Был там новый помощник министра иностранных дел, Питт-Палмер, весьма сдержанный молодой человек, похожий на бюст императора Августа. Он-то уж несомненно получил настоящее классическое образование и с легкостью цитировал античных авторов. В числе гостей находились итальянский певец (я не запомнил его фамилию) и польский дипломат (его фамилию никто не способен запомнить). И, глядя на них, я все время твердил про себя: "Ну и коллекция!"
- Я знаю эту историю, - уверенно заявил Уоттон, - шутник-хозяин для забавы собирает у себя самых не подходящих друг другу людей, чтобы послушать, как они ссорятся. Очень хорошо описано у Антони Беркли в одном из его детективных романов.
- Нет, - сказал Гэхеген, - по-видимому, это вышло случайно, и Кроум отнюдь не собирался ссорить своих гостей. Напротив, он был чрезвычайно любезным хозяином и, скорее, не давал им поссориться. Так, например, он очень умно завел разговор о фамильных драгоценностях. Все приглашенные, как они ни отличались друг от друга, были сравнительно богатыми людьми из так называемых "хороших семейств", и эта тема представляла более или менее общий интерес. Польский дипломат, лысый человек с изысканными манерами и бесспорно самый остроумный из гостей, рассказал забавную историю о злоключениях медали Собеских, которая попала сперва к еврейскому ростовщику, потом к прусскому солдату и наконец очутилась у казачьего атамана. Не в пример разговорчивому лысому поляку его сосед-итальянец был молчалив и угрюмо поглядывал по сторонам из-под шапки черных волос.
- Какой интересный у вас перстень, лорд Кроум, - учтиво заметил польский дипломат. - Такие перстни обычно очень старинные. Мне кажется, я бы с большим удовольствием носил перстень епископа или, еще лучше, перстень папы. Но только, знаете, все эти утомительные церемонии, к тому же обет безбрачия, а я... - И он пожал плечами.
- Конечно, это неприятно, - угрюмо улыбнулся лорд Кроум. - Что касается перстня... да, с ним связано довольно много интересных событий в нашей семье. Подробно я о нём ничего не знаю; но несомненно это шестнадцатый век.
Не хотите ли посмотреть? - Он снял с пальца массивный перстень с темно-красным камнем и протянул его сидящему рядом поляку. Камень обрамляли рубины необычайной красоты, а в центре его была вырезана эмблема - сердце и роза. Перстень стали передавать из рук в руки, и, когда он дошел до меня, я разобрал надпись на старофранцузском языке - что-то вроде: "От любящего любимой".
- Видимо, это связано с какой-то романтической историей в вашей семье, - предположил венгерский граф. - Должно быть, она произошла в веке шестнадцатом... А что это была за история, вы не знаете?
- Нет, - сказал Кроум, - но думаю, что перстень связан, как вы предположили, с какой-то семейной драмой.
Заговорили о любовных историях XVI века; и вдруг Кроум спросил очень вежливо, не видел ли кто-нибудь из нас, куда делся перстень.
- О, - воскликнул Уоттон, захлебнувшись от восторга, словно школьник, разгадавший секрет фокусника, - я уже все знаю! Совсем как в детективном рассказе! Кольцо исчезло, и решили обыскать всех гостей, а один из них не дал себя обыскать. И у него были на то ужасно романтические причины!
- Вы правы, - сказал Гэхеген, - правы, но не совсем.
Кольцо пропало. Нас обыскали. Мы настаивали на этом.
Никто не протестовал. И все-таки кольцо исчезло.
Он резко повернулся и положил локоть на спинку кресла; затем продолжал:
- Я и сам об этом подумал. Мне тоже показалось, что все мы - персонажи романа, и притом довольно устарелого. С той только разницей, о которой говорил Понд: конец был не тот, один роман переходил в другой. Когда перстень исчез, нам уже подали кофе. Весь этот дурацкий обыск занял очень мало времени, и кофе еще не остыл; но Кроум приказал принести горячий. Мы просили его не беспокоиться, но он все-таки позвал дворецкого, и они довольно долго о чем-то шептались. И как раз в ту минуту, когда Питт-Палмер поднес к губам свою чашку, Кроум резко вскочил, и голос его хлестнул нас, как удар бича.
- Не пейте, джентльмены! - крикнул он. - Кофе отравлен!
- Черт знает что! - перебил Уоттон. - Совсем другой рассказ! Гэхеген, вы уверены, что это было наяву? Наверно, начитались старых журналов, и в голове у вас все перепуталось. Кто из нас не читал рассказов об отравлениях!
- В данном случае все кончилось куда более странно, - спокойно сказал Гэхеген. - Все мы, конечно, застыли на месте, словно каменные статуи. Только молодой Питт-Палмер встал - на его холодном, строгом лице не было и тени волнения - и спокойно сказал: "Простите. Я не хочу, чтобы мой кофе остыл". Он залпом осушил свою чашку, и, клянусь Богом, лицо его немедленно почернело, точнее, оно прошло гамму каких-то жутких оттенков; он страшно захрипел и рухнул на пол.
Конечно, мы не поверили своим глазам. Но венгерский ученый был доктором медицины; кроме того, вызвали местного врача, и он тоже констатировал смерть.
- Вы хотите сказать, - перебил Уоттон, - что врачи признали отравление?
Гэхеген покачал головой.
- Я хочу сказать, - повторил он, - что они признали смерть.
- От чего же он умер, если отравления не было?
- Он умер от удушья, - сказал Гэхеген и нервно вздрогнул. Несколько минут все молчали. Наконец Уоттон проговорил:
- Я ничего не понимаю. Кто отравил кофе?
- Никто. Кофе не был отравлен, - ответил Гэхеген. - Лорд Кроум просто хотел обследовать наши чашки, пока мы еще к ним не прикасались. Несчастный Питт-Палмер положил в свой кофе очень большой кусок сахару. Сахар должен был растаять. Но есть вещи, которые не тают.
Сэр Хьюберт Уоттон уставился в одну точку. Наконец в его глазах засветилась какая-то мысль, трезвая, хотя и несколько запоздалая.
- Вы хотите сказать, - начал он, - что Питт-Палмер спрятал кольцо в чашке еще до обыска. Другими словами, вором был Питт-Палмер?
- Питт-Палмер скончался, - серьезно сказал Гэхеген, - и мой долг защищать его память. Несомненно, он поступил дурно. Теперь я понимаю это гораздо лучше, чем раньше. Вы можете думать что угодно о его поступке. Многие поступают не лучше. Но вором он не был.
- Объясните вы наконец, что все это значит? - вспылил Уоттон.
- Нет, - ответил Гэхеген, и внезапно его напряженное состояние сменилось усталостью и ленью. - Я передаю слово мистеру Понду.
- Да ведь Понда там не было! - резко сказал Уоттон.
- Конечно, - сонно ответил Гэхеген, - но по тому, как он нахмурился, я вижу, что он все знает. А кроме того, я уже наговорился и уступаю очередь другому.
Он закрыл глаза, и такое безнадежное спокойствие было в его позе, что бедняге Уоттону, совсем сбитому с толку, пришлось обратиться к третьему собеседнику.
- Вы правда что-нибудь знаете? - спросил он Понда. - Что он имел в виду, когда сказал, что человек, спрятавший кольцо, не был вором?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39