- Маневровый! Ничего не подали!
- Подали! На девятом пути!
- Даешь девятый! Станция Петушки, забирай свои мешки!
- Конечно, подали. И паровоз уже прицеплен!
И все ринулись на перрон, волоча узлы, баулы, чемоданы, грудных младенцев и походные сумки. И Миша и Котовский вместе со всеми.
Около вагона Котовский обнял Мишу:
- Ты мне как сын!
Миша боялся, что расплачется, стискивал зубы и молчал.
- Счастливо! - крикнул Котовский на прощание. - Помни, что мы еще встретимся! Записку с адресом не потеряй!
Мише стало страшно. Сердце сжалось. А паровоз уже рванул состав... Вагоны закряхтели и тронулись. И Миша остался один на свете. Совсем, окончательно один! Пошли мелькать станции и полустанки с замысловатыми названиями, разъезды с дородными стрелочницами и с пестренькими курочками на перроне. Странно было видеть курочек в такое время. Почему-то казалось, что их давно уже нет.
Потом была пересадка. Потом просто стояли среди поля. И опять замелькали какие-то Гуляй-Поле, Лукьяновки... Марков бегал с чайником, отыскивал кипятильник, покупал гороховый хлеб... Ехали так долго, что Марков наконец привык, и ему казалось, что в этом вот вагоне ему так и придется ехать всю жизнь.
Он думал о командире. Неужели они больше не увидятся? И почему Котовский так неожиданно отправил Мишу? Самому-то Котовскому еще опаснее оставаться. Как же так получается? Не все он понимал.
"Маросейка... - читал он адрес на записке, которую дал Котовский. Странное название!"
И опять ему стало страшно и неуютно. Что-то ждет его впереди?
Кто-то окликнул его, подозвал к окну. Марков глянул и обмер.
- Вот она, наша матушка! - сказал пассажир, протирая стекло.
Вдали, как видение, мерцал старинным золотом, куполами изумительный русский город, слава и гордость народа - величественная Москва.
Ш Е С Т А Я Г Л А В А
1
Наступил апрель. В "Валя-Карбунэ", имении Скоповского, цвели на веранде пышные розовые олеандры. Садовник Фердинанд уже готовил клумбы, а к столу подавалась из оранжерей свежая клубника.
Княгиня Мария Михайловна Долгорукова все еще гостила в имении, и во флигелях, населенных тетушками, шли пересуды о слишком любезных отношениях княгини и Александра Станиславовича.
Только сама мадам Скоповская сохраняла полную безмятежность.
- Давно у нас утки с яблоками не было. А? Как вы думаете? спрашивала она. - Дарья Фоминична, вызови, голубушка, повара, только не того, приезжего, а нашего, Андрюшу.
Каждый день кучер ездил в город за почтой. В Кишиневе начали выходить газеты; в них, между прочим, сообщалось о действиях "большевистского генерала Котовского". Вот она, непростительная либеральность: своевременно не повесили, а теперь расхлебывай!
Княгиня и Александр Станиславович закладывали экипаж и ехали на мельницу за живыми раками. И когда княгиня взвизгивала, потрогав черного растопыренного рака пальцем, Скоповский приходил в восторг:
- Честное слово, княгиня, вы как девочка! Будь бы мне на десяток годков меньше... Когда и куда девалась жизнь?
- Вы прекрасно сохранились, - возражала княгиня.
Совсем иначе проводила время Люси.
После того как она громогласно объявила матери, что Юрий Александрович - ее жених, с княгиней была истерика, в доме было смятение, и все ходили с такими лицами, как будто Люси бог знает что сообщила. Пока княгиню отхаживали, бегали за водой, за доктором, за какими-то каплями, в доме расплывалась, как круги по воде, весть о поступке княжны.
- Прямо вошла она с этим офицером, прямо подошла к креслу, где сидела княгиня, и прямо брякнула матери: "Это мой жених!" Вот и делайте с ней что хотите!
- Да может быть, они давно уже знакомы?
- Давно?! В дороге только встретились!
- Хорошо, что наша Ксения не слышала. Срам-то какой!
- Интересно, как же теперь решит мать?
- Проклянет! Обязательно проклянет!
Но княгиня и не думала проклинать. В конце концов Люси не такая уж девочка. И надо же ей когда-нибудь выйти замуж, а этот капитан ничем не хуже любого другого мужчины. У княгини на этот счет была своя теория. Ведь прожила же она со своим Nicolas двадцать пять лет, на что уж он был с невыносимым характером, а главное, не мог пропустить ни одной женщины, кто бы она ни была: горничная или актриса, крестьянка или жена соседнего помещика.
Пока княгиню отхаживали, Люси и Юрий Александрович стояли посреди комнаты и держались за руки. Люси лучше других знала натуру матери: поплачет, пошумит, однако не было ни одного каприза дочери, который не был бы исполнен. Да это же и не каприз!
Княгиня постепенно утихала. Наконец она слабым голосом произнесла:
- Девочка моя... а ты проверила свои чувства? Ты действительно любишь его?
И, не дожидаясь ответа, стала рассказывать, что у них с Nicolas тоже было внезапное чувство, которое "вспыхнуло, как пожар, как роковая стихия".
Еще через минуту она попросила всех удалиться и долго беседовала наедине с Юрием Александровичем. Юрий Александрович убеждал ее, что он на самом деле очарован Людмилой Николаевной и ничего бы так не хотел, как немедленно с ней обвенчаться. Княгиня погладила его по голове, поцеловала в лоб и заявила:
- Венчаться всегда успеете. Надеюсь, вы порядочный человек и ничего лишнего себе не позволите. Но я как мать объявляю вам: я согласна, берите ее, берите самую большую мою драгоценность, а после моей смерти поддерживайте честь и достояние нашей родовитой семьи. Кстати, я уже справлялась, вы тоже из хорошей фамилии, и из вас получится превосходная пара. Мы должны соблюдать чистоту крови! А я... - тут княгиня опять прослезилась, - я буду любоваться на ваше счастье, дети мои!
Юрий Александрович поцеловал ей ручку и настойчиво спросил:
- Но когда же свадьба, мама?
- Завоюйте это счастье! Свадьба может состояться только там, в нашем Прохладном, дома.
- Вы правы, maman, - ответил Юрий Александрович почтительно.
Перед его взором возник подъезд трехэтажного дома в Яссах, упитанное лицо мистера Петерсона... Дело остается дедом! И княгиня с большим тактом напомнила ему об этом.
И тогда была вызвана Люси. Ей было объявлено, что княгиня согласна, что они считаются помолвленными.
С этого дня весь дом наполнился ликованием. В "Карбунэ" страшно любили именины, помолвки, свадьбы. За обедом пили шампанское и говорили всякий подобающий случаю вздор.
А потом Юрий Александрович уехал. Он не сказал своей невесте, как опасно занятие, которому он посвятил жизнь. Он только предупредил ее, что ему писать нельзя и сам он будет присылать письма редко, но что будет постоянно помнить ее и думать о ней.
- Скоро, скоро, дорогая моя, мы будем вместе, но я должен, как сказочный принц, проложить дорогу мечом к нашему счастью.
- Ты заставишь их вернуть нам наше имение? - доверчиво и простодушно спросила Люси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175