Вдруг он как будто провалился куда-то и на мгновение перестал понимать, что вообще означает происходящее вокруг, и тут-то выскочила мысль про прыщик, и за ней мгновенное облегчение наконец-то он понял, что должно произойти, и сразу же мысль про воспаление мозга, и паника, которая до сих пор сдерживалась всеми силами, наконец прорвалась и заполнила его всего до краев, и в этот момент не было никакого его, а была паника. Он быстро и аккуратно собрал свои тетрадь, ручку и книгу, сунул их в сумку - на это его еще хватало, глубоко, значит, сидело, - резко встал, но постарался партой не грохнуть, и не грохнул, и, ни на кого не глядя, быстро и твердо вышел из класса. Неизвестно, что подумали оставшиеся в классе, их лиц не видел, но это его не интересовало - он направлялся в поликлинику, на все остальное ему было наплевать. В голове даже как-то слегка прояснилось.
До поликлиники было недалеко, но все-таки она была не в двух шагах, он шел и молил Бога только об одном: успеть; сама ходьба немного отвлекла его, и временами он успокаивался, и тогда, незаметно для него, само его спокойствие начинало казаться ему гарантией того, что ничего не случится (на это время он как будто превращался в нормального человека), но почти сразу же вспоминал, что все ведь как было, так и осталось, чего же он успокоился-то, когда гной может прорвать с минуты на минуту, - и в голове что-то взрывалось, и он едва удерживался, чтобы не перейти на бег трусцой. А поликлиники все не было видно - она как будто поклялась его погубить! Временами им овладевало бешенство - из-за того, что какая-то поликлиника расположена на сто метров дальше, может быть, придется погибнуть во цвете лет. Он едва не прихныкивал от этого бессильного бешенства и сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладонь. Но вот наконец и поликлиника, такая же, какой он ее видел много раз, долго стоял перед сложно устроенным входом, ожидая, пока выйдет медсестра, ведущая старуху - старуха еле переставляла ноги, и он чуть было не начал приплясывать, пока дождался; внутри - все то же, старое, знакомое: налево - гардероб, направо - квартирная помощь, впереди - регистратура. Обычно, когда он входил в поликлинику, он весь как-то внутренне съеживался, чувствовал себ маленьким, беззащитным, в детскую поликлинику ходил вместе с матерью и так и не смог до конца привыкнуть ходить во взрослую один; это же чувство он испытал и теперь - не так сильно, как обычно, но достаточно отчетливо, - оказалось, паника была не настолько сильна, чтобы он не смог больше ни о чем думать; стало немного полегче, по крайней мере поликлиника хоть немного вернула его к реальной жизни. Он вспомнил, что, когда идешь к врачу, надо, кажется, брать карточку (и хотя бывал здесь не раз, никогда точно не знал, что и как), слава богу, у регистратуры оказалось мало народу, он занял очередь и пошел к большому стенду определить свой участок и своего врача. В очереди постоянно, чтобы не забыть, повторял про себя фамилию, которую он высмотрел на стенде, на его взгляд несколько нелепую (вообще, к большинству незнакомых фамилий он относился с каким-то подозрением, как бы брезгливо приглядывался или даже принюхивался к ним, как к не очень тщательно вымытым ложкам в школьной столовой). Еще одна проволочка: до сих пор стоящие впереди быстро улаживали свои дела у окошечка и отходили, а стоящий перед ним мужчина долго препирался с теткой, которая сидела за окошечком, потому что та никак не могла найти его карточку, она уходила, довольно долго ее не было, а когда возвращалась- опять препирательства, и так раза три, кончилось тем, что она начала выписывать новую карточку, когда спросила, кем работает, мужчина ответил: Заготовитель! - отчетливо и категорично. Несмотря на смятение, царившее в голове, он почувствовал раздражение. Хм, заготовитель. Что это за профессия такая - заготовитель! Наконец-то его очередь подошла, он на всякий случай спросил у тетки фамилию своего врача и номер кабинета (по предыдущему опыту знал, что стенды часто врут), но тут они совпали с теми, которые он высмотрел на стенде. И он пошел искать свой кабинет- семьдесят шестой, на первом этаже его не было, на втором не было, кабинет оказался на третьем. Небольшая кучка народа у дверей. Здравствуйте. Кто последний? Вон тот мужчина крайний. Это был заготовитель, который сидел поодаль и читал журнал. Оказалось, что врача нет, но должен появиться с минуты на минуту. И действительно, вскоре врач появилась, в пальто, наброшенном на халат, нервно завозила ключом в замочной скважине, вид у нее был усталый и злой. Он сразу вспомнил все те многие разы, когда сидел с матерью в поликлинике, и те не очень многие, но тоже хорошо запомнившиеся разы, когда сидел в поликлинике один, и на душе стало тоскливо, как обычно в поликлинике, и страх перед заражением мозга сразу утих. Этот страх и так-то утратил безраздельное господство над ним, как только вдохнул поликлиничного воздуха, а сейчас он вообще как-то выдохся, потерял остроту, стал теоретическим, а не животным страхом.
Вот и заготовитель сунул журнал в дипломат, приготовился. Значит, скоро идти и ему. Когда его очередь подходила, он обычно чувствовал сильный соблазн встать у двери, караулить, чтобы сразу же войти, как только кабинет освободится, потому что, мало ли, вдруг кто-нибудь захочет пройти без очереди. А что он ему сделает? Скажет: Ты куда прешь, сволочь? Или, наоборот, очень достойно: Извините, но я занимал раньше вас! Он, конечно, так не скажет, да если бы и сказал, все равно неизвестно, чем бы это кончилось. Можно войти с тем нахалом в кабинет, начать там что-то объяснять: Он, главное, позже меня пришел, а теперь, главное..., а врач скажет, наверное, что-нибудь вроде: Граждане, соблюдайте порядок, охота ей разбираться, кто пришел раньше, не устраивать же расследование, вызывать свидетелей из коридора. И он не вставал у двери, все-таки ему было неловко походить на полоумную бабку, каких в поликлинике нагляделся, но - весь напрягался, подавался к двери, и глаз было от нее не оторвать. В воздухе что-то мелькнуло. Он заоглядывался: заготовитель встал и пошел к кабинету. А, это лампочка. Теперь, когда заготовитель выйдет, ему нужно будет войти. Он сразу представил, что у него в бумагах окажетс что-то не так; или окажется, что тут принимают только по номеркам, а номерка у него нет, а когда придется излагать свои жалобы, то он не будет знать толком, что сказать, не говорить же, что у меня на носу вскочил прыщик, и сразу представил, как это будет не то что смешно, а просто дико звучать. И сам на себя все это навлек. Он еще немного посидел на своей кушетке, потом встал и пошел ни о чем не думая. Когда он проходил мимо гардеробщика, тот оторвался от газеты и посмотрел на него, и, кажется, даже немного проводил его глазами, ему это очень не понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
До поликлиники было недалеко, но все-таки она была не в двух шагах, он шел и молил Бога только об одном: успеть; сама ходьба немного отвлекла его, и временами он успокаивался, и тогда, незаметно для него, само его спокойствие начинало казаться ему гарантией того, что ничего не случится (на это время он как будто превращался в нормального человека), но почти сразу же вспоминал, что все ведь как было, так и осталось, чего же он успокоился-то, когда гной может прорвать с минуты на минуту, - и в голове что-то взрывалось, и он едва удерживался, чтобы не перейти на бег трусцой. А поликлиники все не было видно - она как будто поклялась его погубить! Временами им овладевало бешенство - из-за того, что какая-то поликлиника расположена на сто метров дальше, может быть, придется погибнуть во цвете лет. Он едва не прихныкивал от этого бессильного бешенства и сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладонь. Но вот наконец и поликлиника, такая же, какой он ее видел много раз, долго стоял перед сложно устроенным входом, ожидая, пока выйдет медсестра, ведущая старуху - старуха еле переставляла ноги, и он чуть было не начал приплясывать, пока дождался; внутри - все то же, старое, знакомое: налево - гардероб, направо - квартирная помощь, впереди - регистратура. Обычно, когда он входил в поликлинику, он весь как-то внутренне съеживался, чувствовал себ маленьким, беззащитным, в детскую поликлинику ходил вместе с матерью и так и не смог до конца привыкнуть ходить во взрослую один; это же чувство он испытал и теперь - не так сильно, как обычно, но достаточно отчетливо, - оказалось, паника была не настолько сильна, чтобы он не смог больше ни о чем думать; стало немного полегче, по крайней мере поликлиника хоть немного вернула его к реальной жизни. Он вспомнил, что, когда идешь к врачу, надо, кажется, брать карточку (и хотя бывал здесь не раз, никогда точно не знал, что и как), слава богу, у регистратуры оказалось мало народу, он занял очередь и пошел к большому стенду определить свой участок и своего врача. В очереди постоянно, чтобы не забыть, повторял про себя фамилию, которую он высмотрел на стенде, на его взгляд несколько нелепую (вообще, к большинству незнакомых фамилий он относился с каким-то подозрением, как бы брезгливо приглядывался или даже принюхивался к ним, как к не очень тщательно вымытым ложкам в школьной столовой). Еще одна проволочка: до сих пор стоящие впереди быстро улаживали свои дела у окошечка и отходили, а стоящий перед ним мужчина долго препирался с теткой, которая сидела за окошечком, потому что та никак не могла найти его карточку, она уходила, довольно долго ее не было, а когда возвращалась- опять препирательства, и так раза три, кончилось тем, что она начала выписывать новую карточку, когда спросила, кем работает, мужчина ответил: Заготовитель! - отчетливо и категорично. Несмотря на смятение, царившее в голове, он почувствовал раздражение. Хм, заготовитель. Что это за профессия такая - заготовитель! Наконец-то его очередь подошла, он на всякий случай спросил у тетки фамилию своего врача и номер кабинета (по предыдущему опыту знал, что стенды часто врут), но тут они совпали с теми, которые он высмотрел на стенде. И он пошел искать свой кабинет- семьдесят шестой, на первом этаже его не было, на втором не было, кабинет оказался на третьем. Небольшая кучка народа у дверей. Здравствуйте. Кто последний? Вон тот мужчина крайний. Это был заготовитель, который сидел поодаль и читал журнал. Оказалось, что врача нет, но должен появиться с минуты на минуту. И действительно, вскоре врач появилась, в пальто, наброшенном на халат, нервно завозила ключом в замочной скважине, вид у нее был усталый и злой. Он сразу вспомнил все те многие разы, когда сидел с матерью в поликлинике, и те не очень многие, но тоже хорошо запомнившиеся разы, когда сидел в поликлинике один, и на душе стало тоскливо, как обычно в поликлинике, и страх перед заражением мозга сразу утих. Этот страх и так-то утратил безраздельное господство над ним, как только вдохнул поликлиничного воздуха, а сейчас он вообще как-то выдохся, потерял остроту, стал теоретическим, а не животным страхом.
Вот и заготовитель сунул журнал в дипломат, приготовился. Значит, скоро идти и ему. Когда его очередь подходила, он обычно чувствовал сильный соблазн встать у двери, караулить, чтобы сразу же войти, как только кабинет освободится, потому что, мало ли, вдруг кто-нибудь захочет пройти без очереди. А что он ему сделает? Скажет: Ты куда прешь, сволочь? Или, наоборот, очень достойно: Извините, но я занимал раньше вас! Он, конечно, так не скажет, да если бы и сказал, все равно неизвестно, чем бы это кончилось. Можно войти с тем нахалом в кабинет, начать там что-то объяснять: Он, главное, позже меня пришел, а теперь, главное..., а врач скажет, наверное, что-нибудь вроде: Граждане, соблюдайте порядок, охота ей разбираться, кто пришел раньше, не устраивать же расследование, вызывать свидетелей из коридора. И он не вставал у двери, все-таки ему было неловко походить на полоумную бабку, каких в поликлинике нагляделся, но - весь напрягался, подавался к двери, и глаз было от нее не оторвать. В воздухе что-то мелькнуло. Он заоглядывался: заготовитель встал и пошел к кабинету. А, это лампочка. Теперь, когда заготовитель выйдет, ему нужно будет войти. Он сразу представил, что у него в бумагах окажетс что-то не так; или окажется, что тут принимают только по номеркам, а номерка у него нет, а когда придется излагать свои жалобы, то он не будет знать толком, что сказать, не говорить же, что у меня на носу вскочил прыщик, и сразу представил, как это будет не то что смешно, а просто дико звучать. И сам на себя все это навлек. Он еще немного посидел на своей кушетке, потом встал и пошел ни о чем не думая. Когда он проходил мимо гардеробщика, тот оторвался от газеты и посмотрел на него, и, кажется, даже немного проводил его глазами, ему это очень не понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12