— Вытащите его оттуда.
Гаспаро тут же подхватили под белы руки и выволокли, смертельно испуганного, пред Америго. Последний подбоченился, словно судья, но принятую позу несколько портила розовая шапочка, нависающая над его левым глазом. Не говоря уже о розовом камзоле с бриллиантовыми пуговицами, обтягивающем его толстый живот. В общем вид у него был пресмешной.
— Ну, бандюга, — прогремел Америго, — говори, чего шляешься по ночам?
— Я… я Гаспаро, ваше высочество, — пролепетал слуга, не упомянув, что он — слуга Франческо дельи Омодея, ибо полагал, что Америго, десятки раз видевший его, знает, кто он такой.
— Ого-го-го! — прогремел Америго. — Значит, ты — Гаспаро? — он повернулся к приятелям. — Он — Гаспаро. Прошу вас, запомните это, господа. Он — Гаспаро.
В ответ приятели, взявшись за руки, образовали круг, Гаспаро и Америго оказались внутри и начали водить хоровод, припевая:
Он — Гаспаро, паро, паро,
Он — Гаспаро, паро, па.
Эта человеческая круговерть еще более напугала слугу. Он уже представлял себе чудовищный конец, который ждал его в руках пьяных злодеев.
— Ваше высочество, я очень спешу, — взмолился он.
Америго схватил его за руку и притянул к себе.
— А мы, значит, тебя задерживаем? Разумеется, задерживаем. Но тебе надобно воздержаться от подобных умозаключений. Мы не можем позволить такого. У нас и без тебя хватает мыслителей.
И тут же по его знаку мальчик вновь заиграл на лютне, а весельчаки запели:
О, Гаспаро, паро, паро.
Очень мудрый дурачок,
О, Гаспаро, паро, паро,
Спой нам песню, мудрачок.
Пьяные вопли, мелькание лиц, ног, рук в свете факелов буквально сводили Гаспаро с ума. Америго же продолжил допрос.
— Говоришь, тебя ждут, Гаспаро?
— Ждут, ваше высочество. Позвольте мне пройти. Умоляю, пропустите меня.
— Его ждут, — сообщил Америго остановившимся танцорам. — Эту пташку ждут в теплой постельке, а он тратит время в кругу праздно шатающихся пьянчуг. Как же тебе не стыдно, Гаспаро? — И добавил громким шепотом, словно только для Гаспаро, но так, чтобы услышали все:
— Где она живет и как ее зовут? Высокая она или низенькая, толстая или тощая, черноволосая или блондинка? Признавайся, парень. Поведай нам, каковы достоинства ее плоти и души, а мы решим, стоит ли тебе сдержать слово и прийти на свидание. Я — Америго Вителли, лучший в Италии ценитель женщин. Возможно, ты слышал обо мне. Так что выкладывай, ничего не скрывая, как на исповеди.
И тут Гаспаро решил, что знает, как выпутаться из этой передряги: достаточно упомянуть имя человека, к которому он послан, и от него тут же отстанут.
— Вы ошибаетесь, мессер Америго. Ошибаетесь. Я спешу не к женщине, но в дом капитана Бальдассаре Шипионе. Прошу вас, позвольте мне пройти.
Похотливая улыбка медленно сползла с раскрасневшегося лица Америго. Настроение его изменилось, а компания, мгновенно это почувствовав, притихла. А Гаспаро аж попятился. По его спине пробежал холодок,
— И что понадобилось тебе в доме Шипионе? — хрипло спросил Америго. Пьяное добродушие при упоминании имени его соперника сменилось пьяной же злобой. Теперь ему хотелось рвать и метать.
А Гаспаро уже била дрожь.
— Я… я… у меня письмо для капитана, ваше высочество.
Скажи он, кто его послал, все бы обошлось. Но Гаспаро не сказал, в полной уверенности, что Америго его знает.
Упоминание о письме пробудило в Америго ревность. Тут же потребовал он отдать ему письмо. Слуга залепетал, что письмо велено отдать лишь в руки адресата. И опять начал умолять более не задерживать его.
Но Америго было уже не до церемоний.
— Письмо! — рявкнул он.
Гаспаро продолжал упрямиться, и Вителли махнул своим приятелям пухлой ручкой.
Они бросились на слугу, как спущенные с поводков гончие — на зайца. В мгновение ока с Гаспаро сдернули камзол, разорвали на четыре части, за ним последовала рубашка, кинжал резанул пояс, панталоны упали на землю, за ними последовали рейтузы.
Короче, пять секунд спустя Гаспаро стоял в чем мать родила, четверо держали его, а двое копались в тряпье. Письмо выудили из одного из карманов камзола и торжественно вручили Америго.
Тот, не заботясь о последствиях, порвал связывающие письмо нити и потребовал света. Подошел слуга с факелом. Вителли прочитал, лицо его поначалу почернело от ярости, но тут же его осенило: если Беатрис угрожает опасность, а в письме говорилось именно об этом, кто, как не он, должен поспешить на помощь. Если же нет, если этим письмом она… Америго нахмурился. Болван-слуга говорил, что капитан ждет его, значит, ничего Беатрис не грозит. Просто она хочет… и губы Америго искривились в улыбке.
А тем временем застоявшиеся приятели Америго вновь закружили в хороводе под звуки лютни. Песню, правда, они пели уже другую:
Розовый наш дорогой,
О, Гаспаро, паро, паро,
Ноженьки твои дугой,
О, Гаспаро, паро, па!
Америго вырвался из круга.
— Ты пойдешь со мной! — приказал он одному из слуг с факелом. — А вам, друзья, веселой ночи! У меня важное дело. Счастливо оставаться.
И зашагал вдоль улицы в сопровождении слуги.
Приятели удивленно смотрели ему вслед, криками звали вернуться.
— Это может плохо кончиться, — изрек кто-то из них. — Он слишком пьян, нельзя отпускать его одного.
— Так за ним! — сразу же нашлось решение.
И вся компания двинулась следом во главе с мальчиком, продолжающим тренькать на лютне.
Гаспаро же, дрожащий от холода и страха, остался посреди улицы. Подобрал с земли остатки одежды, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. А потом, снедаемый жаждой мести, поспешил к Бальдассаре Шипионе, чтобы рассказать, как у него отняли письмо, посланное славному капитану монной Беатрис дельи Омодей.
Шипионе терпеливо выслушал несвязную речь Гаспаро, отправил его к губернатору, а сам приказал принести меч и кинжал и побежал к дому старого графа.
***
В комнатке, примыкающей к спальне монны Беатрис, царило напряженное ожидание. Франческо ерзал на стуле от нетерпения и страха, что кто-то из домочадцев может помешать выполнению его черных замыслов. Беатрис, с гулко бьющимся сердцем, лишь невероятным усилием воли не давала себе упасть в обморок. Она надеялась, что ее свидетельские показания не позволят Франческо выйти сухим из воды, если ему таки удастся убить ее жениха.
Внезапно Франческо поднялся, склонил голову, прислушиваясь. Улыбнулся, предвкушая скорый триумф.
— Идет твой возлюбленный, Беатрис, — возвестил он.
Тут и до ее ушей донесся скрип петель садовой калитки. Сердце забилось еще сильнее, по телу разлилась слабость, но она продолжала бороться со спасительным забытьем, всеми силами пытаясь сохранить контроль над головой и телом.
Франческо подошел к ней, вынул кляп изо рта.
— Можешь кричать, если тебе этого хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Гаспаро тут же подхватили под белы руки и выволокли, смертельно испуганного, пред Америго. Последний подбоченился, словно судья, но принятую позу несколько портила розовая шапочка, нависающая над его левым глазом. Не говоря уже о розовом камзоле с бриллиантовыми пуговицами, обтягивающем его толстый живот. В общем вид у него был пресмешной.
— Ну, бандюга, — прогремел Америго, — говори, чего шляешься по ночам?
— Я… я Гаспаро, ваше высочество, — пролепетал слуга, не упомянув, что он — слуга Франческо дельи Омодея, ибо полагал, что Америго, десятки раз видевший его, знает, кто он такой.
— Ого-го-го! — прогремел Америго. — Значит, ты — Гаспаро? — он повернулся к приятелям. — Он — Гаспаро. Прошу вас, запомните это, господа. Он — Гаспаро.
В ответ приятели, взявшись за руки, образовали круг, Гаспаро и Америго оказались внутри и начали водить хоровод, припевая:
Он — Гаспаро, паро, паро,
Он — Гаспаро, паро, па.
Эта человеческая круговерть еще более напугала слугу. Он уже представлял себе чудовищный конец, который ждал его в руках пьяных злодеев.
— Ваше высочество, я очень спешу, — взмолился он.
Америго схватил его за руку и притянул к себе.
— А мы, значит, тебя задерживаем? Разумеется, задерживаем. Но тебе надобно воздержаться от подобных умозаключений. Мы не можем позволить такого. У нас и без тебя хватает мыслителей.
И тут же по его знаку мальчик вновь заиграл на лютне, а весельчаки запели:
О, Гаспаро, паро, паро.
Очень мудрый дурачок,
О, Гаспаро, паро, паро,
Спой нам песню, мудрачок.
Пьяные вопли, мелькание лиц, ног, рук в свете факелов буквально сводили Гаспаро с ума. Америго же продолжил допрос.
— Говоришь, тебя ждут, Гаспаро?
— Ждут, ваше высочество. Позвольте мне пройти. Умоляю, пропустите меня.
— Его ждут, — сообщил Америго остановившимся танцорам. — Эту пташку ждут в теплой постельке, а он тратит время в кругу праздно шатающихся пьянчуг. Как же тебе не стыдно, Гаспаро? — И добавил громким шепотом, словно только для Гаспаро, но так, чтобы услышали все:
— Где она живет и как ее зовут? Высокая она или низенькая, толстая или тощая, черноволосая или блондинка? Признавайся, парень. Поведай нам, каковы достоинства ее плоти и души, а мы решим, стоит ли тебе сдержать слово и прийти на свидание. Я — Америго Вителли, лучший в Италии ценитель женщин. Возможно, ты слышал обо мне. Так что выкладывай, ничего не скрывая, как на исповеди.
И тут Гаспаро решил, что знает, как выпутаться из этой передряги: достаточно упомянуть имя человека, к которому он послан, и от него тут же отстанут.
— Вы ошибаетесь, мессер Америго. Ошибаетесь. Я спешу не к женщине, но в дом капитана Бальдассаре Шипионе. Прошу вас, позвольте мне пройти.
Похотливая улыбка медленно сползла с раскрасневшегося лица Америго. Настроение его изменилось, а компания, мгновенно это почувствовав, притихла. А Гаспаро аж попятился. По его спине пробежал холодок,
— И что понадобилось тебе в доме Шипионе? — хрипло спросил Америго. Пьяное добродушие при упоминании имени его соперника сменилось пьяной же злобой. Теперь ему хотелось рвать и метать.
А Гаспаро уже била дрожь.
— Я… я… у меня письмо для капитана, ваше высочество.
Скажи он, кто его послал, все бы обошлось. Но Гаспаро не сказал, в полной уверенности, что Америго его знает.
Упоминание о письме пробудило в Америго ревность. Тут же потребовал он отдать ему письмо. Слуга залепетал, что письмо велено отдать лишь в руки адресата. И опять начал умолять более не задерживать его.
Но Америго было уже не до церемоний.
— Письмо! — рявкнул он.
Гаспаро продолжал упрямиться, и Вителли махнул своим приятелям пухлой ручкой.
Они бросились на слугу, как спущенные с поводков гончие — на зайца. В мгновение ока с Гаспаро сдернули камзол, разорвали на четыре части, за ним последовала рубашка, кинжал резанул пояс, панталоны упали на землю, за ними последовали рейтузы.
Короче, пять секунд спустя Гаспаро стоял в чем мать родила, четверо держали его, а двое копались в тряпье. Письмо выудили из одного из карманов камзола и торжественно вручили Америго.
Тот, не заботясь о последствиях, порвал связывающие письмо нити и потребовал света. Подошел слуга с факелом. Вителли прочитал, лицо его поначалу почернело от ярости, но тут же его осенило: если Беатрис угрожает опасность, а в письме говорилось именно об этом, кто, как не он, должен поспешить на помощь. Если же нет, если этим письмом она… Америго нахмурился. Болван-слуга говорил, что капитан ждет его, значит, ничего Беатрис не грозит. Просто она хочет… и губы Америго искривились в улыбке.
А тем временем застоявшиеся приятели Америго вновь закружили в хороводе под звуки лютни. Песню, правда, они пели уже другую:
Розовый наш дорогой,
О, Гаспаро, паро, паро,
Ноженьки твои дугой,
О, Гаспаро, паро, па!
Америго вырвался из круга.
— Ты пойдешь со мной! — приказал он одному из слуг с факелом. — А вам, друзья, веселой ночи! У меня важное дело. Счастливо оставаться.
И зашагал вдоль улицы в сопровождении слуги.
Приятели удивленно смотрели ему вслед, криками звали вернуться.
— Это может плохо кончиться, — изрек кто-то из них. — Он слишком пьян, нельзя отпускать его одного.
— Так за ним! — сразу же нашлось решение.
И вся компания двинулась следом во главе с мальчиком, продолжающим тренькать на лютне.
Гаспаро же, дрожащий от холода и страха, остался посреди улицы. Подобрал с земли остатки одежды, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. А потом, снедаемый жаждой мести, поспешил к Бальдассаре Шипионе, чтобы рассказать, как у него отняли письмо, посланное славному капитану монной Беатрис дельи Омодей.
Шипионе терпеливо выслушал несвязную речь Гаспаро, отправил его к губернатору, а сам приказал принести меч и кинжал и побежал к дому старого графа.
***
В комнатке, примыкающей к спальне монны Беатрис, царило напряженное ожидание. Франческо ерзал на стуле от нетерпения и страха, что кто-то из домочадцев может помешать выполнению его черных замыслов. Беатрис, с гулко бьющимся сердцем, лишь невероятным усилием воли не давала себе упасть в обморок. Она надеялась, что ее свидетельские показания не позволят Франческо выйти сухим из воды, если ему таки удастся убить ее жениха.
Внезапно Франческо поднялся, склонил голову, прислушиваясь. Улыбнулся, предвкушая скорый триумф.
— Идет твой возлюбленный, Беатрис, — возвестил он.
Тут и до ее ушей донесся скрип петель садовой калитки. Сердце забилось еще сильнее, по телу разлилась слабость, но она продолжала бороться со спасительным забытьем, всеми силами пытаясь сохранить контроль над головой и телом.
Франческо подошел к ней, вынул кляп изо рта.
— Можешь кричать, если тебе этого хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57