Все меньше и меньше людей оставалось на ногах, все чаще они падали, сраженные ударами и зельем.
Тем временем на Конана набросились трое здоровенных шемитских воинов, которые мирно пили вино до тех пор, пока их головы не одурманила отрава. Лишь одному Нергалу известно, что привиделось беднягам в этот миг, когда, рыча от нечеловеческой злобы, они вцепились в киммерийца, намереваясь разорвать его на части. Стряхнув с себя солдат, Конан отпрыгнул в сторону и, развернувшись нападавшим навстречу, нанес одному из них ужасающей силы удар в голову. Под кулаком у него хрустнула височная кость, и череп несчастного раскололся, как орех. Кровавые ошметки разлетелись вокруг, покрывая дерущихся людей, стены и столы.
— Ну, давай-давай! — подбодрил колдун шемитских воинов. Он получал от бойни огромное удовольствие. Глаза его разгорелись, тонкие губы то и дело облизывал длинный раздвоенный язык. — Уделайте его, парни!
Вытащив из ножен кинжалы, оставшиеся в живых солдаты слаженно насели на Конана. Одному из них повезло попасть киммерийцу лезвием по предплечью, но не успел шемит издать победный крик, как уже и сам забился в могучих руках киммерийца. Конан, легко подняв противника над головой, обрушил завывающего от ярости человека на свое колено. Позвоночник шемита сухо треснул. Северянин швырнул осевшее, как выброшенная кукловодом марионетка, тело под ноги его приятеля, сбив того с ног.
На мгновение могучему организму северянина удалось побороть действие страшного яда, но лишь на мгновение. Однако и этого мига хватило для того, чтобы Конан удержал готовую было обрушиться на голову несчастного воина тяжелую дубовую табуретку. Как будто молния пронзила его: Конан понял, что он только что убил совершенно ни в чем не виноватых людей, таких же жертв демонических чар, как и он сам, а увидав шипящего и кривляющегося у стойки чернокнижника, киммериец нутром почуял, кто во всем виноват. Однако совладать с ядом было выше его сил, и Конан рухнул на грязный пол. Все, что он за сегодня съел и выпил, фонтаном хлынуло изо рта. Заметив, что варвар, державшийся на ногах дольше всех, уступил его чарам, колдун приблизился к поверженному противнику.
— Что, грязное животное, ты надеялся, что Зерити тебя не найдет? Как бы не так! Ты осмелился бросить ей вызов, и твоя наглость должна быть наказана… Ай-яй-яй, кто бы мог подумать, что прославленный пират, наводящий одним своим именем страх на целое побережье, сдохнет в луже собственной блевотины! — с издевкой покачал головой колдун и злобно ударил Конана ногой в лицо. — Нет, ты не Лев-Амра, ты паршивый пес! А если на тебя не подействует яд, в чем я очень сомневаюсь, то ты погибнешь на плахе как простой убийца, и совершенно справедливо. — Последовал новый жестокий удар.
Киммериец, не в силах произнести ни слова, с ненавистью глядел на желтокожего. Кровь заливала его разбитое лицо.
— Смотри, смотри, варвар. Ты видишь перед собой самого Юсифа бен Кемаля, придворного убийцу мудрой Зерити! Вот какой чести удостоила тебя моя госпожа!
— Убь… ю… — выдохнул Конан, неимоверным усилием воли удерживая себя в сознании.
— Смотри, чтобы у тебя глаза с натуги не выскочили, — рассмеялся Юсиф, добавив нарочито тоненьким голоском: — Мой герой!
Заметив, как расширились зрачки Конана, он довольно оскалился, обнажая тонкие, как иглы, зубы.
— Ты на редкость догадлив, мертвец. Но погоди еще немного, и ты встретишься со своей самкой у Отца Тьмы.
— Проклятое змеиное отродье! — Ненависть придала Конану сил. — Что ты сделал с Руфией?
Потомок древних змеелюдей запрокинул голову и захохотал.
— Лично я ничего, дубоголовый. Не было ничего легче, чем заманить твою дурочку в ловушку. Можешь порадоваться, я нашел ей достойное применение.
Глаза Юсифа встретились с глазами Конана. Киммериец внутренне содрогнулся: в этих мутных озерах тьмы с узкими вертикальными зрачками не было ничего человеческого — лишь древние ненависть и безумие.
— Так вот, мой мертвый друг, — продолжил змеечеловек. — Я не разделяю религиозных заблуждений адептов Золотого Павлина, но их способы поклонения этому кровожадному демону крайне забавны. Думаю, твоя подружка вскоре с ними познакомится.
Между тем послышались крики и топот бегущих к таверне стражников. Желтоликий издал торжествующий смешок и кивнул Конану:
— Пришла пора расстаться, пес. Жалко, что у меня нет времени, чтобы снять с тебя кожу. Из твоей дубленой шкуры вышел бы неплохой подарок для госпожи!
Юсиф, уверенный в своей безнаказанности, направился к черному ходу.
Конан, прикладывая невероятные усилия, чтобы преодолеть действие сковывавшего его мышцы и разум яда, сумел перевернуться на живот. В его мозгу пульсировал черный огонь ненависти и горя. Каким-то чудом он сумел подняться на колени — от напряжения, которое для этого потребовалось, у него из ушей и из носа хлынула кровь. Собрав всю свою волю в кулак, киммериец нащупал за поясом рукоять уже выручившего его сегодня кинжала. С именем Крома на устах он послал клинок в цель, вложив в бросок последние силы.
Будто что-то почувствовав, Юсиф обернулся, и взгляды двух непримиримых врагов встретились. Голубые, цвета льда и тумана, глаза сына человеческого вперились в желтые, с вертикальными зрачками глаза потомка древней расы змеелюдей. На протяжении мига, по сравнению с которым удар сердца кажется вечностью, они смотрели друг на друга. И пока в одних мерк свет, в других разгорались нечеловеческая злоба и отчаяние.
Сорванная с петель дверь рухнула, и ворвавшиеся в таверну стражники оказались свидетелями удивительной сцены. В одном конце зала, раскинув руки, падал бледный как смерть огромный северянин, а в другом на залитый вином и кровью пол валился желтоликий человек в черной хламиде. Его руки были протянуты вперед, будто он в последнее мгновение пытался остановить смерть. Сбившийся назад капюшон обнажил вызывающую дрожь ужаса чешуйчатую голову колдуна, а из одного из лишенных век змеиных глаз, войдя в него по самую рукоять, торчал тяжелый хорайский кинжал.
Глава третья
Конан открыл глаза и застонал. Голова киммерийца раскалывалась от боли, на него, сменяя друг друга, попеременно обрушивались волны ужасной слабости и тошноты. Ныло разбитое лицо. Северянин отчаянно пытался вспомнить, что с ним случилось, но ему это не удавалось. Кроме того, он никак не мог понять, где находится, и далеко не сразу сообразил, что лежит в постели в полутемной комнате. К счастью, на чертоги Крома, куда воины попадают после смерти, это место никак не походило. И вдруг в голове Конана все встало на свои места: его отравил проклятый Юсиф бен Кемаль — слуга Зерити! Следующая его мысль была о рыжеволосой красавице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Тем временем на Конана набросились трое здоровенных шемитских воинов, которые мирно пили вино до тех пор, пока их головы не одурманила отрава. Лишь одному Нергалу известно, что привиделось беднягам в этот миг, когда, рыча от нечеловеческой злобы, они вцепились в киммерийца, намереваясь разорвать его на части. Стряхнув с себя солдат, Конан отпрыгнул в сторону и, развернувшись нападавшим навстречу, нанес одному из них ужасающей силы удар в голову. Под кулаком у него хрустнула височная кость, и череп несчастного раскололся, как орех. Кровавые ошметки разлетелись вокруг, покрывая дерущихся людей, стены и столы.
— Ну, давай-давай! — подбодрил колдун шемитских воинов. Он получал от бойни огромное удовольствие. Глаза его разгорелись, тонкие губы то и дело облизывал длинный раздвоенный язык. — Уделайте его, парни!
Вытащив из ножен кинжалы, оставшиеся в живых солдаты слаженно насели на Конана. Одному из них повезло попасть киммерийцу лезвием по предплечью, но не успел шемит издать победный крик, как уже и сам забился в могучих руках киммерийца. Конан, легко подняв противника над головой, обрушил завывающего от ярости человека на свое колено. Позвоночник шемита сухо треснул. Северянин швырнул осевшее, как выброшенная кукловодом марионетка, тело под ноги его приятеля, сбив того с ног.
На мгновение могучему организму северянина удалось побороть действие страшного яда, но лишь на мгновение. Однако и этого мига хватило для того, чтобы Конан удержал готовую было обрушиться на голову несчастного воина тяжелую дубовую табуретку. Как будто молния пронзила его: Конан понял, что он только что убил совершенно ни в чем не виноватых людей, таких же жертв демонических чар, как и он сам, а увидав шипящего и кривляющегося у стойки чернокнижника, киммериец нутром почуял, кто во всем виноват. Однако совладать с ядом было выше его сил, и Конан рухнул на грязный пол. Все, что он за сегодня съел и выпил, фонтаном хлынуло изо рта. Заметив, что варвар, державшийся на ногах дольше всех, уступил его чарам, колдун приблизился к поверженному противнику.
— Что, грязное животное, ты надеялся, что Зерити тебя не найдет? Как бы не так! Ты осмелился бросить ей вызов, и твоя наглость должна быть наказана… Ай-яй-яй, кто бы мог подумать, что прославленный пират, наводящий одним своим именем страх на целое побережье, сдохнет в луже собственной блевотины! — с издевкой покачал головой колдун и злобно ударил Конана ногой в лицо. — Нет, ты не Лев-Амра, ты паршивый пес! А если на тебя не подействует яд, в чем я очень сомневаюсь, то ты погибнешь на плахе как простой убийца, и совершенно справедливо. — Последовал новый жестокий удар.
Киммериец, не в силах произнести ни слова, с ненавистью глядел на желтокожего. Кровь заливала его разбитое лицо.
— Смотри, смотри, варвар. Ты видишь перед собой самого Юсифа бен Кемаля, придворного убийцу мудрой Зерити! Вот какой чести удостоила тебя моя госпожа!
— Убь… ю… — выдохнул Конан, неимоверным усилием воли удерживая себя в сознании.
— Смотри, чтобы у тебя глаза с натуги не выскочили, — рассмеялся Юсиф, добавив нарочито тоненьким голоском: — Мой герой!
Заметив, как расширились зрачки Конана, он довольно оскалился, обнажая тонкие, как иглы, зубы.
— Ты на редкость догадлив, мертвец. Но погоди еще немного, и ты встретишься со своей самкой у Отца Тьмы.
— Проклятое змеиное отродье! — Ненависть придала Конану сил. — Что ты сделал с Руфией?
Потомок древних змеелюдей запрокинул голову и захохотал.
— Лично я ничего, дубоголовый. Не было ничего легче, чем заманить твою дурочку в ловушку. Можешь порадоваться, я нашел ей достойное применение.
Глаза Юсифа встретились с глазами Конана. Киммериец внутренне содрогнулся: в этих мутных озерах тьмы с узкими вертикальными зрачками не было ничего человеческого — лишь древние ненависть и безумие.
— Так вот, мой мертвый друг, — продолжил змеечеловек. — Я не разделяю религиозных заблуждений адептов Золотого Павлина, но их способы поклонения этому кровожадному демону крайне забавны. Думаю, твоя подружка вскоре с ними познакомится.
Между тем послышались крики и топот бегущих к таверне стражников. Желтоликий издал торжествующий смешок и кивнул Конану:
— Пришла пора расстаться, пес. Жалко, что у меня нет времени, чтобы снять с тебя кожу. Из твоей дубленой шкуры вышел бы неплохой подарок для госпожи!
Юсиф, уверенный в своей безнаказанности, направился к черному ходу.
Конан, прикладывая невероятные усилия, чтобы преодолеть действие сковывавшего его мышцы и разум яда, сумел перевернуться на живот. В его мозгу пульсировал черный огонь ненависти и горя. Каким-то чудом он сумел подняться на колени — от напряжения, которое для этого потребовалось, у него из ушей и из носа хлынула кровь. Собрав всю свою волю в кулак, киммериец нащупал за поясом рукоять уже выручившего его сегодня кинжала. С именем Крома на устах он послал клинок в цель, вложив в бросок последние силы.
Будто что-то почувствовав, Юсиф обернулся, и взгляды двух непримиримых врагов встретились. Голубые, цвета льда и тумана, глаза сына человеческого вперились в желтые, с вертикальными зрачками глаза потомка древней расы змеелюдей. На протяжении мига, по сравнению с которым удар сердца кажется вечностью, они смотрели друг на друга. И пока в одних мерк свет, в других разгорались нечеловеческая злоба и отчаяние.
Сорванная с петель дверь рухнула, и ворвавшиеся в таверну стражники оказались свидетелями удивительной сцены. В одном конце зала, раскинув руки, падал бледный как смерть огромный северянин, а в другом на залитый вином и кровью пол валился желтоликий человек в черной хламиде. Его руки были протянуты вперед, будто он в последнее мгновение пытался остановить смерть. Сбившийся назад капюшон обнажил вызывающую дрожь ужаса чешуйчатую голову колдуна, а из одного из лишенных век змеиных глаз, войдя в него по самую рукоять, торчал тяжелый хорайский кинжал.
Глава третья
Конан открыл глаза и застонал. Голова киммерийца раскалывалась от боли, на него, сменяя друг друга, попеременно обрушивались волны ужасной слабости и тошноты. Ныло разбитое лицо. Северянин отчаянно пытался вспомнить, что с ним случилось, но ему это не удавалось. Кроме того, он никак не мог понять, где находится, и далеко не сразу сообразил, что лежит в постели в полутемной комнате. К счастью, на чертоги Крома, куда воины попадают после смерти, это место никак не походило. И вдруг в голове Конана все встало на свои места: его отравил проклятый Юсиф бен Кемаль — слуга Зерити! Следующая его мысль была о рыжеволосой красавице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32