Догадайся, для чего? Для того чтобы меня забрали в полицию и посадили на два месяца за «бродяжничество», вот для, чего! А ведь ждали-то специально. Через два дня она снова пришла и еще раз объяснила, что от меня требуется. И что прикажете делать? Вот так, мистер Морроу, благородный мистер Тид Морроу, все и началось. Для меня!
– Так все и началось?
– Да, именно так.
– И все только для того, чтобы посчитаться с Роджером? Отомстить? Ну и что собираешься делать дальше?
– Нет, Тид, все намного проще. Я живу в шикарной квартире, одеваюсь сам видишь как, ем то, что хочу и где хочу, имею два телефона – обычный городской и незарегистрированный, но... но при этом никогда себе не вру! Каждое утро, когда я встаю и смотрюсь в зеркало, всегда говорю: «Доброе утро, шлюха!» А уж потом думаю, чем буду заниматься.
– Знаешь, может, я в каком-то смысле и ханжа, но такие определения мне почему-то совсем не нравятся.
– Да? Ну а мне, представь себе, нравятся. Просто я люблю честность. Со всеми и во всем!
– Ну ладно, ладно, не кипятись... А твоя семья, родители? Интересно, как ты им все это объясняешь? При твоей-то честности.
– Проще, чем тебе может показаться. Они уверены, что я работаю моделью. Разве такое трудно себе представить?
– Ну и что дальше?
– Дальше? Там будет видно. Хотя... теперь, честно говоря, не знаю. Ты что-то со мной сделал... Нет, нет, не волнуйся, я совершенно не хочу тебя ни в чем обвинять. Просто так вышло... После Роджера я долго болела, а потом... Проблема, конечно, есть, но толком пока еще не известно...
– Ладно, бог с тобой. Я поставлю вопрос чуть иначе. Что ты собираешься делать сейчас? В ближайшую минуту? Или, допустим, две... – Он недвусмысленно протянул к ней руки. По-доброму, необычно даже для него по-доброму улыбаясь.
Она, невольно поддавшись естественному импульсу, тоже потянулась к нему. И, хохотнув, сказала:
– Что я собираюсь делать? О, Тид, Тид! Неужели тебе не ясно? Не волнуйся, на этот вопрос я ответ найду. Причем, думаю, немедленно!
– А мне почему-то кажется, мы найдем его вместе.
– Да, но только не так яростно и... отчаянно, как совсем недавно, ладно? Мы через это уже прошли. Чуть понежнее и... помедленнее. Ты сможешь? Ну хотя бы изобразить видимость нежности...
– Барбара, с тобой мне ничего не надо изображать, – произнес он внезапно осипшим голосом. – Ничего! Все будет, как оно есть.
– Да? Ну тогда можно я скажу тебе что-то на самом деле глупое?
– Конечно, можешь. Сейчас ты все можешь!
– Тогда, прошу тебя, на время, ну хотя бы на время забудь, что сейчас имеешь дело с молодым, красивым, но... профессионально уже усталым телом, Тид. И вспомни о душе. О моей душе! Которая, несмотря ни на что, все-таки сумела сохранить свою первозданную чистоту, поверь. Так бывает. Или может быть... И этой душе нужна нежность. Только она, и ничего другого. Господи, как же ей ее не хватает!
– Это совсем не глупость, Барбара. Как же я тебя понимаю!
– Понимаешь? Тогда давай заключим другое соглашение. И не будем его нарушать. Что угодно, но только не это. Мы не будем использовать одно, всего только одно короткое немецкое слово – verboten. Это слово означает «любовь». Никогда, слышишь, никогда не говори его мне! Говори что хочешь, но не его! Обещаешь?
– Значит, ни любви, ни прошлого, ни будущего?
– Нет, Тид. Только здесь и сейчас! Только здесь и только сейчас я твоя, и только твоя! Всем моим сердцем.
Малиновые огоньки умирающего камина медленно, один за другим гасли, ветер за стенами дома по одной только ему известной причине полностью стих, где-то далеко-далеко в горах слышался слабеющий звук мотора машины, а совсем рядом вдруг громко затявкала чья-то собака. Наверное, от одиночества... А может, одиночество и есть та самая, та самая главная составляющая темной стороны каждого живого существа?! И его, и Барбары... И всех других.
Позже, намного позже, когда Барбара, сама не веря своему короткому, изменчивому женскому счастью, во сне чуть вздохнула, а Тид случайно коснулся ее матового плеча, он, тоже уже засыпая, подумал: «Ну а если она на самом деле говорит правду?»
Ночью он до боли сжимал и разжимал кулаки. Может, стоит все-таки съездить к этому Роджеру и разобраться? Раз и навсегда...
Глава 7
Утреннее солнце ласково светило в маленькое окошко комнаты кемпинга, а Барбара Хеддон, по-прежнему лежа рядом с ним, яростно трясла его, пытаясь разбудить:
– Тид, Тид, там, за дверью, кто-то есть! Проснись... Он, довольно улыбаясь, перелез через нее, нащупал на полу свои брюки, поднял их, натянул. Затем, сильно встряхнув головой и, очевидно, не очень-то понимая, что происходит, ухмыльнулся ей и протянул:
– Не вставай. Я сам. Как-нибудь разберусь. Если нужно, прогоню.
– Да, конечно же. Но я все равно сначала лучше оденусь.
В дверь снова сильно постучали, а потом мужской голос громко произнес:
– Мистер Морроу, откройте, это полиция!
– Да иду же, иду, – сердито пробурчал он, направляясь к двери. – Что, не могли найти другого времени?
Там стоял все тот же полицейский по имени Гарри, с вечной зубочисткой в виде изжеванной спички во рту и сдвинутой на затылок шляпе с широкими ковбойскими полями. А сразу за ним – амбал с совершенно пустыми глазами и... золотыми зубами.
– Что вам угодно?
– Мы принесли вам почту, Морроу. Учтите, свежую почту, – пояснил Гарри. – С уведомлением из прокуратуры. На обыск места вашего временного обитания с дальнейшим задержанием вас для кое-каких вопросов, которые, полагаю, неизбежно возникнут. Меня зовут детектив Пилчер, это мой коллега детектив Бойд, ну а вон того, видите, который выходит из машины с черным кейсом в руках, зовут Брознабан. Бернард Брознабан. Имя, согласен, несколько странное, но ведь он из лаборатории. Нашей лаборатории... Кстати, вы один?
– Нет, извините, с дамой. Кстати, она у меня в гостях. Причем именно сейчас...
Вконец изжеванная спичка задумчиво переместилась из одного угла рта в другой.
– Вы их что, каждый день ублажаете?
– А ордер-то на обыск к чему? И зачем, кстати? Что-нибудь случилось? Что? Это в наших-то местах?
– Нам тут сообщили, мистер Морроу. Срочно. Что вы тут развлекаетесь с женой мэра. Шутка. Вроде бы шутка! Ведь в каждой шутке всего лишь доля шутки, так ведь, Брознабан? Как там у вас принято говорить в лаборатории? Ну и что мы в результате имеем? Валяйте, валяйте, показывайте, Тид! Не стесняйтесь. Мы же все здесь взрослые...
Услышав легкий шум за спиной, Тид обернулся и успел заметить, как Барбара, одетая только в его рубашку, а остальную одежду неся в руках, торопливо шмыгнула в ванную комнату. Он отступил в сторону, давая троим мужчинам пройти в комнату.
– А что, собственно, вас здесь может интересовать?
– Что нас здесь может заинтересовать? – переспросил Гарри Пилчер, внимательно осматриваясь вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Так все и началось?
– Да, именно так.
– И все только для того, чтобы посчитаться с Роджером? Отомстить? Ну и что собираешься делать дальше?
– Нет, Тид, все намного проще. Я живу в шикарной квартире, одеваюсь сам видишь как, ем то, что хочу и где хочу, имею два телефона – обычный городской и незарегистрированный, но... но при этом никогда себе не вру! Каждое утро, когда я встаю и смотрюсь в зеркало, всегда говорю: «Доброе утро, шлюха!» А уж потом думаю, чем буду заниматься.
– Знаешь, может, я в каком-то смысле и ханжа, но такие определения мне почему-то совсем не нравятся.
– Да? Ну а мне, представь себе, нравятся. Просто я люблю честность. Со всеми и во всем!
– Ну ладно, ладно, не кипятись... А твоя семья, родители? Интересно, как ты им все это объясняешь? При твоей-то честности.
– Проще, чем тебе может показаться. Они уверены, что я работаю моделью. Разве такое трудно себе представить?
– Ну и что дальше?
– Дальше? Там будет видно. Хотя... теперь, честно говоря, не знаю. Ты что-то со мной сделал... Нет, нет, не волнуйся, я совершенно не хочу тебя ни в чем обвинять. Просто так вышло... После Роджера я долго болела, а потом... Проблема, конечно, есть, но толком пока еще не известно...
– Ладно, бог с тобой. Я поставлю вопрос чуть иначе. Что ты собираешься делать сейчас? В ближайшую минуту? Или, допустим, две... – Он недвусмысленно протянул к ней руки. По-доброму, необычно даже для него по-доброму улыбаясь.
Она, невольно поддавшись естественному импульсу, тоже потянулась к нему. И, хохотнув, сказала:
– Что я собираюсь делать? О, Тид, Тид! Неужели тебе не ясно? Не волнуйся, на этот вопрос я ответ найду. Причем, думаю, немедленно!
– А мне почему-то кажется, мы найдем его вместе.
– Да, но только не так яростно и... отчаянно, как совсем недавно, ладно? Мы через это уже прошли. Чуть понежнее и... помедленнее. Ты сможешь? Ну хотя бы изобразить видимость нежности...
– Барбара, с тобой мне ничего не надо изображать, – произнес он внезапно осипшим голосом. – Ничего! Все будет, как оно есть.
– Да? Ну тогда можно я скажу тебе что-то на самом деле глупое?
– Конечно, можешь. Сейчас ты все можешь!
– Тогда, прошу тебя, на время, ну хотя бы на время забудь, что сейчас имеешь дело с молодым, красивым, но... профессионально уже усталым телом, Тид. И вспомни о душе. О моей душе! Которая, несмотря ни на что, все-таки сумела сохранить свою первозданную чистоту, поверь. Так бывает. Или может быть... И этой душе нужна нежность. Только она, и ничего другого. Господи, как же ей ее не хватает!
– Это совсем не глупость, Барбара. Как же я тебя понимаю!
– Понимаешь? Тогда давай заключим другое соглашение. И не будем его нарушать. Что угодно, но только не это. Мы не будем использовать одно, всего только одно короткое немецкое слово – verboten. Это слово означает «любовь». Никогда, слышишь, никогда не говори его мне! Говори что хочешь, но не его! Обещаешь?
– Значит, ни любви, ни прошлого, ни будущего?
– Нет, Тид. Только здесь и сейчас! Только здесь и только сейчас я твоя, и только твоя! Всем моим сердцем.
Малиновые огоньки умирающего камина медленно, один за другим гасли, ветер за стенами дома по одной только ему известной причине полностью стих, где-то далеко-далеко в горах слышался слабеющий звук мотора машины, а совсем рядом вдруг громко затявкала чья-то собака. Наверное, от одиночества... А может, одиночество и есть та самая, та самая главная составляющая темной стороны каждого живого существа?! И его, и Барбары... И всех других.
Позже, намного позже, когда Барбара, сама не веря своему короткому, изменчивому женскому счастью, во сне чуть вздохнула, а Тид случайно коснулся ее матового плеча, он, тоже уже засыпая, подумал: «Ну а если она на самом деле говорит правду?»
Ночью он до боли сжимал и разжимал кулаки. Может, стоит все-таки съездить к этому Роджеру и разобраться? Раз и навсегда...
Глава 7
Утреннее солнце ласково светило в маленькое окошко комнаты кемпинга, а Барбара Хеддон, по-прежнему лежа рядом с ним, яростно трясла его, пытаясь разбудить:
– Тид, Тид, там, за дверью, кто-то есть! Проснись... Он, довольно улыбаясь, перелез через нее, нащупал на полу свои брюки, поднял их, натянул. Затем, сильно встряхнув головой и, очевидно, не очень-то понимая, что происходит, ухмыльнулся ей и протянул:
– Не вставай. Я сам. Как-нибудь разберусь. Если нужно, прогоню.
– Да, конечно же. Но я все равно сначала лучше оденусь.
В дверь снова сильно постучали, а потом мужской голос громко произнес:
– Мистер Морроу, откройте, это полиция!
– Да иду же, иду, – сердито пробурчал он, направляясь к двери. – Что, не могли найти другого времени?
Там стоял все тот же полицейский по имени Гарри, с вечной зубочисткой в виде изжеванной спички во рту и сдвинутой на затылок шляпе с широкими ковбойскими полями. А сразу за ним – амбал с совершенно пустыми глазами и... золотыми зубами.
– Что вам угодно?
– Мы принесли вам почту, Морроу. Учтите, свежую почту, – пояснил Гарри. – С уведомлением из прокуратуры. На обыск места вашего временного обитания с дальнейшим задержанием вас для кое-каких вопросов, которые, полагаю, неизбежно возникнут. Меня зовут детектив Пилчер, это мой коллега детектив Бойд, ну а вон того, видите, который выходит из машины с черным кейсом в руках, зовут Брознабан. Бернард Брознабан. Имя, согласен, несколько странное, но ведь он из лаборатории. Нашей лаборатории... Кстати, вы один?
– Нет, извините, с дамой. Кстати, она у меня в гостях. Причем именно сейчас...
Вконец изжеванная спичка задумчиво переместилась из одного угла рта в другой.
– Вы их что, каждый день ублажаете?
– А ордер-то на обыск к чему? И зачем, кстати? Что-нибудь случилось? Что? Это в наших-то местах?
– Нам тут сообщили, мистер Морроу. Срочно. Что вы тут развлекаетесь с женой мэра. Шутка. Вроде бы шутка! Ведь в каждой шутке всего лишь доля шутки, так ведь, Брознабан? Как там у вас принято говорить в лаборатории? Ну и что мы в результате имеем? Валяйте, валяйте, показывайте, Тид! Не стесняйтесь. Мы же все здесь взрослые...
Услышав легкий шум за спиной, Тид обернулся и успел заметить, как Барбара, одетая только в его рубашку, а остальную одежду неся в руках, торопливо шмыгнула в ванную комнату. Он отступил в сторону, давая троим мужчинам пройти в комнату.
– А что, собственно, вас здесь может интересовать?
– Что нас здесь может заинтересовать? – переспросил Гарри Пилчер, внимательно осматриваясь вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68