Курсант ловил воздух ртом, его внутренности скручивал холодный восторг. Приятель снова сунул бутылку ему в рот.
– Пей сразу! Вклад надо беречь, понял? Жидкость заливала его брюки, от второго глотка по животу прошла судорога, дивный огонь пронзил тело. Подошел кондуктор пульмановского вагона и с беспомощным отвращением посмотрел на них.
– Смиррно! – заорал Пехтура, вскакивая на ноги. – Берегись, офицер идет! Встать, рядовые, приветствуйте адмирала! – Он схватил кондуктора за руку, крепко стиснул. – Мальчики, этот человек командовал флотом. При попытке врага взять Кони-Айленд он был на посту. Нет, ошибка – в Чикагском архипелаге. Верно, полковник?
– Ну, прекратите, не надо!
Но Пехтура уже чмокнул его в руку.
– А теперь ступайте отсюда, сержант! Вы свободны до обеда!
– Послушайте, перестаньте хулиганить! Вы мне весь вагон загадите!
– Бог с вами, капитан, да у вас вагон в такой целости и сохранности, что можно бы вашей дочке пожелать! – Солдат, сидевший на полу, попытался встать, и Пехтура выругал его: – Сиди смирно, слышишь? Слушайте, кажется, он думает, что сейчас ночь. Может, ваш камердинер уложит его спать? Он только мешает.
Кондуктор, решив, что Лоу – самый трезвый, обратился к нему;
– Слушай, солдат, может быть, хоть ты что-нибудь c ними сделаешь?
– С удовольствием! – сказал курсант Лоу. – Будьте спокойны. Я за ними присмотрю. Они смирные.
– Очень прошу, уговорите их. Не могу же я привезти в Чикаго целый полк пьяных солдат. Ей-богу, Шерман был прав!
– Солдаты, – сказал он сурово. – Мы тут лишние. 11от благодарность за то, что мы проливали кровь за родину. Да, брат, для него мы тут лишние. Ему для нас поезда жалко. А если бы мы не пошли на зов родины, какой поезд вы бы тогда водили? Битком набитый немцами, вот какой. Битком набитый пассажирами, которые жрали бы колбасу и пили пиво до самого Мильвоки, вот в каком поезде вы бы ехали!
– Не хуже, чем ехать с вами. Вы и сами не знаете, куда едете, – сказал кондуктор.
– Ах, вот как? – сказал Пехтура. – Хорошо, мы уйдем с вашего поезда, будь он проклят. Думаете, другого поезда на свете нет?
– Не надо, не надо! – торопливо сказал кондуктор. – Ничего, ничего! Я вас вовсе не гоню. Только надо нести себя приличнее, не беспокоить других пассажиров.
Солдат, сидевший на полу, покачнулся. Со всех сторон смотрели любопытные глаза.
– Нет! – сказал Пехтура. – Вы отказали в гостеприимстве на вверенном вам поезде спасителям вашей страны. Даже в Германии с нами обращались бы лучше. – Он обернулся к Лоу. – Солдаты, мы сходим на следующей станции. Правильно, генерал?
– Господи Боже! – воскликнул кондуктор. – Если когда-нибудь еще раз объявят мир, я не знаю, что будет с железными дорогами. Я думал, война – бедствие, но это – фу, господи ты Боже!
– Вали, вали! – сказал Пехтура. – Вали отсюда! Поезд ты из-за нас останавливать не станешь, придется на ходу прыгать. Говорите – благодарность? Д где она, ваша благодарность? Даже поезд остановить не могут, выпустить несчастных солдатиков. Знаю я, что вы затеяли. Набьют полные поезда несчастными солдатами и прямо всех их – в Тихий океан. По крайней мере кормить не надо. Бедные, несчастные солдаты! Нет, Вудро, ты бы не стал так со мной обращаться!
– Эй, что ты делаешь?
По тот и не взглянул на кондуктора – он уже поднял раму окна и тянул дешевый фибровый чемодан через колени своего спутника. И прежде чем Лоу или кондуктор успели поднять руку, он выкинул чемодан в окошко.
– Рота, выходи!
Его пьяный спутник приподнялся с полу.
– Эй! Зачем мои вещи выкинул?
– А разве ты с нами не выходишь? Все вещи выкинем, а как ход замедлит, мы и сами выскочим.
– Мои раньше всех выкинул, – сказал пьяный.
– Правильно. Я же тебе помогаю, понял? Да ты не обижайся: хочешь – выкинь мои, а потом этот Першинг и наш адмирал пусть друг другу помогут ихние вещи выкидывать. Есть у тебя чемодан? – спросил он у кондуктора. – Неси сюда быстро, чтоб нам не ходить за ним к черту на рога.
– Послушайте, ребята, – сказал кондуктор, и курсант Лоу, думая про Эльбу, про свои внутренности, скрученные от виски и медленно тлеющие в алкогольном огне, увидел золотые служебные нашивки на шапке кондуктора. Штат Нью-Йорк плоско поплыл мимо; дальше неизбежно подступал Буффало. – Слушайте, ребята, – повторил кондуктор. – У меня у самого сын во Франции. Шестой отряд морской пехоты. С октября матери не пишет. Я все для вас сделаю, ребята, только Бога ради ведите себя прилично.
– Нет, – сказал Пехтура. – Вы нам отказали в гостеприимстве, и мы уходим. Когда остановка? Прыгать нам, что ли?
– Нет, нет, ребята, сидите тут. Сидите смирно, ведите себя – как следует, и все будет в порядке. Не надо выходить.
Он ушел, покачиваясь от движения поезда, а пьяный вынул изо рта свою истерзанную сигару.
– Ты мои вещи выкинул, – повторил он. Пехтура взял курсанта Лоу под руку.
– Слушай, ну как тут не расстраиваться? Пытаешься помочь человеку начать новую жизнь, а что получаешь? Одни жалобы, жалобы без конца! – Он повернулся к своему приятелю. – Да, я выкинул твой чемодан. А чего ты хотел? Дождаться, пока приедем в Буффало и заплатить носильщику четвертак, чтоб он его понес?
– Но ты же выбросил мой чемодан, – повторил тот.
– Верно. Выбросил. Что же ты собираешься делать?
Цепляясь за стенку, тот с трудом поднялся на ноги, вцепился в оконную раму и тяжело повалялся на ноги курсанту.
– О, черт! – сказал курсант и силой посадил его на место. – Осторожнее, слышишь?
– Хочу выйти, – слезливо пробормотал тот.
– Куда?
– В окошко, – объяснил он, пытаясь встать. Стукаясь об оконную раму, качаясь и падая, он вдруг высунул голову в окно.
Курсант Лоу схватил его за короткую полу гимнастерки.
– Назад, дурья голова, назад, слышишь! Нельзя так.
– А почему нельзя? – возразил Пехтура. – Пусть прыгает, если хочет. Все равно он до Буффало не доедет.
– Да он же убьется к чертовой матери.
– О, господи! – простонал кондуктор.
Тяжело топая, он уже бежал к ним по проходу. Перегнувшись через Лоу, он схватил солдата за ногу. Тот, высунув голову и туловище в окно, качался, обмякший, как мешок отсыревшей муки. Пехтура оттолкнул Лоу и пытался оторвать руки кондуктора, вцепившиеся в ногу солдата.
– Пустите его. Не прыгнет он ни за что.
– Господи Боже мой, да как же я могу рисковать? Стой, стой, солдат! Держи его! Тяни его назад!
– А, черт, да бросьте его! – сдался наконец Лоу.
– Верно, – добавил Пехтура. – Пусть прыгает. Посмотрим, как это у него выйдет, раз ему так хочется. И потом он совсем не компания для таких приличных молодых людей, как мы. Скатертью дорожка. Давай-ка поможем ему! – добавил он и подтолкнул обмякшее тело приятеля.
Но будущий самоубийца немного отрезвел, на ветру с него сорвало шапку и стряхнуло одурь, и теперь он изо всех сил сопротивлялся, стараясь втянуть голову обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Пей сразу! Вклад надо беречь, понял? Жидкость заливала его брюки, от второго глотка по животу прошла судорога, дивный огонь пронзил тело. Подошел кондуктор пульмановского вагона и с беспомощным отвращением посмотрел на них.
– Смиррно! – заорал Пехтура, вскакивая на ноги. – Берегись, офицер идет! Встать, рядовые, приветствуйте адмирала! – Он схватил кондуктора за руку, крепко стиснул. – Мальчики, этот человек командовал флотом. При попытке врага взять Кони-Айленд он был на посту. Нет, ошибка – в Чикагском архипелаге. Верно, полковник?
– Ну, прекратите, не надо!
Но Пехтура уже чмокнул его в руку.
– А теперь ступайте отсюда, сержант! Вы свободны до обеда!
– Послушайте, перестаньте хулиганить! Вы мне весь вагон загадите!
– Бог с вами, капитан, да у вас вагон в такой целости и сохранности, что можно бы вашей дочке пожелать! – Солдат, сидевший на полу, попытался встать, и Пехтура выругал его: – Сиди смирно, слышишь? Слушайте, кажется, он думает, что сейчас ночь. Может, ваш камердинер уложит его спать? Он только мешает.
Кондуктор, решив, что Лоу – самый трезвый, обратился к нему;
– Слушай, солдат, может быть, хоть ты что-нибудь c ними сделаешь?
– С удовольствием! – сказал курсант Лоу. – Будьте спокойны. Я за ними присмотрю. Они смирные.
– Очень прошу, уговорите их. Не могу же я привезти в Чикаго целый полк пьяных солдат. Ей-богу, Шерман был прав!
– Солдаты, – сказал он сурово. – Мы тут лишние. 11от благодарность за то, что мы проливали кровь за родину. Да, брат, для него мы тут лишние. Ему для нас поезда жалко. А если бы мы не пошли на зов родины, какой поезд вы бы тогда водили? Битком набитый немцами, вот какой. Битком набитый пассажирами, которые жрали бы колбасу и пили пиво до самого Мильвоки, вот в каком поезде вы бы ехали!
– Не хуже, чем ехать с вами. Вы и сами не знаете, куда едете, – сказал кондуктор.
– Ах, вот как? – сказал Пехтура. – Хорошо, мы уйдем с вашего поезда, будь он проклят. Думаете, другого поезда на свете нет?
– Не надо, не надо! – торопливо сказал кондуктор. – Ничего, ничего! Я вас вовсе не гоню. Только надо нести себя приличнее, не беспокоить других пассажиров.
Солдат, сидевший на полу, покачнулся. Со всех сторон смотрели любопытные глаза.
– Нет! – сказал Пехтура. – Вы отказали в гостеприимстве на вверенном вам поезде спасителям вашей страны. Даже в Германии с нами обращались бы лучше. – Он обернулся к Лоу. – Солдаты, мы сходим на следующей станции. Правильно, генерал?
– Господи Боже! – воскликнул кондуктор. – Если когда-нибудь еще раз объявят мир, я не знаю, что будет с железными дорогами. Я думал, война – бедствие, но это – фу, господи ты Боже!
– Вали, вали! – сказал Пехтура. – Вали отсюда! Поезд ты из-за нас останавливать не станешь, придется на ходу прыгать. Говорите – благодарность? Д где она, ваша благодарность? Даже поезд остановить не могут, выпустить несчастных солдатиков. Знаю я, что вы затеяли. Набьют полные поезда несчастными солдатами и прямо всех их – в Тихий океан. По крайней мере кормить не надо. Бедные, несчастные солдаты! Нет, Вудро, ты бы не стал так со мной обращаться!
– Эй, что ты делаешь?
По тот и не взглянул на кондуктора – он уже поднял раму окна и тянул дешевый фибровый чемодан через колени своего спутника. И прежде чем Лоу или кондуктор успели поднять руку, он выкинул чемодан в окошко.
– Рота, выходи!
Его пьяный спутник приподнялся с полу.
– Эй! Зачем мои вещи выкинул?
– А разве ты с нами не выходишь? Все вещи выкинем, а как ход замедлит, мы и сами выскочим.
– Мои раньше всех выкинул, – сказал пьяный.
– Правильно. Я же тебе помогаю, понял? Да ты не обижайся: хочешь – выкинь мои, а потом этот Першинг и наш адмирал пусть друг другу помогут ихние вещи выкидывать. Есть у тебя чемодан? – спросил он у кондуктора. – Неси сюда быстро, чтоб нам не ходить за ним к черту на рога.
– Послушайте, ребята, – сказал кондуктор, и курсант Лоу, думая про Эльбу, про свои внутренности, скрученные от виски и медленно тлеющие в алкогольном огне, увидел золотые служебные нашивки на шапке кондуктора. Штат Нью-Йорк плоско поплыл мимо; дальше неизбежно подступал Буффало. – Слушайте, ребята, – повторил кондуктор. – У меня у самого сын во Франции. Шестой отряд морской пехоты. С октября матери не пишет. Я все для вас сделаю, ребята, только Бога ради ведите себя прилично.
– Нет, – сказал Пехтура. – Вы нам отказали в гостеприимстве, и мы уходим. Когда остановка? Прыгать нам, что ли?
– Нет, нет, ребята, сидите тут. Сидите смирно, ведите себя – как следует, и все будет в порядке. Не надо выходить.
Он ушел, покачиваясь от движения поезда, а пьяный вынул изо рта свою истерзанную сигару.
– Ты мои вещи выкинул, – повторил он. Пехтура взял курсанта Лоу под руку.
– Слушай, ну как тут не расстраиваться? Пытаешься помочь человеку начать новую жизнь, а что получаешь? Одни жалобы, жалобы без конца! – Он повернулся к своему приятелю. – Да, я выкинул твой чемодан. А чего ты хотел? Дождаться, пока приедем в Буффало и заплатить носильщику четвертак, чтоб он его понес?
– Но ты же выбросил мой чемодан, – повторил тот.
– Верно. Выбросил. Что же ты собираешься делать?
Цепляясь за стенку, тот с трудом поднялся на ноги, вцепился в оконную раму и тяжело повалялся на ноги курсанту.
– О, черт! – сказал курсант и силой посадил его на место. – Осторожнее, слышишь?
– Хочу выйти, – слезливо пробормотал тот.
– Куда?
– В окошко, – объяснил он, пытаясь встать. Стукаясь об оконную раму, качаясь и падая, он вдруг высунул голову в окно.
Курсант Лоу схватил его за короткую полу гимнастерки.
– Назад, дурья голова, назад, слышишь! Нельзя так.
– А почему нельзя? – возразил Пехтура. – Пусть прыгает, если хочет. Все равно он до Буффало не доедет.
– Да он же убьется к чертовой матери.
– О, господи! – простонал кондуктор.
Тяжело топая, он уже бежал к ним по проходу. Перегнувшись через Лоу, он схватил солдата за ногу. Тот, высунув голову и туловище в окно, качался, обмякший, как мешок отсыревшей муки. Пехтура оттолкнул Лоу и пытался оторвать руки кондуктора, вцепившиеся в ногу солдата.
– Пустите его. Не прыгнет он ни за что.
– Господи Боже мой, да как же я могу рисковать? Стой, стой, солдат! Держи его! Тяни его назад!
– А, черт, да бросьте его! – сдался наконец Лоу.
– Верно, – добавил Пехтура. – Пусть прыгает. Посмотрим, как это у него выйдет, раз ему так хочется. И потом он совсем не компания для таких приличных молодых людей, как мы. Скатертью дорожка. Давай-ка поможем ему! – добавил он и подтолкнул обмякшее тело приятеля.
Но будущий самоубийца немного отрезвел, на ветру с него сорвало шапку и стряхнуло одурь, и теперь он изо всех сил сопротивлялся, стараясь втянуть голову обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75