Какую трагедию ты пережила в детстве?
— Трагедию? Никакой, у меня была совершенно безоблачное детство. Свободное, мирное. Никто мне не надоедал. Правда, мне самой часто все надоедало. Но я привыкла к этому ощущению.
— Мне кажется, что ты просто несчастный продукт нашего времени. Мы слишком циничны, слишком упаднически настроены. Если бы мы покорно вернулись назад к простым добродетелям…
— Алва, перестань, это годится только для твоих редакционных… Она замолчала, увидев, что он уязвлен. — Прости, Алва, я неправа, ты действительно веришь во все это. Поэтому я тебя и люблю. И люблю говорить с тобой о таких вещах. А ты знаешь, Алва, что первобытные люди делали статуи богов по образу человека? Интересно было бы увидеть твою статую… Ты — обнаженный, с этим животом и всем прочим…
— Боже, Доминика, какое это имеет отношение…?
— Никакого, прости меня… Просто я люблю статуи обнаженных мужчин. Да не смотри на меня так. Я же сказала — статуи. Я не имею в виду никого конкретно. У меня была одна статуя. Гелиоса. Я достала её в одном музее в Европе. Это было страшно сложно. Она не продавалась, но я сумела уговорить их. Мне кажется, я была влюблена в неё, и я привезла её сюда.
— Где же она? Мне бы хотелось увидеть что-нибудь, что тебе нравится.
— Её нет. Я её разбила. Чтобы больше её никто не видел…
— Доминика!
Она качнула головой, отгоняя воспоминание.
— Прости, дорогой, я не хотела тебя шокировать.
Она легко соскочила со стола.
— Иди домой, Алва. Уже поздно. Завтра увидимся.
Гай Франкон делал все возможное, чтобы сблизить Питера Китинга с Доминикой. Китинг никогда не признался бы, что он настойчиво пытался увидеться с Доминикой, но безрезультатно. Он давно получил от Франкона её номер телефона, и часто звонил ей. Она всегда разговаривала с ним весело и говорила, что конечно ей придется увидеться с ним, но в ближайшие недели она будет очень занята, так что пусть он позвонит в начале следующего месяца.
Наконец Франкон сказал Китингу, что он собирается пригласить его и Доминику позавтракать вместе с ним в ресторане. «Но она, наверно, откажется». Но Доминика снова удивила его: она приняла его приглашение сразу и очень охотно.
Встретившись с ним у входа в ресторан, она улыбалась так, как будто это было воссоединение, которое она приветствует. Она разговаривала с Питером легко и свободно, как со старым другом, и Питер недоумевал, почему он когда-то её боялся.
Через полчаса Франкон, сославшись на занятость, постарался оставить их одних.
— Не волнуйся, папа, — сказала Доминика, — я сегодня свободна весь день, и тебе нечего бояться, что я от него убегу…
Она пристально глядела на него, и её глаза были слишком приветливы. Франкон поспешил уйти. Доминика повернулась к Китингу. Её мягкая улыбка могла означать только презрение.
— Не смущайтесь, — сказала она, — ведь мы оба знаем, чего хочет отец. И меня это тоже не смущает. Просто чудесно, что вам удалось заставить его сделать, как вы хотели. Но вряд ли вам полезно всегда пользоваться его помощью. И давайте завтракать.
Питеру хотелось немедленно встать и уйти, но он понимал, что не может себе это позволить.
— Не обижайтесь, Питер. Кстати, можете называть меня Доминикой. Рано или поздно, мы все равно придем к этому. Очевидно, мне придется часто с вами встречаться — ведь я встречаюсь со многими людьми, и если отцу нравится, что я с вами встречаюсь — почему бы нет?
Простота и свобода, с которой держалась Доминика, ясно говорила, что это знакомство вряд ли будет развиваться в желаемом для него направлении. С каждой минутой он понимал, что она нравится ему все меньше и меньше. Но он следил за движением её губ, на то, как она скрещивала ноги, на её мягкие и скупые жесты, и не мог сдержать своего восхищения, подобного тому, которое он испытал, увидев её впервые.
Расставаясь, Доминика спросила:
— Вы не пригласите меня сегодня в театр, Питер? Не важно, на какую пьесу. Позвоните мне после обеда. И скажите об этом отцу. Он будет доволен. Хотя поймет, что обольщаться не следует. И я тоже не обольщаюсь. Ведь у вас нет ни малейшего желания идти в театр или встретиться со мной.
— Никакого.
— Вы начинаете мне нравиться, Питер. Позвоните мне в половине девятого.
Когда Китинг вернулся в контору, Франкон сразу же позвал его в свой кабинет.
— Ну как?
— В чем дело, Гай? — невинным голосом спросил Питер. — Почему вы так беспокоитесь?
— Дело в том… Я просто… Я думаю, что ты сможешь хорошо на неё повлиять. Так что произошло?
— Собственно, ничего. Мы хорошо позавтракали, а вечером мы идем в театр.
— Не может быть! Как тебе удалось её уговорить?
— Я же говорил вам, что Доминику не следует бояться.
— О, уже «Доминика»? Поздравляю, Питер… Я не боюсь. Я просто не могу её понять. Никто не может подобрать к ней ключи. У неё никогда не было ни одной подруги, даже в детстве. Вокруг нее всегда толпа, но у неё нет ни одного друга, я не знаю, что и думать. Она живет одна. И всегда окружена толпой мужчин и…
— Вам нечего опасаться, Гай.
— Я не опасаюсь… Как раз наоборот. Ей уже 24 года, а она все еще невинна. Я знаю это наверняка. Поглядев на женщину всегда можно это определить. Я не моралист, Питер, и я считаю это ненормальным. Это просто неестественно в её возрасте с её внешностью, при той совершенно неограниченной свободе, которая ей предоставлена. Я молю Бога, чтобы она вышла замуж. Честно… Ты, конечно, не передавай ей этого и пойми меня правильно. Я ни на что не намекаю.
— Конечно, я понимаю.
— Между прочим, Питер, звонили из госпиталя, и оказали, что Хейер поправляется.
Все это время Китинг всем давал понять, что его очень волнует здоровье Хейера, но он ни разу не навестил его в больнице.
— Я очень рад, — ответил Китинг.
— Но я не думаю, что он сможет когда-либо вернуться на работу. Он слишком стар и вряд ли сможет справиться с делами. Да… всех нас это ждет — раньше или позже. Но я думаю, что очень скоре наша фирма станет называться «Франкон и Китинг».
Последнее время Питер часто встречался с Доминикой. Она всегда соглашалась пойти с ним куда-нибудь. Порой ему казалось, что подобная уступчивость с её стороны была лишним доказательством того, что ей легче было игнорировать его, встречаясь с ним, чем не встречаясь. Но каждый раз, расставаясь с ней, он жаждал следующей встречи. Он не видел Кэтрин уже больше месяца.
И вот в тот вечер, когда он вернулся с очередного свидания с Доминикой и неохотно отвечал на настойчивые расспросы матери, к нему пришла Кэтрин. Она была очень взволнована. Она говорила что-то совершенно невнятное о своих страхах и опасениях. Она попросила Питера жениться на ней сразу, сейчас, не откладывая это на такой долгий срок, какой они наметили.
Питер был удивлен, но сказал, что, если она этого хочет, они поженятся хоть сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Трагедию? Никакой, у меня была совершенно безоблачное детство. Свободное, мирное. Никто мне не надоедал. Правда, мне самой часто все надоедало. Но я привыкла к этому ощущению.
— Мне кажется, что ты просто несчастный продукт нашего времени. Мы слишком циничны, слишком упаднически настроены. Если бы мы покорно вернулись назад к простым добродетелям…
— Алва, перестань, это годится только для твоих редакционных… Она замолчала, увидев, что он уязвлен. — Прости, Алва, я неправа, ты действительно веришь во все это. Поэтому я тебя и люблю. И люблю говорить с тобой о таких вещах. А ты знаешь, Алва, что первобытные люди делали статуи богов по образу человека? Интересно было бы увидеть твою статую… Ты — обнаженный, с этим животом и всем прочим…
— Боже, Доминика, какое это имеет отношение…?
— Никакого, прости меня… Просто я люблю статуи обнаженных мужчин. Да не смотри на меня так. Я же сказала — статуи. Я не имею в виду никого конкретно. У меня была одна статуя. Гелиоса. Я достала её в одном музее в Европе. Это было страшно сложно. Она не продавалась, но я сумела уговорить их. Мне кажется, я была влюблена в неё, и я привезла её сюда.
— Где же она? Мне бы хотелось увидеть что-нибудь, что тебе нравится.
— Её нет. Я её разбила. Чтобы больше её никто не видел…
— Доминика!
Она качнула головой, отгоняя воспоминание.
— Прости, дорогой, я не хотела тебя шокировать.
Она легко соскочила со стола.
— Иди домой, Алва. Уже поздно. Завтра увидимся.
Гай Франкон делал все возможное, чтобы сблизить Питера Китинга с Доминикой. Китинг никогда не признался бы, что он настойчиво пытался увидеться с Доминикой, но безрезультатно. Он давно получил от Франкона её номер телефона, и часто звонил ей. Она всегда разговаривала с ним весело и говорила, что конечно ей придется увидеться с ним, но в ближайшие недели она будет очень занята, так что пусть он позвонит в начале следующего месяца.
Наконец Франкон сказал Китингу, что он собирается пригласить его и Доминику позавтракать вместе с ним в ресторане. «Но она, наверно, откажется». Но Доминика снова удивила его: она приняла его приглашение сразу и очень охотно.
Встретившись с ним у входа в ресторан, она улыбалась так, как будто это было воссоединение, которое она приветствует. Она разговаривала с Питером легко и свободно, как со старым другом, и Питер недоумевал, почему он когда-то её боялся.
Через полчаса Франкон, сославшись на занятость, постарался оставить их одних.
— Не волнуйся, папа, — сказала Доминика, — я сегодня свободна весь день, и тебе нечего бояться, что я от него убегу…
Она пристально глядела на него, и её глаза были слишком приветливы. Франкон поспешил уйти. Доминика повернулась к Китингу. Её мягкая улыбка могла означать только презрение.
— Не смущайтесь, — сказала она, — ведь мы оба знаем, чего хочет отец. И меня это тоже не смущает. Просто чудесно, что вам удалось заставить его сделать, как вы хотели. Но вряд ли вам полезно всегда пользоваться его помощью. И давайте завтракать.
Питеру хотелось немедленно встать и уйти, но он понимал, что не может себе это позволить.
— Не обижайтесь, Питер. Кстати, можете называть меня Доминикой. Рано или поздно, мы все равно придем к этому. Очевидно, мне придется часто с вами встречаться — ведь я встречаюсь со многими людьми, и если отцу нравится, что я с вами встречаюсь — почему бы нет?
Простота и свобода, с которой держалась Доминика, ясно говорила, что это знакомство вряд ли будет развиваться в желаемом для него направлении. С каждой минутой он понимал, что она нравится ему все меньше и меньше. Но он следил за движением её губ, на то, как она скрещивала ноги, на её мягкие и скупые жесты, и не мог сдержать своего восхищения, подобного тому, которое он испытал, увидев её впервые.
Расставаясь, Доминика спросила:
— Вы не пригласите меня сегодня в театр, Питер? Не важно, на какую пьесу. Позвоните мне после обеда. И скажите об этом отцу. Он будет доволен. Хотя поймет, что обольщаться не следует. И я тоже не обольщаюсь. Ведь у вас нет ни малейшего желания идти в театр или встретиться со мной.
— Никакого.
— Вы начинаете мне нравиться, Питер. Позвоните мне в половине девятого.
Когда Китинг вернулся в контору, Франкон сразу же позвал его в свой кабинет.
— Ну как?
— В чем дело, Гай? — невинным голосом спросил Питер. — Почему вы так беспокоитесь?
— Дело в том… Я просто… Я думаю, что ты сможешь хорошо на неё повлиять. Так что произошло?
— Собственно, ничего. Мы хорошо позавтракали, а вечером мы идем в театр.
— Не может быть! Как тебе удалось её уговорить?
— Я же говорил вам, что Доминику не следует бояться.
— О, уже «Доминика»? Поздравляю, Питер… Я не боюсь. Я просто не могу её понять. Никто не может подобрать к ней ключи. У неё никогда не было ни одной подруги, даже в детстве. Вокруг нее всегда толпа, но у неё нет ни одного друга, я не знаю, что и думать. Она живет одна. И всегда окружена толпой мужчин и…
— Вам нечего опасаться, Гай.
— Я не опасаюсь… Как раз наоборот. Ей уже 24 года, а она все еще невинна. Я знаю это наверняка. Поглядев на женщину всегда можно это определить. Я не моралист, Питер, и я считаю это ненормальным. Это просто неестественно в её возрасте с её внешностью, при той совершенно неограниченной свободе, которая ей предоставлена. Я молю Бога, чтобы она вышла замуж. Честно… Ты, конечно, не передавай ей этого и пойми меня правильно. Я ни на что не намекаю.
— Конечно, я понимаю.
— Между прочим, Питер, звонили из госпиталя, и оказали, что Хейер поправляется.
Все это время Китинг всем давал понять, что его очень волнует здоровье Хейера, но он ни разу не навестил его в больнице.
— Я очень рад, — ответил Китинг.
— Но я не думаю, что он сможет когда-либо вернуться на работу. Он слишком стар и вряд ли сможет справиться с делами. Да… всех нас это ждет — раньше или позже. Но я думаю, что очень скоре наша фирма станет называться «Франкон и Китинг».
Последнее время Питер часто встречался с Доминикой. Она всегда соглашалась пойти с ним куда-нибудь. Порой ему казалось, что подобная уступчивость с её стороны была лишним доказательством того, что ей легче было игнорировать его, встречаясь с ним, чем не встречаясь. Но каждый раз, расставаясь с ней, он жаждал следующей встречи. Он не видел Кэтрин уже больше месяца.
И вот в тот вечер, когда он вернулся с очередного свидания с Доминикой и неохотно отвечал на настойчивые расспросы матери, к нему пришла Кэтрин. Она была очень взволнована. Она говорила что-то совершенно невнятное о своих страхах и опасениях. Она попросила Питера жениться на ней сразу, сейчас, не откладывая это на такой долгий срок, какой они наметили.
Питер был удивлен, но сказал, что, если она этого хочет, они поженятся хоть сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17