В «Маркт» ровно в девять. Никаких модных опозданий на пятнадцать минут.
Мы собирались в «Маркт» – новый ресторан в квартале Митпэкинг. Я встала со скамейки и станцевала джигу:
Я поросенок, в «Маркт» иду,
Потом домой одна,
Неужто на такую жизнь
Теперь обречена?
Ну, хоть большую часть вечера я проведу в стае. Повседневная жизнь нью-йоркских одиночек не так уж отличается от будней на собачьей площадки в Верхнем Уэст-Сайде. Подобно диким собакам, неустанно бегущим сквозь сумерки, неизменно опасающимся засад, вынужденным постоянно охранять свою добычу, наша девичья стая тоже возвещала о себе и помечала свою территорию, но не воем, а молча – запахом. Аромат духов «Роза Болгарии» от «Крид» был почти осязаем; он словно бы оставлял следы, указывающие, где мы прошли, кого завоевали, кого оставили за собой. Когда собака отбивается от стаи, у нее меньше шансов прокормиться, и поэтому, чтобы выжить, нужно оставаться в стае. Когда женщина покидает компанию, решив отказаться от вечера в обществе друзей, у нее меньше шансов с кем-либо познакомиться и больше шансов весь вечер просидеть на своей жирной заднице перед телевизором, смотря дурацкие сериалы, с перспективой делать то же самое всю свою последующую печальную жизнь. Вот потому-то женщины и ходят каждый вечер группами, даже в туалет не идут в одиночку. Меня ожидал великолепный вечер; я это уже чувствовала.
Как ни странно, я пришла на обед за пятнадцать минут до назначенного срока. Впрочем, в «Маркт» не было шансов, что нас усадят раньше, чем через полчаса после времени, на которое был заказан столик. Обед затевался в честь двадцатипятилетия Далей. Девицы вроде Далей вечно устраивают гулянки, но я всего второй раз была на ее дне рождения с тех пор, как два года назад мы с Гэйбом с ней познакомились.
Красота Далей сразу повергла меня в смятение.
Я, почтенная замужняя дама, пришла в брючках-капри, кашемировом свитере с ниткой жемчуга, волосы убраны лентой назад – типичный признак замужней женщины, все как на картинке, чтобы соответствовать стилю мужа. И тут появляется красотка на каблуках, в сексуальном наряде, с ухоженными бровями и ярким блеском на губах. На ней была джинсовая мини-юбка и короткая облегающая розовая футболка размером, пожалуй, больше подходящая для собачонки. Далей выглядела так, будто сошла с обложки эротического фильма про развратных студенток на каникулах. Я, помнится, потрогала Гэйба за руку, проверяя, на месте ли он.
Я думала, что Далей будет холодна, наверняка она оживлялась, только когда речь заходила о ее детстве за границей. Там она, небось, каталась на загорелых мужских плечах, из одежды – одна цепочка на поясе. Гэйб что-то говорил про Чили, но я представляла себе Бразилию. Более неправдоподобную историю он вряд ли умудрился бы выдумать, даже если бы постарался. На самом деле Далей звали Эллисон Риз, и родилась она в Остине, штат Техас. Далей – искаженным вариантом испанского «пульсе», сладкая – ее прозвали подруги по общежитию, когда она вернулась после семестра в Чили, так и не научившись говорить по-испански, но заменив свой прежний южный акцент на испанский. Если б Далей была ароматной наклейкой из тех, что любят дети, от нее пахло бы именинным пирогом.
Парень, с которым она была на том двойном свидании, порвал с ней через две недели, заявив:
– Мне нужно сосредоточиться на работе, а ты меня отвлекаешь.
Я не могла поверить, что девушек вроде Далей бросают. Она была неотразима в броском наряде в южном стиле: большие ювелирные украшения, большие груди, большое сердце. Она как раз переехала в Манхэттен из Балтимора, где училась в колледже, чтобы поселиться вместе со своим парнем, так что она осталась не только без парня, но и без дома. Гэйб мне рассказал, что на самом деле его друг просто считал ее слишком инфантильной.
– И в чем выражалась ее инфантильность? – поинтересовалась я. Гэйб пожал плечами. Как бесит иногда равнодушие мужчины! – Вот и весь твой интерес к деталям. – Я скрестила руки, ожидая его реакции. – Ты ведь его даже не расспросил, да? – Гэйб снова пожал плечами и уткнулся в медицинские карты. – А где она будет жить? – Он вновь пожал плечами.
Да, мой домашний мим бросил уроки по пожиманию плечами раньше времени и сосредоточился вместо этого на перепрыгивании через невидимые стены и сборе незримых цветов.
– Слушай, а ничего, если она немного у нас поживет?
Я сама удивилась тому, что сказала. С чего это я вдруг так за нее распереживалась? Я ее и видела-то совсем недолго. По идее мне следовало быть на стороне друга Гэйба, ведь он и мой друг в некотором роде, ну по крайней мере друг семьи. Когда распадаются романы, все окружающие занимают боевые позиции, делятся на черных и белых. Я играла роль здравомыслящей жены в удобных туфлях, но во мне проснулись материнские инстинкты, и мне захотелось взять эту юную переселенку в Манхэттен под свое крыло.
– Ладно, пусть поживет у нас.
Так что Далей некоторое время жила у нас, находясь в поисках работы, квартиры и новой жизни. Ну да, наверняка многие считали, что я рехнулась, пригласив к себе в дом длинноногую, жизнерадостную девицу из Техаса в легкомысленных спортивных шортиках из розовой махры, чтобы она прохлаждалась на нашем диване, скрестив ноги и демонстрируя безупречные бедра. Не слишком ли опасно, что в ночной тьме эта соблазнительная грудь вздымается всего через одну комнату от нас? Честно говоря, я даже не думала о том, что Гэйб может мне изменить. Зато я задумывалась над тем, способна ли эта женщина замутить чистые воды семейной жизни. И неизменно отвечала себе: нет. Не потому, что испугается быть застигнутой на месте преступления; просто с ее кодексом поведения это не совместимо. И почему я вышла за Гэйба, а не за кого-нибудь вроде Далей? Именно об этом стоило подумать.
Да, на вид Далей – всего лишь взбитые как сахарная вата светлые волосы, пышная грудь и нежнейшая, сладчайшая кожа, но она настоящая, истинная, словно Библия. К сожалению, я вполне оценила ее только после измены Гэйба. Друзья познаются в беде. Когда вокруг меня начало скапливаться все это дерьмо, Далей оказалась тут как тут, помогая мне его разгребать, и каждое утро звонила проверить, вылезла ли я из постели. Она не вешала трубку до тех пор, пока не убеждалась, что слышит шум душа. И поздней ночью, когда мне хотелось выговориться, но время казалось неподходящим, она всегда откликалась на мои звонки словами: «Рада тебя слышать!» Далей стала мне как родная; она хотя бы никогда не приукрашивала факты. «Он лжец. Он специализируется на лжи. Не позволяй ему калечить твою жизнь!» Она самый надежный мой друг.
Когда становилось трудно выжить, мы сбивались в стаю. И теперь, как две маленькие сучки, мы трусили бок о бок навстречу заходящему солнцу, оставляя кучки собачьего дерьма где положено, у поребриков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Мы собирались в «Маркт» – новый ресторан в квартале Митпэкинг. Я встала со скамейки и станцевала джигу:
Я поросенок, в «Маркт» иду,
Потом домой одна,
Неужто на такую жизнь
Теперь обречена?
Ну, хоть большую часть вечера я проведу в стае. Повседневная жизнь нью-йоркских одиночек не так уж отличается от будней на собачьей площадки в Верхнем Уэст-Сайде. Подобно диким собакам, неустанно бегущим сквозь сумерки, неизменно опасающимся засад, вынужденным постоянно охранять свою добычу, наша девичья стая тоже возвещала о себе и помечала свою территорию, но не воем, а молча – запахом. Аромат духов «Роза Болгарии» от «Крид» был почти осязаем; он словно бы оставлял следы, указывающие, где мы прошли, кого завоевали, кого оставили за собой. Когда собака отбивается от стаи, у нее меньше шансов прокормиться, и поэтому, чтобы выжить, нужно оставаться в стае. Когда женщина покидает компанию, решив отказаться от вечера в обществе друзей, у нее меньше шансов с кем-либо познакомиться и больше шансов весь вечер просидеть на своей жирной заднице перед телевизором, смотря дурацкие сериалы, с перспективой делать то же самое всю свою последующую печальную жизнь. Вот потому-то женщины и ходят каждый вечер группами, даже в туалет не идут в одиночку. Меня ожидал великолепный вечер; я это уже чувствовала.
Как ни странно, я пришла на обед за пятнадцать минут до назначенного срока. Впрочем, в «Маркт» не было шансов, что нас усадят раньше, чем через полчаса после времени, на которое был заказан столик. Обед затевался в честь двадцатипятилетия Далей. Девицы вроде Далей вечно устраивают гулянки, но я всего второй раз была на ее дне рождения с тех пор, как два года назад мы с Гэйбом с ней познакомились.
Красота Далей сразу повергла меня в смятение.
Я, почтенная замужняя дама, пришла в брючках-капри, кашемировом свитере с ниткой жемчуга, волосы убраны лентой назад – типичный признак замужней женщины, все как на картинке, чтобы соответствовать стилю мужа. И тут появляется красотка на каблуках, в сексуальном наряде, с ухоженными бровями и ярким блеском на губах. На ней была джинсовая мини-юбка и короткая облегающая розовая футболка размером, пожалуй, больше подходящая для собачонки. Далей выглядела так, будто сошла с обложки эротического фильма про развратных студенток на каникулах. Я, помнится, потрогала Гэйба за руку, проверяя, на месте ли он.
Я думала, что Далей будет холодна, наверняка она оживлялась, только когда речь заходила о ее детстве за границей. Там она, небось, каталась на загорелых мужских плечах, из одежды – одна цепочка на поясе. Гэйб что-то говорил про Чили, но я представляла себе Бразилию. Более неправдоподобную историю он вряд ли умудрился бы выдумать, даже если бы постарался. На самом деле Далей звали Эллисон Риз, и родилась она в Остине, штат Техас. Далей – искаженным вариантом испанского «пульсе», сладкая – ее прозвали подруги по общежитию, когда она вернулась после семестра в Чили, так и не научившись говорить по-испански, но заменив свой прежний южный акцент на испанский. Если б Далей была ароматной наклейкой из тех, что любят дети, от нее пахло бы именинным пирогом.
Парень, с которым она была на том двойном свидании, порвал с ней через две недели, заявив:
– Мне нужно сосредоточиться на работе, а ты меня отвлекаешь.
Я не могла поверить, что девушек вроде Далей бросают. Она была неотразима в броском наряде в южном стиле: большие ювелирные украшения, большие груди, большое сердце. Она как раз переехала в Манхэттен из Балтимора, где училась в колледже, чтобы поселиться вместе со своим парнем, так что она осталась не только без парня, но и без дома. Гэйб мне рассказал, что на самом деле его друг просто считал ее слишком инфантильной.
– И в чем выражалась ее инфантильность? – поинтересовалась я. Гэйб пожал плечами. Как бесит иногда равнодушие мужчины! – Вот и весь твой интерес к деталям. – Я скрестила руки, ожидая его реакции. – Ты ведь его даже не расспросил, да? – Гэйб снова пожал плечами и уткнулся в медицинские карты. – А где она будет жить? – Он вновь пожал плечами.
Да, мой домашний мим бросил уроки по пожиманию плечами раньше времени и сосредоточился вместо этого на перепрыгивании через невидимые стены и сборе незримых цветов.
– Слушай, а ничего, если она немного у нас поживет?
Я сама удивилась тому, что сказала. С чего это я вдруг так за нее распереживалась? Я ее и видела-то совсем недолго. По идее мне следовало быть на стороне друга Гэйба, ведь он и мой друг в некотором роде, ну по крайней мере друг семьи. Когда распадаются романы, все окружающие занимают боевые позиции, делятся на черных и белых. Я играла роль здравомыслящей жены в удобных туфлях, но во мне проснулись материнские инстинкты, и мне захотелось взять эту юную переселенку в Манхэттен под свое крыло.
– Ладно, пусть поживет у нас.
Так что Далей некоторое время жила у нас, находясь в поисках работы, квартиры и новой жизни. Ну да, наверняка многие считали, что я рехнулась, пригласив к себе в дом длинноногую, жизнерадостную девицу из Техаса в легкомысленных спортивных шортиках из розовой махры, чтобы она прохлаждалась на нашем диване, скрестив ноги и демонстрируя безупречные бедра. Не слишком ли опасно, что в ночной тьме эта соблазнительная грудь вздымается всего через одну комнату от нас? Честно говоря, я даже не думала о том, что Гэйб может мне изменить. Зато я задумывалась над тем, способна ли эта женщина замутить чистые воды семейной жизни. И неизменно отвечала себе: нет. Не потому, что испугается быть застигнутой на месте преступления; просто с ее кодексом поведения это не совместимо. И почему я вышла за Гэйба, а не за кого-нибудь вроде Далей? Именно об этом стоило подумать.
Да, на вид Далей – всего лишь взбитые как сахарная вата светлые волосы, пышная грудь и нежнейшая, сладчайшая кожа, но она настоящая, истинная, словно Библия. К сожалению, я вполне оценила ее только после измены Гэйба. Друзья познаются в беде. Когда вокруг меня начало скапливаться все это дерьмо, Далей оказалась тут как тут, помогая мне его разгребать, и каждое утро звонила проверить, вылезла ли я из постели. Она не вешала трубку до тех пор, пока не убеждалась, что слышит шум душа. И поздней ночью, когда мне хотелось выговориться, но время казалось неподходящим, она всегда откликалась на мои звонки словами: «Рада тебя слышать!» Далей стала мне как родная; она хотя бы никогда не приукрашивала факты. «Он лжец. Он специализируется на лжи. Не позволяй ему калечить твою жизнь!» Она самый надежный мой друг.
Когда становилось трудно выжить, мы сбивались в стаю. И теперь, как две маленькие сучки, мы трусили бок о бок навстречу заходящему солнцу, оставляя кучки собачьего дерьма где положено, у поребриков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81