— И все же, в свой последний день… — начинает Элоди.
— Все к лучшему, — перебивает Линдси.
Это гадко, даже для нее. Мы все не сводим с нее глаз.
— Что? — Она вздергивает подбородок и, защищаясь, смотрит на нас. — Вы и сами так думаете. Она была несчастной. Теперь она свободна. Все кончилось.
— Но… в смысле, все могло наладиться, — говорю я.
— Не могло, — отрезает Линдси.
Качая головой, Элли подтягивает колени к груди.
— О господи, Линдси.
Я в шоке. Самое странное — то, что Джулиет застрелилась. Такой грубый, громкий, плотский способ. Брызги крови и мозгов, испепеляющий жар. Если ей действительно было нужно… умереть… она могла утопиться, войти в воду и подождать, пока та сомкнётся над головой. Или спрыгнуть. Я представляю, как Джулиет парит в небесах, словно перышко во власти воздушных течений. Она раскидывает руки и прыгает с моста или обрыва, но в моем воображении взмывает вверх на крыльях ветра, как только ее ноги отрываются от земли.
Никаких пистолетов. Пистолеты — это для полицейских сериалов, ограблений круглосуточных магазинов, наркоманов и разборок между бандами. Не для Джулиет Сихи.
— Может, нам стоило быть добрее, — вздыхает Элоди, потупив взор, будто ей неловко.
— Не начинай! — Голос у Линдси громкий и жесткий по сравнению с голосом Элоди. — Нельзя изводить человека, а потом переживать, что он умер.
Подняв голову, Элоди смотрит на Линдси и заявляет:
— Но я переживаю.
— Значит, ты лицемерка, — бросает Линдси. — А хуже этого ничего нет.
Она встает, выключает свет, забирается обратно на диван и шуршит одеялами, устраиваясь поудобнее. Затем добавляет:
— Если вы не против, я хоть немного посплю.
На время воцаряется тишина. Не знаю, легла Элли или нет, но когда глаза привыкают к темноте, я вижу, что она по-прежнему сидит, притянув колени к груди и уставившись прямо перед собой. Через минуту она сообщает:
— Пойду спать наверх.
Она шумно собирает простыни и одеяла, возможно, чтобы насолить Линдси.
Вслед за ней Элоди произносит:
— Я тоже. Диван весь в комках.
Очевидно, она расстроена. Мы спим на этом диване уже много лет.
После того как она уходит, я некоторое время слушаю дыхание Линдси. Интересно, она спит? Не представляю, как ей это удается. Лично у меня сна ни в одном глазу. С другой стороны, Линдси всегда отличалась от большинства людей: менее чувствительная, более категоричная. Моя команда, твоя команда. По эту сторону черты, но ту сторону черты. Бесстрашная и беспечная. Из-за этого я всегда восхищалась ею — мы все восхищались.
Успокоиться не получается, словно мне необходимы ответы на вопросы, которые я не могу задать. Я медленно сползаю с дивана, стараясь не разбудить Линдси, но окалывается, что она все же не спит. Она перекатывается на спину, и в темноте я вижу только бледную кожу и глубокие провалы глаз.
— Тоже наверх? — шепчет она.
— В туалет, — отвечаю я.
Ощупью я выбираюсь в коридор и останавливаюсь. Где-то тикают часы, но в остальном совершенно тихо. Вокруг темнота; каменный пол холодит ступни. Я провожу рукой по стене, чтобы сориентироваться. Стук дождя прекратился. Я выглядываю на улицу: дождь превратился в снег; тысячи снежинок тают на зарешеченных окнах, отчего лунный свет кажется водянистым и полным движения. На полу корчатся и извиваются живые тени. Туалет рядом, но я иду не туда. Я осторожно открываю дверь в подвал и спускаюсь по лестнице, держась за перила.
Ступив на ковер внизу лестницы, я нашариваю выключатель на стене слева. Свет заливает подвал, большой, пустынный и привычный: бежевые кожаные диваны, старый стол для пинг-понга, очередной телевизор с плоским экраном, выгороженный круг с беговой дорожкой, эллиптическим тренажером и трехстворчатым зеркалом посередине. Здесь прохладнее и пахнет химикатами и свежей краской.
За тренировочной зоной находится еще одна дверь, ведущая в комнату, которую мы прозвали Алтарем Эллисон Харрис. Стены обклеены старыми рисунками Элли, никудышными, в основном времен начальной школы. Полки заставлены фотографиями в рамках: Элли в костюме осьминога на Хеллоуине в первом классе; Элли в зеленом бархатном платье улыбается на фоне огромной рождественской елки, которая чуть не падает под весом украшений; Элли в бикини щурится; Элли смеется, Элли хмурится, Элли изображает задумчивость. На нижней полке сложены все ее ежегодники начиная с детского сада. Как-то Элли призналась, что миссис Харрис пролистала все ежегодники один за другим и наклеила разноцветные ярлыки на друзей Элли. («Чтобы ты не забывала, какой популярной всегда была», — пояснила миссис Харрис.)
Я опускаюсь на колени, сама еще не понимая, что хочу найти. В голове брезжит мысль, некое давнее воспоминание, исчезающее всякий раз, когда я пытаюсь его поймать. Похоже на стереограммы, в которых можно найти скрытое изображение, только если расфокусировать зрение.
Начинаю я с ежегодника за первый класс. Он сразу открывается на классе мистера Кристенсена. Надо же, какая удача. А вот и я, немного в стороне от группы. Отражение вспышки в очках скрывает глаза. Улыбка больше напоминает гримасу, как будто мне больно улыбаться. Я быстро пролистываю страницу. Терпеть не могу просматривать старые ежегодники; мне нечего рассчитывать на прилив приятных воспоминаний. Мои альбомы валяются где-то на чердаке вместе с остальным барахлом, которое мама запрещает выкидывать, потому что «спохватишься, а будет поздно», вроде старых кукол и ветхого плюшевого ягненка, которого я повсюду таскала за собой.
Через две страницы я нахожу то, что искала: первый класс миссис Новак. Линдси, как обычно, впереди всех, посередине, широко улыбается камере. Рядом с ней хорошенькая худенькая девочка с робкой улыбкой и светлыми, почти белыми, волосами. Они с Линдси стоят так близко, что их руки соприкасаются от локтей до кончиков пальцев.
Джулиет Сиха.
В ежегоднике за второй класс Линдси на коленях в переднем ряду. Джулиет Сиха снова рядом с ней.
В ежегоднике за третий класс между Джулиет и Линдси несколько страниц. Линдси училась в классе мисс Дернер (вместе со мной; в том году она придумала шутку «Угадайте, что такое: красно-белое, чудное?»). Джулиет попала в класс доктора Кузмы.
Разные страницы, разные классы, разные позы — Линдси сжимает руки перед собой; Джулиет немножко клонится набок, — и все же девочки похожи как две капли воды в одинаковых нежно-голубых футболках «Пти Бато» и парных белых капри чуть ниже колен; их светлые блестящие волосы аккуратно разделены на прямой пробор, на шеях блестят тонкие серебряные цепочки. В том году было круто одеваться одинаково с подругами — своими лучшими подругами.
Тяжелыми, непослушными пальцами я поднимаю ежегодник за четвертый класс;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88