- Прекрасно. Сейчас десять - значит, через полчаса, в половине одиннадцатого. Подходит?
- Подходит, - подтвердил Чейз.
- Тогда буду ждать вас. - Она положила трубку.
Его ссадины начали подсыхать и стягиваться, и у Чейза появилось ощущение, будто он с головы до ног обмотан бельевой резинкой. Он встал, потянулся, нашел ключи от автомобиля и быстро прикончил свой стакан.
Пришло время ехать, а он вдруг почувствовал апатию. Внезапно ему стало ясно, насколько бесповоротно эта добровольно взятая на себя ответственная миссия изменит его жизнь, нарушит привычный уклад, который он выработал за долгие месяцы после демобилизации и больницы. Больше не будет утреннего праздного времяпрепровождения в городе, не будет дневного просмотра старых фильмов, не будет вечернего чтения и потягивания бренди до тех пор, пока не сморит сон. По крайней мере, всего этого он лишится на долгое время, пока не распутает эту историю и над ним не перестанет висеть дамоклов меч - Судья с его "судом" и тем, что должно последовать дальше. А если рискнуть и попробовать отсидеться здесь, в комнате? Поймают же Судью рано или поздно, пусть через несколько недель, ну, самое долгое - через несколько месяцев. И он, Чейз, останется в живых.
Но в следующий раз Судья может и не промахнуться...
Чейз проклинал всех, кто заставил его расстаться с безмятежным существованием - Захарию, местную прессу. Ассоциацию торговцев, Судью, доктора Ковела, Уоллеса, Таппингера, но он знал, что выбора у него нет. Единственное утешало: когда со всем этим будет покончено, он вернется в свою комнату, запрет дверь и снова начнет вести тихую, размеренную жизнь, к какой приучил себя за последний год.
Когда он выходил из дому, миссис Филдинг не прицепилась к нему, и Чейз счел это за добрый знак.
***
Мать и дочь Элленби жили в двухэтажном кирпичном доме, выстроенном в неоколониальном стиле, с маленьким участком. Располагался он в районе Эшсайда, где селились люди среднего достатка. В начале протянувшейся к дому короткой дорожки росли два голландских вяза, в конце - две карликовые сосны. Пара ступенек вела к белой двери с латунным молотком. Молоток, когда его поднимали и опускали, не только издавал короткое "тук", но и приводил в действие дверной звонок, что не понравилось Чейзу, так же как ему не нравились зеркала в золоченых рамах, сувенирные пепельницы и яркие афганские ковры, которые он считал безвкусными.
Луиза сама открыла дверь. На ней ладно сидели белые шорты и тоненькая белая майка. Похоже, последние полчаса она провела перед зеркалом, красясь и расчесывая свои длинные волосы.
- Входите, - пригласила она, отступая, чтобы пропустить его.
Гостиная оказалась как раз такой, как он себе представлял: дорогая мебель в колониальном стиле, цветной телевизор, установленный на огромной вычурной тумбочке, вязаные коврики на натертом сосновом полу - повсюду признаки небрежности, с которой велось хозяйство: журналы, грудой валяющиеся на полке, засохшие круги от чашек на кофейном столике и следы пыли на нижних перекладинах затейливых стульев.
- Садитесь, - пригласила Луиза. - Диван удобный, и большое кресло в цветочках тоже. Все остальное - вроде стульев в школьном буфете. Мама обожает антиквариат и колониальный стиль. А я это барахло терпеть не могу.
Он улыбнулся и сел на диван:
- Извини, что я беспокою тебя так поздно вечером...
- Ничего страшного, - перебила она беззаботно и очень уверенно. Он с трудом узнавал всхлипывающую девчонку, которую в понедельник ночью извлек из машины Майкла Карнса. - Я уже окончила школу и могу ложиться спать, когда захочу. Кстати, обычно я ложусь в три - полчетвертого утра. - Она мимолетно улыбнулась, как бы меняя тему выражением своего лица. - Хотите, я сделаю вам коктейль?
- Нет, спасибо.
- Не возражаете, если я выпью?
- Валяй, - милостиво разрешил он. Он смотрел, как ее аккуратные ножки прошагали к стенному бару, скрытому в книжных полках. Доставая ингредиенты для коктейля, она встала спиной к нему, ее бедра искушающе напряглись, круглая попка выпятилась в его направлении. Это могла быть неосознанная поза девушки, в которой уже пробудилась женщина, но которая еще до конца не понимает, в какой соблазн может ввести мужчину ее упругое тело. Однако не исключено, что поза выбрана и умышленно.
Когда Луиза вернулась с коктейлем, который, как ему показалось, приготовила довольно профессионально, он заметил:
- А ты достаточно взрослая, чтобы пить?
- Мне семнадцать, - ответила она. - Почти восемнадцать, я окончила школу, осенью начинаю учиться в колледже, так что я уже не ребенок.
- Конечно, - сказал он, испытывая неловкость. Он слышал, как девушка говорила все это детективу. Что это с ним происходит, почему она вызывает у него эдакие родительские чувства? В конце концов, он старше ее всего на семь лет, это недостаточная разница в возрасте, чтобы читать девушке нотации о правилах поведения. Всего семь лет назад он был ее ровесником, однако тогда семнадцатилетние были-таки детьми. Он и забыл, как рано они теперь взрослеют, точнее, начинают считать себя взрослыми.
- Вы правда не хотите выпить? - спросила она, отпив из своего стакана.
Чейз снова отказался.
Луиза откинулась на спинку кушетки, скрестила голые ноги, и тут он вдруг сообразил, что сквозь тонкую ткань майки видны соски ее маленьких грудей.
- Знаешь, - сказал он, - до меня только что дошло: ведь твоя мама, возможно уже спит, если ей рано на работу. Я не хотел бы...
- Мама на работе, - перебила Луиза, застенчиво посмотрев на него. Может быть, она и сама не понимала силы воздействия этого взгляда: ресницы опущены, голова чуть-чуть наклонена набок. - Она работает официанткой в баре. Уходит на работу в семь, освобождается в три, а домой приходит около половины четвертого утра.
- Понятно.
- Вы испугались? - спросила она с улыбкой. - Ну, что мы с вами здесь вдвоем?
- Конечно нет, - ответил он, тоже улыбаясь, откинулся на спинку дивана и повернул голову так, чтобы видеть ее. Но теперь-то он точно знал, что ее чувственные позы - не случайность, они продуманы до мелочей.
- Итак, с чего начнем? - спросила она, явно вкладывая в эти слова двойной смысл.
Чейз сделал вид, будто не заметил этого, и в течение получаса заставлял Луизу вспоминать ту ночь, сопоставляя ее воспоминания со своими собственными, выспрашивая у нее подробности и требуя, чтобы она в свою очередь расспрашивала его, в надежде натолкнуться на какую-нибудь мелочь, которая оказалась бы ключом к разгадке или хотя бы позволила видеть все это безумие в более упорядоченном виде. Нет, они не вспомнили ничего нового, да и надежды было мало, но она отвечала на все его вопросы, искренне стараясь припомнить события той ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44