ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Если до этого Амина держалась мужественно, то теперь она была сломлена. Ее судорожные всхлипывания не прекращались, пока она не подошла к месту казни, которое представляло собой пирамиду сложенных дров. Неизбежность близкой смерти снова вернула ей прежнюю душевную твердость. Она храбро поднялась на костер, сложила на груди руки и прислонилась к столбу, к которому ее привязали цепью.
Потом к Амине, как и к другим осужденным, подошел священник, чтобы вместе с ней помолиться еще раз, но она отказалась. В это время к ней пробрался сквозь толпу задыхающийся патер Матео.
— Амина Вандердекен, несчастная женщина! Если бы ты последовала моим советам, то до этого никогда бы не дошло! Но теперь слишком поздно, чтобы спасти твою жизнь, но не поздно еще спасти душу! Не таи в своем сердце жестокость! Обратись к Всевышнему, чтобы он, простил тебя, пока не поздно! Амина, злосчастная! — продолжал старый фанатик со слезами на глазах.— Я умоляю тебя, я заклинаю тебя! Сними, по крайней мере, груз упреков со своего сердца!
— Вы говорите — злосчастная женщина? — отвечала Амина.— Скажите лучше — злосчастный священник! Мои страдания будут скоро позади, но вы до конца дней своих будете испытывать тяжесть моего проклятия! Злосчастен был тот день, когда мой муж спас вас от смерти! Злосчастна была та жалость, которая побудила его дать приют и оказать вам помощь! Злосчастно было ваше пребывание с нами от начала до конца! Я отдаю вас на суд вашей совести, если она у вас есть! И я никогда не променяю ту страшную смерть, которая уготована мне, на угрызения совести, от которых вас не спасет даже смерть!
— Амина Вандердекен! — пролепетал монах, опускаясь на колени.— Тебе...
— Оставьте меня, патер!
— Тебе осталась только одна минута. Повинись! Ради Божьего милосердия!
— Я сказала вам: эта минута — моя! Оставьте меня! — вскричала Амина.
Полный отчаяния священник спустился с эшафота.
Старший палач, проходя от осужденного к осужденному, спрашивал священников, готовы ли приговоренные умереть в настоящей вере, и после утвердительного ответа накидывал несчастному на шею петлю и душил до того, как огонь и дым касались его.. Семеро закончили жизнь таким образом. Теперь палач спрашивал патера Матео, заслужила ли осужденная избавления от мук. Монах не отвечал и только качал головой, но затем он, поняв суть вопроса, схватил палача за руку и срывающимся голосом сказал:
— Не дайте ей долго мучиться!
Палач был более добросердечен, чем монах, и когда старший инквизитор подал знак поджечь костры, он бросил под ноги Амины охапку сырой соломы, чтобы она задохнулась от дыма до того, как ее коснется пламя.
— Мама, мама, я иду к тебе! —были последние слова, слетевшие с губ Амины.
Пламя костра взметнулось ввысь, а когда огонь погас, от прекрасной и великодушной Амины Вандердекен не осталось ничего, кроме кучки пепла и обгоревшего скелета.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Прошли годы после страшной смерти Амины, но ее несчастный муж не воспринимал ее как реальность. Все это время он находился в доме умалишенных. Иногда его помутившийся рассудок озарялся лучом света, но затем он снова погружался в еще более глубокую ночь безумия. И почти все эти годы Филипп находился под заботливой опекой монаха, не терявшего надежды, что разум вернется к несчастному. Со страхом лелеял монах эту надежду, но не дожил до того дня, когда Филипп выздоровел, и умер, терзаясь угрызениями совести. Этим монахом был патер Матео.
Домик в Тернёзене давно уже превратился в развалины. Филипп и не вспоминал о нем. Даже трагическая судьба Амины вспоминалась ему все реже и реже, хотя изображение Амины на фоне горящего костра было вывешено в церкви в Гоа.
Прошло, как уже было сказано, много лет. Филипп поседел, его некогда могучая фигура несколько сгорбилась, и он выглядел намного старше, чем был на самом деле. Разум снова вернулся к нему, и только силы были уже не те. Уставший от жизни, он мечтал исполнить свой долг и перебраться в мир иной. Его реликвия осталась при нем.
Когда Филиппа выписали из лечебницы, его снабдили всем необходимым, чтобы он мог благополучно добраться до родины. Но теперь родины у него не было, не осталось ничего на свете, что могло бы заставить его остаться в этом мире. Он не желал ничего иного, как только выполнить свой долг и умереть.
Корабль, на который Филипп поднялся, направлялся в Европу и стоял уже под парусами, но Филиппу было все равно, куда он поплывет. Возвращаться в Тернёзен он не намеревался, поскольку не допускал даже мысли о том, чтобы увидеть родные места, где он был так счастлив. Образ Амины сохранился в его сердце, и он страстно ждал дня, чтобы отправиться вслед за ней в страну духов.
После многолетнего пребывания в состоянии безумия и беспамятства он теперь как бы вырвался из плена ужасных сновидений. Он уже не был настоящим католиком, поскольку одно упоминание о религии заставляло вновь пережить судьбу Амины. В то же время он был всем сердцем привязан к религии, он верил в нее, она была для него счастливым талисманом, она была всем — даже средством, с помощью которого он надеялся вновь соединиться с Аминой. Часто он часами рассматривал свою реликвию и вспоминал важнейшие события своей жизни, начиная со смерти матери, с момента появления в его жизни Амины и кончая страшной картиной полыхающего костра. Реликвия была его памятью, и с ней он связывал все свои надежды на будущее.
«Когда же, когда все исполнится? — постоянно преследовала его мысль, не дававшая покоя и во сне.— О, каким же благословенным будет тот день, когда я покину этот ненавистный мир и уйду туда, где усталые находят покой!»
Филипп был занесен в списки пассажиром на бриг под названием «Ностра сеньора до Монте», который направлялся в Лиссабон. Капитаном на нем был старый суеверный португалец, большой любитель рома. Когда корабль выходил с рейда Гоа, Филипп находился на палубе и с болью смотрел на башню собора, где он последний раз видел свою любимую супругу. В этот момент он почувствовал чье-то прикосновение к локтю и обернулся.
— Снова попутчики!—провизжал знакомый голос. Это был лоцман Шрифтен.
Внешне Шрифтен, казалось, не изменился. Не было заметно следов старения, его глаз, как и прежде, сверкал огнем. Филипп испугался, но не появления лоцмана, а тех воспоминаний, которые тот вызвал в его душе. Через мгновение он, однако, успокоился.
— Вы снова здесь, Шрифтен? — спросил Филипп.— Надеюсь, что ваше появление предсказывает мне скорое выполнение моих
устремлений?
— Возможно,— отвечал одноглазый.— Мы оба устали.
Филипп промолчал. Он не спросил, каким образом Шрифтен
исчез из форта на Тидоре. Ему было все равно, поскольку он понимал, что у этого человека необычная жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84