А у меня здесь был Гуго из ремонтной мастерской.
— Ну и как? — спросил я.
— С ним мы уже почти закончили. Он все, что можно, валит на Ферду. Мол, все эти махинации — дело рук Фер-ды. Мол, Ферецкий его запугивал.
— Великолепно. А почему он ни разу не заявил — этого он тебе часом не сказал?
— Сам понимаешь, боялся. Ферда славился тем, что был скор на расправу. Ну да чтобы Гуго забрать, материала хватает. Вот кончим с бумагами и возьмем его. Но не об этом сейчас речь. У нашего сертификатного пижона уже есть фамилия. Коленатый. Это мы в барах вынюхали.
— Так что найти его не проблема?
— Его уже ищут. Сладкая Джейн — вот имечко, а?! Точно у тебя джем во рту. Это Стиблову так зовут.
— Сплошь распрекрасные чешские имена...— говорю я.
— Не говори! Так эта красотка Джейн, к твоему сведению, уборщица.
Я присвистнул:
— Уборщица, мой капитан? Стало быть, в этом деле будут замешаны еще и девочки?
— А то как же! Она на полставке в «Конструкте». Часа два поработает — и поминай как звали, и никто не решается ей слова сказать. Найти сейчас уборщицу не так-то просто. После трудов праведных — в водоворот жизни!
— Значит, у нее есть еще какие-то левые доходы.
— Факт, но попробуй ущучь ее в чем-нибудь таком! Теперь она на некоторое время присмиреет.
— Ну да мы ее найдем.
— Набросай мне на бумаге рапорт и дуй, тебе нужно выспаться. А я еще схожу поужинаю.
— Это куда же, пан капитан? Разве дома тебя перестали кормить?
— Захотелось, понимаешь ли, чего-нибудь эдакого...— сказал капитан.— Отбивной из китового мяса. Я уже пригласил жену, поужинаем вместе.
— А...
— Так что — спокойной ночи. Утром обсудим, как действовать дальше.
— Крепкого сна, мой капитан!
— Приятных, сладких сновидений! — лукаво отозвался он.
Глава VI
Я ВСТАВЛЯЮ В МАШИНКУ
(испытываю соблазн написать «селедку», как это сделал бы Джеймс Джойс, снискавший себе подобными выражениями неувядаемую славу у литературных критиков) чистый лист бумаги и пишу рапорт о посещении ресторана «На плотах» и о махинациях Ферды с болоньями двадцать пять лет тому назад. При этом по кабинету расхаживала сердитая уборщица; она вытряхивала окурки из пепельниц и бумажки из корзин в большой полиэтиленовый мешок, который таскала за собой по коридорам, стирала пыль со столов и картотек, прошлась мокрой тряпкой по линолеуму, подмела у меня под ногами — верная примета, что я уже не женюсь,— в то время как я продолжал невозмутимо писать, проворчала что-то о людях, которые тоже заслуживают доброго слова, а затем заперла меня в кабинете. Я вскочил как ужаленный, забарабанил в дверь, заорал.- Спустя некоторое время она отперла. Пусть никто не уверяет меня, будто все произошло случайно. Чертовка знай ухмылялась.
— О, господи,— сказала она.— Это я по привычке. Всегда запираю за собой двери.
Я просматриваю дело, которое обнадеживающе разбухает, от страницы один до страницы сто пятьдесят три — во мы какие писатели! Сто пятьдесят три страницы — это уже целая книжка, которой хватило бы на путешествие поездом из Праги до Прешова или Карловых Вар. Я стараюсь найти ответ на основной вопрос: кто и почему? Убил ли Гуго, которого перестал устраивать его прежний денежный пай, или фарцовщик Коленатый? Или верным было первое предположение Бавора, и убийство это на совести какого-нибудь мазурика, который хотел разжиться деньгами на пропитание, на ром или, как все чаще бывает в последнее время, на наркотики? Не знаю.
На столе Бавора зазвонил телефон.
— Слушаю! Глухий! — говорю я, как всегда полушутя-полусерьезно.
— Алло! — выдохнул женский голос.— Ирена Сладкая, таксистска, была сегодня у вас?
— Зачем ей было приходить к нам? — отвечаю я, потому что ни к чему давать информацию незнакомым лицам— так учит нас майор Бажант.
— Почем я, может, из-за этого убитого, нет? Так знайте, только что ее избили два мужика. И удрали на такси.
— Где это случилось?
— Возле пансионата, где мы живем... где она живет.
— Ага. Ваше имя?
— Я вам сказала — два мужика. Не понимаю, при чем тут я? — отрезала она и повесила трубку.
Набираю номер ресторана «На плотах».
— Слушаю!
— Мне нужен пан директор. Скажите ему, что звонит знакомый, который разговаривал с ним сегодня утром. Глухий моя фамилия. Он в курсе.
Вскоре я слышу в трубке дробный стук шажков, семенящих в такт музыке, доносящейся из усилителя.
— Алло! У телефона Кртечка!
— Старший лейтенант Глухий!
— Да, товарищ. Я помню о нашем разговоре. Ваш человек здесь, такой элегантный пан. Совершенно неприметный, удачный выбор, позвольте заметить. Точно он из министерства торговли, тип у нас весьма распространенный.
— Он умеет преображаться... Вы могли бы позвать его к телефону?
— Конечно! Соблаговолите немного подождать у аппарата!
Опять перестук семенящих шажков. Вскоре — голос Бавора:
— Ну что там опять?
— На проводе Дом, на проводе Дом, капитан. Говорят, ты элегантный господин и спаиваешь балерин шампанским.
— Слушай, Бертик...
— Избили, стало быть, свидетельницу-то нашу,— докладываю я на манер бессмертного образчика 1.
— А, черт! Которую?
— Красавицу пани Такси, что была у нас утром. Ирену Сладкую, если тебе это имя еще что-то говорит. Каких-то два типа, которые потом смылись на такси. Ничего себе каша заваривается, а?
— Не говори. Где это произошло?
— Возле пансионата «Либуша». Дело в том, что она там...
— Ладно, ладно, Бертик. Ты где?
— Где же мне быть? У своего любимого станка. В цеху, ночная смена. Разбираю все эти липовые алиби.
— Добро. Так ты туда подъедешь, да? Утром расскажешь.
— А не мудренее ли утро вечера? — невинно спрашиваю я, хотя знаю, что помчусь к Ирене тотчас. Выказывать же служебное рвение мне не хочется: потом это может выйти боком.
— Нет, ты же сам понимаешь. Это по пути домой, Бертик. Загляни туда, и если что... звякни. До двадцати четырех я здесь, потом — дома. Прошу тебя!
Все-таки порядочный он человек. Вместо того чтобы уговаривать, мог просто рявкнуть: «Выполнять!» — и я бы выполнил, Я кладу трубку, складываю бумаги, запираю их в стальном сейфе для секретных документов, замазываю соответствующее отверстие пластилином, вжимаю в него печатку, запираю ящики стола. Кивком головы прощаюсь с дежурным, бросаю на стойку ключи, сажусь в «Шкоду». Двадцать три ноль-ноль. Говорят, Наполеон спал пять часов в сутки. Этому молодцу во всем везло, по крайней мере до определенного времени.
Через десять минут я стучусь в стеклянные двери пансионата «Лиуша». Во всяком случае, таково название, светящееся над входом. Волоча ноги, к двери подходит бородатый вахтер, подрабатывающий пенсионер. Уж эти-то могли бы образумиться, оттрубил свое — и сиди себе дома!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Ну и как? — спросил я.
— С ним мы уже почти закончили. Он все, что можно, валит на Ферду. Мол, все эти махинации — дело рук Фер-ды. Мол, Ферецкий его запугивал.
— Великолепно. А почему он ни разу не заявил — этого он тебе часом не сказал?
— Сам понимаешь, боялся. Ферда славился тем, что был скор на расправу. Ну да чтобы Гуго забрать, материала хватает. Вот кончим с бумагами и возьмем его. Но не об этом сейчас речь. У нашего сертификатного пижона уже есть фамилия. Коленатый. Это мы в барах вынюхали.
— Так что найти его не проблема?
— Его уже ищут. Сладкая Джейн — вот имечко, а?! Точно у тебя джем во рту. Это Стиблову так зовут.
— Сплошь распрекрасные чешские имена...— говорю я.
— Не говори! Так эта красотка Джейн, к твоему сведению, уборщица.
Я присвистнул:
— Уборщица, мой капитан? Стало быть, в этом деле будут замешаны еще и девочки?
— А то как же! Она на полставке в «Конструкте». Часа два поработает — и поминай как звали, и никто не решается ей слова сказать. Найти сейчас уборщицу не так-то просто. После трудов праведных — в водоворот жизни!
— Значит, у нее есть еще какие-то левые доходы.
— Факт, но попробуй ущучь ее в чем-нибудь таком! Теперь она на некоторое время присмиреет.
— Ну да мы ее найдем.
— Набросай мне на бумаге рапорт и дуй, тебе нужно выспаться. А я еще схожу поужинаю.
— Это куда же, пан капитан? Разве дома тебя перестали кормить?
— Захотелось, понимаешь ли, чего-нибудь эдакого...— сказал капитан.— Отбивной из китового мяса. Я уже пригласил жену, поужинаем вместе.
— А...
— Так что — спокойной ночи. Утром обсудим, как действовать дальше.
— Крепкого сна, мой капитан!
— Приятных, сладких сновидений! — лукаво отозвался он.
Глава VI
Я ВСТАВЛЯЮ В МАШИНКУ
(испытываю соблазн написать «селедку», как это сделал бы Джеймс Джойс, снискавший себе подобными выражениями неувядаемую славу у литературных критиков) чистый лист бумаги и пишу рапорт о посещении ресторана «На плотах» и о махинациях Ферды с болоньями двадцать пять лет тому назад. При этом по кабинету расхаживала сердитая уборщица; она вытряхивала окурки из пепельниц и бумажки из корзин в большой полиэтиленовый мешок, который таскала за собой по коридорам, стирала пыль со столов и картотек, прошлась мокрой тряпкой по линолеуму, подмела у меня под ногами — верная примета, что я уже не женюсь,— в то время как я продолжал невозмутимо писать, проворчала что-то о людях, которые тоже заслуживают доброго слова, а затем заперла меня в кабинете. Я вскочил как ужаленный, забарабанил в дверь, заорал.- Спустя некоторое время она отперла. Пусть никто не уверяет меня, будто все произошло случайно. Чертовка знай ухмылялась.
— О, господи,— сказала она.— Это я по привычке. Всегда запираю за собой двери.
Я просматриваю дело, которое обнадеживающе разбухает, от страницы один до страницы сто пятьдесят три — во мы какие писатели! Сто пятьдесят три страницы — это уже целая книжка, которой хватило бы на путешествие поездом из Праги до Прешова или Карловых Вар. Я стараюсь найти ответ на основной вопрос: кто и почему? Убил ли Гуго, которого перестал устраивать его прежний денежный пай, или фарцовщик Коленатый? Или верным было первое предположение Бавора, и убийство это на совести какого-нибудь мазурика, который хотел разжиться деньгами на пропитание, на ром или, как все чаще бывает в последнее время, на наркотики? Не знаю.
На столе Бавора зазвонил телефон.
— Слушаю! Глухий! — говорю я, как всегда полушутя-полусерьезно.
— Алло! — выдохнул женский голос.— Ирена Сладкая, таксистска, была сегодня у вас?
— Зачем ей было приходить к нам? — отвечаю я, потому что ни к чему давать информацию незнакомым лицам— так учит нас майор Бажант.
— Почем я, может, из-за этого убитого, нет? Так знайте, только что ее избили два мужика. И удрали на такси.
— Где это случилось?
— Возле пансионата, где мы живем... где она живет.
— Ага. Ваше имя?
— Я вам сказала — два мужика. Не понимаю, при чем тут я? — отрезала она и повесила трубку.
Набираю номер ресторана «На плотах».
— Слушаю!
— Мне нужен пан директор. Скажите ему, что звонит знакомый, который разговаривал с ним сегодня утром. Глухий моя фамилия. Он в курсе.
Вскоре я слышу в трубке дробный стук шажков, семенящих в такт музыке, доносящейся из усилителя.
— Алло! У телефона Кртечка!
— Старший лейтенант Глухий!
— Да, товарищ. Я помню о нашем разговоре. Ваш человек здесь, такой элегантный пан. Совершенно неприметный, удачный выбор, позвольте заметить. Точно он из министерства торговли, тип у нас весьма распространенный.
— Он умеет преображаться... Вы могли бы позвать его к телефону?
— Конечно! Соблаговолите немного подождать у аппарата!
Опять перестук семенящих шажков. Вскоре — голос Бавора:
— Ну что там опять?
— На проводе Дом, на проводе Дом, капитан. Говорят, ты элегантный господин и спаиваешь балерин шампанским.
— Слушай, Бертик...
— Избили, стало быть, свидетельницу-то нашу,— докладываю я на манер бессмертного образчика 1.
— А, черт! Которую?
— Красавицу пани Такси, что была у нас утром. Ирену Сладкую, если тебе это имя еще что-то говорит. Каких-то два типа, которые потом смылись на такси. Ничего себе каша заваривается, а?
— Не говори. Где это произошло?
— Возле пансионата «Либуша». Дело в том, что она там...
— Ладно, ладно, Бертик. Ты где?
— Где же мне быть? У своего любимого станка. В цеху, ночная смена. Разбираю все эти липовые алиби.
— Добро. Так ты туда подъедешь, да? Утром расскажешь.
— А не мудренее ли утро вечера? — невинно спрашиваю я, хотя знаю, что помчусь к Ирене тотчас. Выказывать же служебное рвение мне не хочется: потом это может выйти боком.
— Нет, ты же сам понимаешь. Это по пути домой, Бертик. Загляни туда, и если что... звякни. До двадцати четырех я здесь, потом — дома. Прошу тебя!
Все-таки порядочный он человек. Вместо того чтобы уговаривать, мог просто рявкнуть: «Выполнять!» — и я бы выполнил, Я кладу трубку, складываю бумаги, запираю их в стальном сейфе для секретных документов, замазываю соответствующее отверстие пластилином, вжимаю в него печатку, запираю ящики стола. Кивком головы прощаюсь с дежурным, бросаю на стойку ключи, сажусь в «Шкоду». Двадцать три ноль-ноль. Говорят, Наполеон спал пять часов в сутки. Этому молодцу во всем везло, по крайней мере до определенного времени.
Через десять минут я стучусь в стеклянные двери пансионата «Лиуша». Во всяком случае, таково название, светящееся над входом. Волоча ноги, к двери подходит бородатый вахтер, подрабатывающий пенсионер. Уж эти-то могли бы образумиться, оттрубил свое — и сиди себе дома!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76