а может ли в самом деле человек открыть в себе что-то новое?»
Она никогда не относила себя к женщинам эгоцентричного типа.
«Любопытно, а как я выгляжу в глазах других людей? Я имею ввиду не в общем, а в частностях».
Она попыталась вспомнить случаи, когда о ней что-либо говорили разные люди.
Например, Барбара сказала однажды:
– Ох, мамочка у тебя слуги всегда само совершенство! Ты умеешь их вышколить.
Своеобразная дань уважения, которая явно демонстрирует, что дети признают ее незаурядные способности в деле управления домом. И это действительно так: она умеет очень хорошо и экономно вести домашнее хозяйство. И слуги любят ее, во всяком случае, они делают то, что она им приказывает. Правда, они не очень любят, когда у нее болит голова или плохое настроение, но в таких случаях она тут же пресекает их попытки диктовать свои условия. Однажды ее кухарка (кстати, очень хорошая повариха!) в ответ на замечание Джоанны сказала, что больше не будет ничего готовить без одобрения самой хозяйки. Как забавно!
– Вы всегда ворчите, мэм, если что-то не так, и никогда не похвалите, если все в порядке. Не очень-то приятно получается, мэм…
– Я полагаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что, если тебе ничего не говорят, значит, все в порядке, – холодно отрезала Джоанна.
– Может быть, и так, мэм, но все равно неприятно, – уныло возразила кухарка. – В конце концов, я тоже человек, Я с таким трудом приготовила испанское рагу, которое вы заказывали, потому что это очень сложное блюдо, а вы меня даже не похвалили. А я ведь не такой искусный кулинар, чтобы самой выдумывать новые блюда.
– Рагу получилось на славу. Успокойся. Я ничего не сказала тебе, потому что блюдо было очень вкусное.
– Да, мэм, я так и поняла, потому что вы съели все, до последней крошки. А мне ничего даже не сказали. Даже не похвалили!
– Подумай сама, что за чушь ты несешь! – повысила голос Джоанна. Разговор с занудливой кухаркой начинал ее раздражать. – В конце концов, я наняла тебя именно для того, чтобы ты готовила мне вкусные блюда! Причем наняла за очень хорошее жалование…
– Да, мэм, жалование очень хорошее. Грех жаловаться на ваше жалование…
– …поэтому ты и сама должна понимать, что ты очень хороший повар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58