Из кабины вышел комиссар Попов. Осмотрелся усталым взглядом, увидел меня, спросил:
— Чего не спишь?
— Да так,— ответил я.
— Тоскуешь по дому?
— Немного, товарищ комиссар.
— Надо отдохнуть,— сказал он.— Начнем воевать, тогда будет некогда.
Я тихонько вылез из машины. Шофер принес воды. Мы с комиссаром сполоснули лица. Вода была холодная и хорошо освежала. Пока подъезжали последние машины, мы прошлись до моста. Глухо журча, обдавая прохладой, черная вода спешила в осажденный город.
— Как дела товарища Эндрупа? — вдруг спросил Попов.
— Ничего,— уклончиво ответил я.
— Он чем-то удручен? Или мне показалось?..
— Нет, вам не показалось, товарищ комиссар,— сказал я, вздохнув с облегчением и радуясь про себя, что Попов начал этот разговор.— Я все хотел поговорить с вами, но это длинная история.
Из командирской машины дали гудок — по машинам. Мы поспешили назад.
— Товарищ Скулте, при первой же возможности поговорим,— сказал комиссар, садясь в кабину.— Не забудьте!
Заревели моторы, я закутался в брезент и скоро крепко уснул...
Меня разбудил Борис.
— Вставай! Смотри, какая красота!
Я вскочил, протер глаза. По лесистой дороге мы спускались в долину. Занимался новый день. По ту сторону долины в жарком зареве чернел огромный выступ скалы, а над ним купались нежные легкие тучки. В прозрачных сумерках внизу смутно белел городок.
— Сан-Лоренсо,— сказал Борис. Поднялись Гечун и Добрин.
— Приехали? — спросил Гечун, приглаживая помятые усики.
— Да, Сан-Лоренсо. А вон Эскориал! — воскликнул Добрин.
С каждым мгновением все больше раскрывалась почти неоглядная, неповторимая по своей красоте панорама. На склонах Гвадаррамы дремали белые домики с красными черепичными крышами, а над ними хмуро высился серый массивный замок — Эскориал. Своими скупыми оконцами в громаде каменных стен он скорее напоминал тюрьму, чем летнюю резиденцию короля.
На западе горы постепенно переходили в холмистую, поросшую лесом равнину. Но эти леса были мало похожи на своих северных собратьев — сочных, влажных, прохладных. Это была каменистая лесостепь с колючим, твердолистым кустарником, с низкими вечнозелеными каменными дубами, с разбросанными деревеньками, городишками, с обмелевшими в зной речушками, небольшими полями пшеницы, виноградниками, множеством колодцев, прорубленных в скалах для поливки огородов, И надо всем этим расправляло золотистые крылья утро, одевая в дымку неоглядные дали.
На первый взгляд ничто не говорило о том, что здесь идут кровопролитные бои, в которых ежедневно гибнут десятки тысяч солдат, что эти твердые, как сталь, дубы, эти гибкие лозы, эту опаленную солнцем землю изо дня в день рвут в клочья, секут и потрошат пули, снаряды, бомбы, сметая все живое, оказавшееся на пути. В тот ранний час все было тихо. И только санитарные машины, спешившие навстречу, походные кухни, после завтрака пробиравшиеся в тыл, обгонявшие нас машины с боеприпасами заставляли думать, что царство смерти уже недалеко. И вдруг на горизонте взметнулось к небу бурое облако пыли... Озаренное лучами солнца, оно стремительно росло в вышину, словно сказочное дерево, которое долго протомилось в подземелье и теперь рвалось еа волю. Рядом с этим деревом из пыли поднялось вто-'рое, третье, четвертое, пятое — целый лес... Они вырастали в строгом порядке, словно посаженные чьей-то заботливой рукой. И тут же до нас донеслись оглушительные взрывы. Земля застонала, заревели горы, разнося по каменистым кручам гулкое эхо, будто мольбу о пощаде. Ветра не было, и причудливые деревья из пыли повисли в воздухе, постепенно расползаясь в коричневое облако, медленно оседая на выжженную степь, где уже свистели шальные пули и рыскала смерть.
Весь день, пока размещали орудия, шли воздушные бои. Истребители, делая неимоверные петли, старались уйти от преследования, а затем, заняв выгодную позицию, огнем своих пулеметов сбить противника. Под истребителями, словно стая акул в голубом небесном океане, проплывали бомбовозы, обрушивая смертоносный груз на опорные рубежи, позиции, склады... Горела черная, словно варом облитая степь. Красные языки пламени безжалостно слизывали деревья, кустарники, телефонные провода, забытые повозки — все, все, что попадалось на пути.
Мы с Борисом сидели под раскидистым дубом неподалеку от батареи, затаив дыхание, наблюдали за воздушной схваткой. Почти одновременно вспыхнуло и рассыпалось в воздухе несколько истребителей. Покачиваясь на ветру, вниз спускались парашютисты. Эти не успели еще коснуться земли, а в вышине уже появились новые парашютисты.
Мы так увлеклись этим зрелищем, что не заметили приближения фашистских бомбардировщиков. Видимо, их привлекли наши замаскированные наспех орудия. Бомбы легли в сотне-другой метров от батареи. Потом раздался страшный грохот, и я потерял сознание.
Опомнился в прохладном блиндаже, среди товарищей. Врач лил мне в рот из фляги кислое вино. Я пил его большими жадными глотками.
— Ну,— сказал он,— как самочувствие?
Я не ответил. В голове стоял звон, шея была точно каменная, руки не слушались.
— Контузия второй степени,— сказал врач, взглянув на Бориса. Он сидел рядом и ладонью потирал свой черный от копоти лоб.— А вы? '
— Ерунда,— ответил Борис.— Голова трещит, и только.
Меня вынесли из блиндажа, положили на носилки и понесли к санитарной машине. Сквозь открытую дверцу машины я видел, как стелился по степи синеватый едкий дым. Подбежал связист и крикнул:
— Товарищ Эндруп, провода сгорели! Нужна новая линия к наблюдательному пункту.
— Черт побери! — выругался Борис.— Выстрела не успели сделать, а связь уже прервана.
Они ушли. Врач захлопнул дверцу, зарычал мотор, машина отъехала.
В прохладной монастырской келье Сан-Лоренсо, где разместился медпункт батареи, я скоро пришел в себя. На улице стояла невообразимая жара. Даже в окно было жутко выглянуть — слепило глаза, и казалось, что сухие стебли растений в этом пекле с треском ломаются. А толстые монастырские стены служили надежной защитой от зноя.
...На третий день, когда меня заехал навестить Борис, я уже настолько поправился, что мог самостоятельно одеться и ходить по келье.
— А степь все горит? — спросил я.
— Все, что могло, сгорело, и огонь затих,— сказал Борис.— Теперь у нас отличная связь, стреляем как боги. Штаб корпуса вынес благодарность за подавление фашистской батареи.
— Не хвалишься?
— И не думаю! — весело отозвался Борис.—- Батарея была на каком-то кладбище. Стреляли по координатам. Пехота сообщила, что после пяти залпов батарея разлетелась вдребезги.
— Я сейчас же выпишусь и еду с тобой.
— Завтра у меня свободный день,— сказал Борис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128