- Я не молчаливый. Я просто поражен вами и всем этим
и никак не могу придти в себя.
- Хотите, я покажу вам журналы, в которых помещены мои
портреты? - Она подошла к шкафчику с книгами и вытащила
оттуда целую кипу, - вот я во Франции на конкурсе красоты
Мисс Вселенная 1945 года. А вот я в Дании... А вот это в
Бельгии. Смотрите, какой шикарный кабриолет. Я специально
привезла его из Америки, чтобы ошарашить королеву.
- Получилось?
- Еще бы. Королевой была я, а она только присутствовала
при мне. Салина выбрала из кучи один красочный журнал и
показала его мне. На обложке фотография женщины в таком
тонком платье, что можно было бы считать ее просто голой.
На ее руках были черные перчатки, инкрустированные
блестками, в черных волосах пламенем горела рубиновая роза.
Сквозь узкие прорези черной бархатной маски просвечивали
искорками зрачки глаз.
- Узнаете, кто это?
- Наверное, вы.
- Это я так была одета в прошлое рождество на празднике в
Майами, там было много почтенных дам, они шарахались от
меня, как от чумы, - со смехом сказала она, любуясь своей
фотографией, - Но все остальные были потрясены
экстравагантностью моего костюма, парни бегали за мной
толпами. На них смешно было смотреть. Один до того
разгорячился, что в самозабвении слизывал пот с моего плеча
во время танца. Я очень люблю, когда на меня смотрят
мужчины. Мне приятно наблюдать, как возбужденные моим голым
телом, они всем телом начинают трепетать от плотского
возбуждения. Они шарят по мне глазами и чудится, будто на
глазах у всей публики меня гладят по самым сокровенным
местам, будто взгляды этих мужчин проникают в меня, как
плоть в плоть. О, я упиваюсь этим и мне хочется в такие
минуты еще больше раскрыться их взорам и отдаться
одновременно всем.
Салина закрыла глаза и запрокинула голову, исступленно
шепча:
- Как жаль, что люди ограничили себя пресловутой моралью,
сковали себя навеки золотыми цепями нравственности и самое
чудесное во всей вселенной назвали пороком. Ах, люди, люди,
- вырвалось у нее. Она встала с дивана и подошла к окну.
Воцарилась неловкая тишина. Я не знал, что ответить ей на
этот довод и водопад страсти и, чувствуя себя виноватым,
уткнулся в журналы. - Зачем мы с вами ушли от всех?
вдруг спросила она, - Там было скучно, а здесь еще
скучнее. Боже! Как надоела эта скука! Как опротивел мир
со всеми его мелкими, до смешного ничтожными людьми, с его
никому не нужной целомудренностью и лживой нравственностью,
а в душе у нее зловонный букет такого порока и разврата, что
кажется, она сплошная багровая дыра, в которую чуть ли не
каждый раз вниз головой бросаются мужчины. А эти
безобразные псы, жаждущие вина и оргии, в минуты потрясения
вдруг начинают громко вещать о морали, о нравственности,
пренебрежительно говорить - шлюха, с которой вчера извивался
в постели, вкушая сладости, которых ему никто, кроме женщин,
не даст... Вы смотрите, в каких условиях мы живем, почему
юбки должны быть до колен, а не ниже и не выше, почему я
могу оголить почти всю грудь, но только не соски? Почему я
на пляже могу ходить голая, а по городу обязательно
одеваться с головы до ног? Чушь какая-то. Вот мне хочется
сейчас раздеться, я хочу отдохнуть от тугого платья, но вы
здесь и мне неудобно уже это делать, если вы не отвернетесь.
Ну, что же вы молчите? Ответьте мне.
- Я с вами во многом согласен, но кроме сочувствия ничего
сказать не могу. У меня это с кровью матери, еще из утробы.
Мы, немцы, высоко ценим целомудрие и нравственность, для нас
это не просто слова, а культура жизни.
- Ах, вы мелете чепуху! - перебила она меня, раздраженно
отмахиваясь, - Мы... Немцы... У вас не меньше проституток,
чем во Франции, вы тоже толпами лезете смотреть голое ревю и
печатаете миллионами порнографические фотокарточки, - теребя
свой шелковый платок, она прошлась по комнате и подсела ко
мне, - А все-таки, вы, немцы, необычный народ. В вас нет
бесшабашной веселости и милого юмора французов, в вас нет
шокирующей развязности американцев, нет культурной учтивости
швейцарцев и раболепной лести арабов. Салина сидела так
близко ко мне, что я ощущал мелкую дрожь ее ног. Задумчиво
уставившись в пространство, она молчала.
- Зачем вы мучаете себя такими нелепыми мыслями?
спросил я ее, как-то бессознательно опуская руку на ее
колено. Она вздрогнула, как под ударом электрического тока,
взглянула на меня, отодвинулась.
- Идите в гостиную. Я хочу побыть одна, - и как бы
извиняясь, добавила, - Я от скуки совсем больна, а вы для
меня неподходящее лекарство. Идите, и если Карл еще не
уехал, шепните ему, чтобы он пришел сюда. Мне хотелось ее
избить, месить как тесто, меня душило бешенство. Мое
самолюбие было растоптано ее острым изящным каблучком, и это
требовало отмщения. Я сдержал свой порыв ярости, вяло пожал
ее холодную руку и вышел. Проходя в дверь, я незаметно
отодвинул гардину на окне так, чтобы образовалась довольно
приличная щель. В дом я не пошел, а спрятался в ближайшем
кусте. Через минуту, убедившись, что за мной не следят, я
подошел к беседке и отыскал свою щель. В полумраке я едва
различил фигуру Салины. Она сидела все на том же месте и в
той же позе. Прошла минута, две, три. Она нетерпеливо
взглянула на часы, потом прошлась по комнате почти до двери
и вернулась к зеркалу. Потом она стала собирать журналы,
подолгу разглядывая некоторые из них. Уложив журналы на
место в шкаф, она посмотрела на часы и принялась расхаживать
по комнате. Взглянув на дверь, она вдруг остановилась, с
минуту подумала и стала раздеваться. Сняла платье и
осталась только в очень маленьких трусиках, которые
блестящей ленточкой прикрывали низ живота, она стала
осторожно растирать оголенные груди, любовно разглядывая
себя в зеркале. Покончив с массажем, она сняла туфли и
чулки и забралась на диван. Долго укладывалась, выбирая
позу и, наконец, затихла.
- Это она так ждет Карла, - мелькнула у меня мысль, от
которой мне стало не по себе. - Я для нее плохое лекарство,
что она хотела этим сказать? Я стоял в смятении, не зная,
что делать. Позвать Карла не позволяло самолюбие, а
возврашаться к ней сейчас я не решался. Меня колотила
нервная дрожь и неприятно замирало сердце. Чтобы
успокоиться, я решил пройтись по аллее и выкурить сигарету.
Когда я снова подошел к беседке, в ней было темно. Я
испугался, а вдруг она ушла. И теперь у меня не было
никакой возможности ее увидеть. Но я сразу сообразил, что
она не могла никак уйти незаметно для меня, так как я шел по
той дорожке, которая вела к дому. Я решил войти к ней и
сказать, что Карл уехал, а потом будь что будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32