!
У Энн не было слов. Она взяла Дору на руки и понесла домой. Сердце у нее ныло. Несмотря на радость и облегчение, что Дора цела и невредима, Энн чувствовала себя просто убитой выходкой Дэви. То, что он запер Дору в сарае, не такой уж страшный проступок, и это легко можно бы ему простить. Но что он лгал им в глаза, утверждая, будто не знает, где Дора, — это было самым удручающим во всей этой истории. Энн хотелось плакать от отчаяния. Она уже успела полюбить Дэви… Только сейчас она поняла, как дорог ей стал этот мальчик. И было невыносимо думать, что он мог так беззастенчиво обманывать и причинить ей и Марилле такое страдание.
Марилла выслушала рассказ Энн в грозном молчании, которое не обещало Дэви ничего хорошего. Мистер Барри посмеялся и посоветовал им высечь негодного мальчишку. Когда он ушел, Энн утешила и согрела Дору, накормила ее ужином и уложила спать. Потом спустилась на кухню, и тут Марилла привела, вернее притащила, упирающегося и перепачканного паутиной Дэви, которого она нашла в самом темном углу хлева.
Она рывком поставила его на ноги посреди кухни, а затем села в свое кресло у окна. Энн бессильно опустилась в другое кресло. Виновник переполоха стоял между ними. Его спина, обращенная к Марилле, выражала смирение, страх и раскаяние. Но на лице, повернутом к Энн, хоть и было написано смущение, в глазах поблескивала смешинка, словно он знал, что провинился и его накажут, но был уверен, что потом они с Энн весело посмеются над его шалостью.
Однако в глазах Энн не появилась ответная улыбка. Если бы это была только шалость… но всякая ложь ей ненавистна и отвратительна.
— Как ты мог сделать такое, Дэви? — скорбно спросила она.
Мальчик поежился:
— Да просто хотелось поразвлечься. Последнее время у нас такая скука… Вот я и решил вас напугать. Думал, получится очень смешно. А на вас и вправду было очень смешно смотреть.
Хотя Дэви явно раскаивался и боялся наказания, все же при воспоминании о панике, которую вызвал, он ухмыльнулся до ушей.
— Но ты же нам солгал, Дэви, — еще более скорбным тоном произнесла Энн.
Дэви посмотрел на нее с недоумением:
— Солгал? Ты хочешь сказать «соврал»?
— Я хочу сказать, что ты сказал неправду.
— Ну, конечно, — откровенно признал Дэви. — А то бы вы не перепугались. Мне пришлось соврать.
После пережитых волнений и страхов Энн совсем расклеилась. А отсутствие раскаяния в душе Дэви ее просто добило. На глазах у нее выступили слезы.
— Как ты мог, Дэви? — дрогнувшим голосом спросила она. — Разве ты не знаешь, что ложь — это страшный грех?
Дэви был поражен в самое сердце. Энн плачет… он заставил Энн плакать!.. Волна искреннего раскаяния затопила его сердечко. Он бросился к Энн, обхватил ее шею руками и сам разрыдался:
— Я не знал, что врать нельзя. Откуда мне знать? У Спроттов все ребята только и делали, что врали, да еще при этом давали честное-пречестное. Поль Ирвинг небось никогда не врет, а я так старался хорошо себя вести, но теперь ты, наверное, совсем не будешь меня любить, Энн. Прости меня, Энн, я не хотел, чтобы ты из-за, меня плакала. Я больше никогда не буду врать.
Дэви отчаянно рыдал, уткнувшись лицом в грудь Энн. Вдруг поняв, как рассуждает его глупенькая головка, Энн прижала Дэви к себе и посмотрела на Мариллу:
— Он не знал, что лгать нехорошо, Марилла. По-моему, мы должны простить ему ложь, если он пообещает никогда больше не обманывать.
— Никогда-никогда, — закивал Дэви. — Теперь я буду знать, что это плохо. Я даже привирать не буду, хотя иногда это так удобно. А что вы мне сделаете за то, что я вам сегодня соврал?
Энн умоляюще посмотрела на Мариллу.
— Мне не хочется, конечно, его пороть, — ответила та. — Ему, видно, и вправду никто никогда не говорил, какой это грех лгать, а от детей Спроттов он ничему хорошему научиться не мог. Бедняжка Мэри так болела, что у нее не было сил его воспитывать, а сам по себе шестилетний ребенок до этого додуматься не может. Но за то, что он запер Дору в сарае, его надо наказать. A как — ума не приложу. Можно отправить его в постель без ужина, но мы уже столько раз это делали. Может, ты придумаешь что-нибудь новенькое, Энн? Где твое богатое воображение?
— Ой, я люблю воображать только приятное, а наказания такая неприятная вещь. — Энн прижала к себе Дэви. — На свете и так достаточно неприятного, чтобы к этому еще добавлять.
В конце концов Дэви, как всегда, отправили в постель, где он должен был оставаться до обеда следующего дня. Уложив Дэви, Энн спустилась на кухню.
— Что нам делать с этим ребенком? — спросила ее Марилла. — Такого безобразника в жизни не видела. Просто ума не приложу, как его держать в узде.
— Да не расстраивайся, Марилла. Вспомни, что поначалу вытворяла я.
— Нет, Энн, ты никогда ничего не делала нарочно. Теперь, наглядевшись на Дэви, я поняла, что ты никогда не вела себя плохо. Ты просто попадала в глупые переделки, а побуждения у тебя всегда были добрые. А Дэви просто обожает безобразничать.
— Да нет, Марилла, в нем нет ничего плохого, — убеждалаее Энн. — Он просто шалун. И ему здесь скучно. У него нет товарищей, и ему нечем заняться. Дора такая паинька, что с ней ему играть неинтересно. По-моему, лучше всего было бы отправить его в школу.
— Нет уж, — отрезала Марилла. — Мой отец всегда говорил, что ребенка нельзя сажать за парту до семи лет, и то же самое говорит миссис Аллан. Если хочешь, учи их чему-нибудь дома сама. Но в школу они пойдут, когда им исполнится семь лет.
— Ну, тогда попробуем перевоспитать его дома, — весело сказала Энн. — При всех своих недостатках он милый мальчишка, и я его очень люблю. Знаешь, Марилла, может, и нехорошо так говорить, но мне Дэви нравится больше, чем Дора, хотя она такая послушная девочка.
— Честно говоря, мне он тоже больше нравится, — призналась Марилла, — хотя это и несправедливо. Дора не причиняет мне никаких хлопот. Такая тихоня, ее не видно и не слышно.
— Дора чересчур уж правильная, — возразила Энн. — Она вела бы себя хорошо, даже если бы никто ей этого не внушал. Такой уж она уродилась, и мы ей особенно и не нужны. А нам нравятся люди, которым мы нужны, — пояснила Энн, открыв вдруг для себя очень важную истину. — Вот Дэви мы нужны.
— Рэйчел бы сказала, что ему нужнее всего сейчас хорошая порка.
Глава одиннадцатая
ТРУДНЫЙ ДЕНЬ
Все несчастья начались еще ночью: ноющая зубная боль не дала Энн толком заснуть до утра. Встав с постели и увидев за окном пасмурное небо, услышав подвывания ветра, Энн почувствовала, что жизнь скучна и безрадостна.
Так что в школу она пришла отнюдь не в ангельском расположении духа. У нее распухла щека и болело все лицо. В классе стоял ужасный холод, пахло дымом, потому что в печи совсем не было тяги. Дети собрались вокруг печки и дрожали от холода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
У Энн не было слов. Она взяла Дору на руки и понесла домой. Сердце у нее ныло. Несмотря на радость и облегчение, что Дора цела и невредима, Энн чувствовала себя просто убитой выходкой Дэви. То, что он запер Дору в сарае, не такой уж страшный проступок, и это легко можно бы ему простить. Но что он лгал им в глаза, утверждая, будто не знает, где Дора, — это было самым удручающим во всей этой истории. Энн хотелось плакать от отчаяния. Она уже успела полюбить Дэви… Только сейчас она поняла, как дорог ей стал этот мальчик. И было невыносимо думать, что он мог так беззастенчиво обманывать и причинить ей и Марилле такое страдание.
Марилла выслушала рассказ Энн в грозном молчании, которое не обещало Дэви ничего хорошего. Мистер Барри посмеялся и посоветовал им высечь негодного мальчишку. Когда он ушел, Энн утешила и согрела Дору, накормила ее ужином и уложила спать. Потом спустилась на кухню, и тут Марилла привела, вернее притащила, упирающегося и перепачканного паутиной Дэви, которого она нашла в самом темном углу хлева.
Она рывком поставила его на ноги посреди кухни, а затем села в свое кресло у окна. Энн бессильно опустилась в другое кресло. Виновник переполоха стоял между ними. Его спина, обращенная к Марилле, выражала смирение, страх и раскаяние. Но на лице, повернутом к Энн, хоть и было написано смущение, в глазах поблескивала смешинка, словно он знал, что провинился и его накажут, но был уверен, что потом они с Энн весело посмеются над его шалостью.
Однако в глазах Энн не появилась ответная улыбка. Если бы это была только шалость… но всякая ложь ей ненавистна и отвратительна.
— Как ты мог сделать такое, Дэви? — скорбно спросила она.
Мальчик поежился:
— Да просто хотелось поразвлечься. Последнее время у нас такая скука… Вот я и решил вас напугать. Думал, получится очень смешно. А на вас и вправду было очень смешно смотреть.
Хотя Дэви явно раскаивался и боялся наказания, все же при воспоминании о панике, которую вызвал, он ухмыльнулся до ушей.
— Но ты же нам солгал, Дэви, — еще более скорбным тоном произнесла Энн.
Дэви посмотрел на нее с недоумением:
— Солгал? Ты хочешь сказать «соврал»?
— Я хочу сказать, что ты сказал неправду.
— Ну, конечно, — откровенно признал Дэви. — А то бы вы не перепугались. Мне пришлось соврать.
После пережитых волнений и страхов Энн совсем расклеилась. А отсутствие раскаяния в душе Дэви ее просто добило. На глазах у нее выступили слезы.
— Как ты мог, Дэви? — дрогнувшим голосом спросила она. — Разве ты не знаешь, что ложь — это страшный грех?
Дэви был поражен в самое сердце. Энн плачет… он заставил Энн плакать!.. Волна искреннего раскаяния затопила его сердечко. Он бросился к Энн, обхватил ее шею руками и сам разрыдался:
— Я не знал, что врать нельзя. Откуда мне знать? У Спроттов все ребята только и делали, что врали, да еще при этом давали честное-пречестное. Поль Ирвинг небось никогда не врет, а я так старался хорошо себя вести, но теперь ты, наверное, совсем не будешь меня любить, Энн. Прости меня, Энн, я не хотел, чтобы ты из-за, меня плакала. Я больше никогда не буду врать.
Дэви отчаянно рыдал, уткнувшись лицом в грудь Энн. Вдруг поняв, как рассуждает его глупенькая головка, Энн прижала Дэви к себе и посмотрела на Мариллу:
— Он не знал, что лгать нехорошо, Марилла. По-моему, мы должны простить ему ложь, если он пообещает никогда больше не обманывать.
— Никогда-никогда, — закивал Дэви. — Теперь я буду знать, что это плохо. Я даже привирать не буду, хотя иногда это так удобно. А что вы мне сделаете за то, что я вам сегодня соврал?
Энн умоляюще посмотрела на Мариллу.
— Мне не хочется, конечно, его пороть, — ответила та. — Ему, видно, и вправду никто никогда не говорил, какой это грех лгать, а от детей Спроттов он ничему хорошему научиться не мог. Бедняжка Мэри так болела, что у нее не было сил его воспитывать, а сам по себе шестилетний ребенок до этого додуматься не может. Но за то, что он запер Дору в сарае, его надо наказать. A как — ума не приложу. Можно отправить его в постель без ужина, но мы уже столько раз это делали. Может, ты придумаешь что-нибудь новенькое, Энн? Где твое богатое воображение?
— Ой, я люблю воображать только приятное, а наказания такая неприятная вещь. — Энн прижала к себе Дэви. — На свете и так достаточно неприятного, чтобы к этому еще добавлять.
В конце концов Дэви, как всегда, отправили в постель, где он должен был оставаться до обеда следующего дня. Уложив Дэви, Энн спустилась на кухню.
— Что нам делать с этим ребенком? — спросила ее Марилла. — Такого безобразника в жизни не видела. Просто ума не приложу, как его держать в узде.
— Да не расстраивайся, Марилла. Вспомни, что поначалу вытворяла я.
— Нет, Энн, ты никогда ничего не делала нарочно. Теперь, наглядевшись на Дэви, я поняла, что ты никогда не вела себя плохо. Ты просто попадала в глупые переделки, а побуждения у тебя всегда были добрые. А Дэви просто обожает безобразничать.
— Да нет, Марилла, в нем нет ничего плохого, — убеждалаее Энн. — Он просто шалун. И ему здесь скучно. У него нет товарищей, и ему нечем заняться. Дора такая паинька, что с ней ему играть неинтересно. По-моему, лучше всего было бы отправить его в школу.
— Нет уж, — отрезала Марилла. — Мой отец всегда говорил, что ребенка нельзя сажать за парту до семи лет, и то же самое говорит миссис Аллан. Если хочешь, учи их чему-нибудь дома сама. Но в школу они пойдут, когда им исполнится семь лет.
— Ну, тогда попробуем перевоспитать его дома, — весело сказала Энн. — При всех своих недостатках он милый мальчишка, и я его очень люблю. Знаешь, Марилла, может, и нехорошо так говорить, но мне Дэви нравится больше, чем Дора, хотя она такая послушная девочка.
— Честно говоря, мне он тоже больше нравится, — призналась Марилла, — хотя это и несправедливо. Дора не причиняет мне никаких хлопот. Такая тихоня, ее не видно и не слышно.
— Дора чересчур уж правильная, — возразила Энн. — Она вела бы себя хорошо, даже если бы никто ей этого не внушал. Такой уж она уродилась, и мы ей особенно и не нужны. А нам нравятся люди, которым мы нужны, — пояснила Энн, открыв вдруг для себя очень важную истину. — Вот Дэви мы нужны.
— Рэйчел бы сказала, что ему нужнее всего сейчас хорошая порка.
Глава одиннадцатая
ТРУДНЫЙ ДЕНЬ
Все несчастья начались еще ночью: ноющая зубная боль не дала Энн толком заснуть до утра. Встав с постели и увидев за окном пасмурное небо, услышав подвывания ветра, Энн почувствовала, что жизнь скучна и безрадостна.
Так что в школу она пришла отнюдь не в ангельском расположении духа. У нее распухла щека и болело все лицо. В классе стоял ужасный холод, пахло дымом, потому что в печи совсем не было тяги. Дети собрались вокруг печки и дрожали от холода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56