Если же ответ будет отрицательным — поставить минус. А в последнем письме уже стояли и плюс и минус — мне нужно было только вычеркнуть один из знаков. Даже не знаю, сердиться мне или смеяться.— Действительно, глаза Сунь улыбались, а губы в то же время были сложены в недовольную гримасу.
— Сразу видно, с профессором имеете дело. Примерно такие задания нам давали в первой ступени начальной школы. Но он, мне кажется, и в самом деле хорошо к вам относится.
— Очень мне нужно его хорошее отношение! Если о его письмах узнают, надо мной же будут смеяться.
— Я знаю, как вам следует поступить,—произнес Фан тоном опытного стратега.— Вы ведь не выбрасывали его послания? Нет? Вот и хорошо. Соберите их, вложите в пакет и отправьте его с посыльным.
— А на пакете написать его имя и адрес?
— Ничего не надо писать, он вскроет пакет и все сам -поймет. Можете предварительно разорвать письма. Впрочем, не стоит, это будет для него слишком обидно.
Психолог сразу понял бы, что Фан безотчетно стремится почувствовать себя хоть немного отмщенным за обиду, что нанесла ему Тан Сяофу, вот так же вернувшая его письма.
— Большое вам спасибо! Непременно воспользуюсь вашим советом. Я в этих делах неопытна, часто не знаю, как себя вести... Вот если бы вы согласились учить меня уму-разуму!
«Синьмэй прав — любит она притвориться несмышленышем»,— подумал Фан, но мысль эта лишь на миг коснулась его сознания, как ласточка, задевшая крылом воду. Уж очень он был доволен тем, что девушка сразу же согласилась последовать его совету, так что в душе его не осталось места для подозрений. Вскоре Сунь поднялась, сказав, что уже не пойдет к Синьмэю, и просила Фана не провожать ее. У Фана, собственно, и не было такого намерения, но после ее слов он стал настаивать, что проводит Сунь хотя бы до входа в главное здание. Глядя в пол, девушка промолвила:
— Хорошо, но вы же знаете, господин Фан, какие у нас ходят сплетни. Слушать противно!
— Какие сплетни? — перепугался Фан.
— А вы... ничего не слышали? — нерешительно сказала Сунь — Тогда все это не имеет значения. Всего хорошего, я обязательно воспользуюсь вашим советом.
Она улыбнулась, пожала ему руку и ушла, а он устало упал в кресло. Его бросало то в жар, то в холод. Вот ведь напасть! И что это за «сплетни»? Стоит молодому человеку и девушке сойтись поближе, как люди, словно пауки, начинают плести вокруг них сеть из догадок и подозрений. Да и сам он сегодня был не на высоте — наговорил много лишнего... Ведь это же новая пища для сплетен! Может быть, он излишне мнителен, но последнюю фразу Сунь произнесла с особым значением. Ну как же: он по существу взял на себя миссию указывать девушке, как ей устраивать свою личную жизнь. Осознав значение происшедшего, Хунцзянь в волнении забегал по комнате. Зачем он суется в ее дела, если не любит ее? А может быть, все-таки немножко любит?
Размышления Фана прервал донесшийся сверху звонкий женский хохоток — словно кто-то разбил стеклянную крышу оранжереи. Затем послышался голос Синьмэя: «Ну, хорошо, идите, только не поскользнитесь, как вчера». И снова рассыпался женский смех, а потом открывались и с хлопаньем закрывались одни и другие двери. «Фань добилась-таки своего,— подумал Хунцзянь.— Этим смехом она по существу объявляла всему университету, что она и Синьмэй отныне стали любовниками. Бедный Синьмэй, как он, наверное, сердится». Фану жаль было Синьмэя, и в то же время он чувствовал, что распространяемые о нем самом сплетни уже не кажутся ему столь серьезными. Он хотел было закурить, но в комнату без стука вошел Синьмэй и отобрал у него сигарету.
— Что же ты не пошел провожать Фань? — спросил Хунцзянь, но Чжао не ответил. Затем он сделал несколько глубоких затяжек и воскликнул:
— Сунь Жоуцзя, эта маленькая негодница, пришла на свидание к Лу Цзысяо и зачем-то привела с собой Фань. Как только встречу ее, непременно отчитаю.
— Зачем же понапрасну обижать человека? Ты же сам, если помнишь, на пароходе говорил, что любовь часто начинается с одолженной книги. Вот твоя теория и подтвердилась! — рассмеялся Фан.
Синьмэй тоже не сдержал улыбки:
— Я и вправду говорил такое? Но уж будь спокоен, из этих пьес, что она принесла, я не прочту ни строчки. Если тебе интересно — можешь полистать, они у меня на столе лежат. А заодно открой там окно. Мне вообще- то совсем не жарко сегодня. Я еще с утра раздул жаровню с углями, а она явилась вся в румянах и пудре — не продохнешь. Хотел закурить, так она, видите ли, не любит табачного дыма. Распахнул окно, она тут же принялась чихать. Ну, я перепугался и опять закрыл. Если бы она у меня простудилась, мне бы с ней век не разделаться.
— У меня тоже голова кружится, я не пойду наверх,— сказал Фан и, кликнув коридорного, велел ему открыть окно в комнате Синьмэя и принести книги. Тот собрал все, что было на столе. Фан раскрыл один томик с пьесами — на первой странице было написано: «Дорогой И от автора» и стояла его печатка.
— Какая фамильярность! — пробормотал Фан, раскрыл другой томик и вдруг закричал:
— Синьмэй, а вот это ты видел?
— При ней смотреть она не дала, а сейчас мне уж и не хочется,— ответил Чжао, но книгу тем не менее взял. На ней значилось. Чжао издал возглас удивления, взглянул на подпись автора и спросил приятеля, не знаком ли он случайно с этим драматургом.
— Даже имени его не слышал. А что, ты собираешься вызвать его на дуэль?
Чжао презрительно хмыкнул и проворчал про себя:
— Смешно! Противно! Гнусно!
— Это ты мне говоришь или ворчишь на Фань? А она тоже чудачка, дает тебе книги с такими надписями!
— У! — воскликнул Чжао, как заправский американский студент.— Неужели тебе непонятна ее тактика? Но дело не в ней, это все интриги госпожи Ван. Как говорится, лучше всех развяжет веревку тот, кто ее завязывал. Завтра же поговорю с ней. Хочешь, пойдем вместе?
— Ну уж нет. Я к госпоже Ван идти не хочу, да и тебе советую бывать у нее пореже — она на тебя, кажется, произвела впечатление. В этой глуши, где у нас нет никаких развлечений, надо избегать сильных эмоций.
Чжао покраснел:
— Не мели чепухи. Это ты, наверное, находишься под впечатлением.
Чувствуя, что вот-вот выдаст себя, Фан пробормотал:
— Ладно, иди, иди. Только как быть с пьесами — вернешь их через госпожу Ван?
— Нет, возвращать в тот же день неловко. Завтра она будет ждать моего ответного визита, но я подожду до послезавтра и отправлю книги с рассыльным.
«Похожая ситуация уже была полчаса назад»,—подумал Фан. Он достал лист бумаги, завернул в нее книги и с серьезным видом передал приятелю:
— Для тебя мне не жалко дефицитной бумаги. Отдай пакет рассыльному и попроси его быть внимательнее, ведь на книгах автографы знаменитых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Сразу видно, с профессором имеете дело. Примерно такие задания нам давали в первой ступени начальной школы. Но он, мне кажется, и в самом деле хорошо к вам относится.
— Очень мне нужно его хорошее отношение! Если о его письмах узнают, надо мной же будут смеяться.
— Я знаю, как вам следует поступить,—произнес Фан тоном опытного стратега.— Вы ведь не выбрасывали его послания? Нет? Вот и хорошо. Соберите их, вложите в пакет и отправьте его с посыльным.
— А на пакете написать его имя и адрес?
— Ничего не надо писать, он вскроет пакет и все сам -поймет. Можете предварительно разорвать письма. Впрочем, не стоит, это будет для него слишком обидно.
Психолог сразу понял бы, что Фан безотчетно стремится почувствовать себя хоть немного отмщенным за обиду, что нанесла ему Тан Сяофу, вот так же вернувшая его письма.
— Большое вам спасибо! Непременно воспользуюсь вашим советом. Я в этих делах неопытна, часто не знаю, как себя вести... Вот если бы вы согласились учить меня уму-разуму!
«Синьмэй прав — любит она притвориться несмышленышем»,— подумал Фан, но мысль эта лишь на миг коснулась его сознания, как ласточка, задевшая крылом воду. Уж очень он был доволен тем, что девушка сразу же согласилась последовать его совету, так что в душе его не осталось места для подозрений. Вскоре Сунь поднялась, сказав, что уже не пойдет к Синьмэю, и просила Фана не провожать ее. У Фана, собственно, и не было такого намерения, но после ее слов он стал настаивать, что проводит Сунь хотя бы до входа в главное здание. Глядя в пол, девушка промолвила:
— Хорошо, но вы же знаете, господин Фан, какие у нас ходят сплетни. Слушать противно!
— Какие сплетни? — перепугался Фан.
— А вы... ничего не слышали? — нерешительно сказала Сунь — Тогда все это не имеет значения. Всего хорошего, я обязательно воспользуюсь вашим советом.
Она улыбнулась, пожала ему руку и ушла, а он устало упал в кресло. Его бросало то в жар, то в холод. Вот ведь напасть! И что это за «сплетни»? Стоит молодому человеку и девушке сойтись поближе, как люди, словно пауки, начинают плести вокруг них сеть из догадок и подозрений. Да и сам он сегодня был не на высоте — наговорил много лишнего... Ведь это же новая пища для сплетен! Может быть, он излишне мнителен, но последнюю фразу Сунь произнесла с особым значением. Ну как же: он по существу взял на себя миссию указывать девушке, как ей устраивать свою личную жизнь. Осознав значение происшедшего, Хунцзянь в волнении забегал по комнате. Зачем он суется в ее дела, если не любит ее? А может быть, все-таки немножко любит?
Размышления Фана прервал донесшийся сверху звонкий женский хохоток — словно кто-то разбил стеклянную крышу оранжереи. Затем послышался голос Синьмэя: «Ну, хорошо, идите, только не поскользнитесь, как вчера». И снова рассыпался женский смех, а потом открывались и с хлопаньем закрывались одни и другие двери. «Фань добилась-таки своего,— подумал Хунцзянь.— Этим смехом она по существу объявляла всему университету, что она и Синьмэй отныне стали любовниками. Бедный Синьмэй, как он, наверное, сердится». Фану жаль было Синьмэя, и в то же время он чувствовал, что распространяемые о нем самом сплетни уже не кажутся ему столь серьезными. Он хотел было закурить, но в комнату без стука вошел Синьмэй и отобрал у него сигарету.
— Что же ты не пошел провожать Фань? — спросил Хунцзянь, но Чжао не ответил. Затем он сделал несколько глубоких затяжек и воскликнул:
— Сунь Жоуцзя, эта маленькая негодница, пришла на свидание к Лу Цзысяо и зачем-то привела с собой Фань. Как только встречу ее, непременно отчитаю.
— Зачем же понапрасну обижать человека? Ты же сам, если помнишь, на пароходе говорил, что любовь часто начинается с одолженной книги. Вот твоя теория и подтвердилась! — рассмеялся Фан.
Синьмэй тоже не сдержал улыбки:
— Я и вправду говорил такое? Но уж будь спокоен, из этих пьес, что она принесла, я не прочту ни строчки. Если тебе интересно — можешь полистать, они у меня на столе лежат. А заодно открой там окно. Мне вообще- то совсем не жарко сегодня. Я еще с утра раздул жаровню с углями, а она явилась вся в румянах и пудре — не продохнешь. Хотел закурить, так она, видите ли, не любит табачного дыма. Распахнул окно, она тут же принялась чихать. Ну, я перепугался и опять закрыл. Если бы она у меня простудилась, мне бы с ней век не разделаться.
— У меня тоже голова кружится, я не пойду наверх,— сказал Фан и, кликнув коридорного, велел ему открыть окно в комнате Синьмэя и принести книги. Тот собрал все, что было на столе. Фан раскрыл один томик с пьесами — на первой странице было написано: «Дорогой И от автора» и стояла его печатка.
— Какая фамильярность! — пробормотал Фан, раскрыл другой томик и вдруг закричал:
— Синьмэй, а вот это ты видел?
— При ней смотреть она не дала, а сейчас мне уж и не хочется,— ответил Чжао, но книгу тем не менее взял. На ней значилось. Чжао издал возглас удивления, взглянул на подпись автора и спросил приятеля, не знаком ли он случайно с этим драматургом.
— Даже имени его не слышал. А что, ты собираешься вызвать его на дуэль?
Чжао презрительно хмыкнул и проворчал про себя:
— Смешно! Противно! Гнусно!
— Это ты мне говоришь или ворчишь на Фань? А она тоже чудачка, дает тебе книги с такими надписями!
— У! — воскликнул Чжао, как заправский американский студент.— Неужели тебе непонятна ее тактика? Но дело не в ней, это все интриги госпожи Ван. Как говорится, лучше всех развяжет веревку тот, кто ее завязывал. Завтра же поговорю с ней. Хочешь, пойдем вместе?
— Ну уж нет. Я к госпоже Ван идти не хочу, да и тебе советую бывать у нее пореже — она на тебя, кажется, произвела впечатление. В этой глуши, где у нас нет никаких развлечений, надо избегать сильных эмоций.
Чжао покраснел:
— Не мели чепухи. Это ты, наверное, находишься под впечатлением.
Чувствуя, что вот-вот выдаст себя, Фан пробормотал:
— Ладно, иди, иди. Только как быть с пьесами — вернешь их через госпожу Ван?
— Нет, возвращать в тот же день неловко. Завтра она будет ждать моего ответного визита, но я подожду до послезавтра и отправлю книги с рассыльным.
«Похожая ситуация уже была полчаса назад»,—подумал Фан. Он достал лист бумаги, завернул в нее книги и с серьезным видом передал приятелю:
— Для тебя мне не жалко дефицитной бумаги. Отдай пакет рассыльному и попроси его быть внимательнее, ведь на книгах автографы знаменитых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112