Что скажете?
Лейн, Харгет и Датхун обменялись изумленными взглядами, но Сисст ответил без промедления:
– Вы совершенно правы, магистр.
Гло кивнул ему в знак одобрения.
– Ведь это единственный способ выдвинуть радикально новую идею. Заронить зерно. Дать ему… гм… прорасти.
Толлер отвернулся, вновь готовый рассмеяться, несмотря на все, что произошло, и понес стенд к своему синерогу.
Он укрепил ремнями деревянную раму поперек крупа скакуна, забрал свернутые плакаты у Квейта и Локранана и приготовился к отъезду. Солнце прошло немногим более половины пути до восточной кромки Верхнего Мира – унизительное испытание оказалось милосердно коротким, и он еще мог потребовать поздний завтрак как первый шаг к спасению остатка дня. Толлер уже поставил одну ногу в стремя, когда рядом появился брат.
– Какая муха тебя укусила? – сказал Лейн. – Твое поведение во дворце было из ряда вон даже для тебя.
Толлер почувствовал досаду.
– Именно мое?
– Да! За считанные минуты ты сделался врагом двух самых опасных людей в империи. Как тебе это удается?
– Очень просто, – ледяным тоном ответил Толлер, – я веду себя как мужчина.
Лейн безнадежно вздохнул.
– Мы еще поговорим, когда вернемся на Зеленую Гору.
– Не сомневаюсь. – Толлер вскарабкался на синерога и отправился вперед, не дожидаясь кортежа. По дороге в Квадратный Дом его раздражение постепенно улеглось, когда он подумал о незавидном положении брата. По вине магистра Гло будущее сословия было под вопросом, но его самого назначал король и сместить мог только король. Любая попытка копнуть под магистра воспринималась бы как подстрекательство к бунту. Да и в любом случае Лейн питал слишком глубокую личную привязанность к Гло, чтобы критиковать его даже за глаза. Когда станет известно, что Гло предложил послать корабли на Верхний Мир, все, кто связан с магистром, сделаются объектами насмешек, а Лейн еще больше замкнется, уйдет в свои книги и графики. Между тем положение ученых, владеющих Зеленой Горой, будет ухудшаться день ото дня.
К тому времени, когда синерог дотрусил до многофронтонного дома, Толлер утомился от отвлеченных размышлений, тем более что ему очень хотелось есть. Он не только пропустил завтрак, но практически не ел и накануне, и теперь в желудке у него было отчаянно пусто. Юноша привязал синерога у загородки и, не дав себе труда снять с него поклажу, быстро прошел в дом, намереваясь отправиться прямо на кухню.
Второй раз за утро он внезапно столкнулся с Джесаллой: она пересекала холл в направлении западной гостиной. Прищурившись от солнца, бьющего из-под арки, она улыбнулась, и хотя улыбка длилась одно мгновение, которое понадобилось ей, чтобы разглядеть Толлера, но произвела на юношу удивительное воздействие. Он словно впервые увидел Джесаллу – фигурка богини, глаза яркие, как солнце, – и на миг у него мелькнуло необъяснимо острое ощущение, что он упускает даже не какие-то возможности, а самый смысл своей жизни. Ощущение это пропало так же быстро, как появилось, но оставило Толлера в странно возвышенном и печальном состоянии.
– А, это ты, – холодно сказала Джесалла. – Я приняла тебя за Лейна.
Толлер улыбнулся и решил, не откладывая, попробовать наладить конструктивные отношения с Джесаллой:
– Обманчивое освещение.
– А почему ты так рано?
– Э… совещание прошло не так, как планировалось. Были неприятности. Лейн тебе все расскажет – он уже едет.
Джесалла наклонила голову и отодвинулась, чтобы свет ее не слепил.
– А почему ты не рассказываешь? Уж не из-за тебя ли это случилось?
– Из-за меня?
– Да. Я советовала Лейну и близко не подпускать тебя к Дворцу.
– Ну, возможно, ему не меньше, чем мне, надоели твои бесконечные советы. – Толлер попытался остановиться, но, увы, не смог. – Возможно, он жалеет, что женился на сухой деревяшке вместо настоящей женщины.
– Благодарю. Я дословно передам Лейну твое замечание. – Губы Джесаллы ехидно изогнулись, показывая, что она вовсе не уязвлена, а даже рада, что такая реакция может привести к отлучению Толлера от Квадратного Дома. – Вероятно, твое представление о настоящей женщине воплощено в шлюхе, которая ожидает тебя в настоящий момент в твоей постели?
– Возможно, – проворчал Толлер, пытаясь скрыть, что напрочь забыл о своей вчерашней знакомой. – Следи за языком! Фелиса не шлюха.
В глазах Джесаллы мелькнули искорки.
– Ее зовут Фера.
– Фелиса или Фера, но она не проститутка.
– Не стану спорить о терминах, – сказала Джесалла, и тон ее стал легким, спокойным, выводящим из себя. – По словам повара, ты разрешил своей… гостье заказывать себе все, что пожелает. И если количество еды, которое она поглотила за утренний день, о чем-то говорит, я считаю, тебе повезло, что не придется содержать ее в браке.
– Отчего же? Придется. – Увидев возможность рассчитаться, Толлер сделал это рефлекторно и довольно опрометчиво, даже не подумав о последствиях. – Утром я как раз хотел тебе сказать, что дал Фере статус жены-стажерки. Я уверен, скоро ты научишься радоваться ее присутствию в доме, и мы все станем друзьями. А теперь, извини, я должен… – Он улыбнулся, наслаждаясь выражением недоверия на лице Джесаллы, а затем повернулся и развязной походкой направился к главной лестнице, стараясь скрыть свое немое изумление по поводу того, как круто могут изменить жизнь всего лишь несколько секунд гнева.
Меньше всего на свете ему была нужна ответственность за жену, даже четвертой степени, и оставалось лишь надеяться, что Фера отвергнет предложение, которое он обязался сделать.
Глава 5
Проснувшись на рассвете, генерал Рисдел Далакотт немедленно встал с постели – за все шестьдесят восемь лет жизни он редко нарушал это правило. Генерал несколько раз прошелся по комнате. Боль и онемение в ноге постепенно проходили, и шаг становился все тверже. Тридцать лет назад, во время первой кампании в Сорке, тяжелое меррилское метательное копье раздробило ему бедренную кость прямо над коленом. С тех пор рана не переставала беспокоить его, и периоды, когда боль проходила, случались нечасто и становились все короче.
Достаточно размяв ногу, генерал прошел в примыкающую к спальне маленькую туалетную комнатку, повернул бракковый рычаг на стене, и из дырчатого потолка полилась вода. Горячая – и это напомнило Рисделу о том, что он не в своих спартанских апартаментах в Тромфе. Далакотт постарался прогнать неизвестно откуда взявшееся чувство вины и целиком отдался наслаждению теплом, которое проникало в тело и успокаивало мышцы.
Вытершись, он встал перед стенным зеркалом – оно состояло из двух слоев чистого стекла с разными показателями преломления – и критически осмотрел свое отражение. Возраст, конечно, сказался на некогда могучем теле, но благодаря строгой дисциплине Далакотт ничуть не ожирел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Лейн, Харгет и Датхун обменялись изумленными взглядами, но Сисст ответил без промедления:
– Вы совершенно правы, магистр.
Гло кивнул ему в знак одобрения.
– Ведь это единственный способ выдвинуть радикально новую идею. Заронить зерно. Дать ему… гм… прорасти.
Толлер отвернулся, вновь готовый рассмеяться, несмотря на все, что произошло, и понес стенд к своему синерогу.
Он укрепил ремнями деревянную раму поперек крупа скакуна, забрал свернутые плакаты у Квейта и Локранана и приготовился к отъезду. Солнце прошло немногим более половины пути до восточной кромки Верхнего Мира – унизительное испытание оказалось милосердно коротким, и он еще мог потребовать поздний завтрак как первый шаг к спасению остатка дня. Толлер уже поставил одну ногу в стремя, когда рядом появился брат.
– Какая муха тебя укусила? – сказал Лейн. – Твое поведение во дворце было из ряда вон даже для тебя.
Толлер почувствовал досаду.
– Именно мое?
– Да! За считанные минуты ты сделался врагом двух самых опасных людей в империи. Как тебе это удается?
– Очень просто, – ледяным тоном ответил Толлер, – я веду себя как мужчина.
Лейн безнадежно вздохнул.
– Мы еще поговорим, когда вернемся на Зеленую Гору.
– Не сомневаюсь. – Толлер вскарабкался на синерога и отправился вперед, не дожидаясь кортежа. По дороге в Квадратный Дом его раздражение постепенно улеглось, когда он подумал о незавидном положении брата. По вине магистра Гло будущее сословия было под вопросом, но его самого назначал король и сместить мог только король. Любая попытка копнуть под магистра воспринималась бы как подстрекательство к бунту. Да и в любом случае Лейн питал слишком глубокую личную привязанность к Гло, чтобы критиковать его даже за глаза. Когда станет известно, что Гло предложил послать корабли на Верхний Мир, все, кто связан с магистром, сделаются объектами насмешек, а Лейн еще больше замкнется, уйдет в свои книги и графики. Между тем положение ученых, владеющих Зеленой Горой, будет ухудшаться день ото дня.
К тому времени, когда синерог дотрусил до многофронтонного дома, Толлер утомился от отвлеченных размышлений, тем более что ему очень хотелось есть. Он не только пропустил завтрак, но практически не ел и накануне, и теперь в желудке у него было отчаянно пусто. Юноша привязал синерога у загородки и, не дав себе труда снять с него поклажу, быстро прошел в дом, намереваясь отправиться прямо на кухню.
Второй раз за утро он внезапно столкнулся с Джесаллой: она пересекала холл в направлении западной гостиной. Прищурившись от солнца, бьющего из-под арки, она улыбнулась, и хотя улыбка длилась одно мгновение, которое понадобилось ей, чтобы разглядеть Толлера, но произвела на юношу удивительное воздействие. Он словно впервые увидел Джесаллу – фигурка богини, глаза яркие, как солнце, – и на миг у него мелькнуло необъяснимо острое ощущение, что он упускает даже не какие-то возможности, а самый смысл своей жизни. Ощущение это пропало так же быстро, как появилось, но оставило Толлера в странно возвышенном и печальном состоянии.
– А, это ты, – холодно сказала Джесалла. – Я приняла тебя за Лейна.
Толлер улыбнулся и решил, не откладывая, попробовать наладить конструктивные отношения с Джесаллой:
– Обманчивое освещение.
– А почему ты так рано?
– Э… совещание прошло не так, как планировалось. Были неприятности. Лейн тебе все расскажет – он уже едет.
Джесалла наклонила голову и отодвинулась, чтобы свет ее не слепил.
– А почему ты не рассказываешь? Уж не из-за тебя ли это случилось?
– Из-за меня?
– Да. Я советовала Лейну и близко не подпускать тебя к Дворцу.
– Ну, возможно, ему не меньше, чем мне, надоели твои бесконечные советы. – Толлер попытался остановиться, но, увы, не смог. – Возможно, он жалеет, что женился на сухой деревяшке вместо настоящей женщины.
– Благодарю. Я дословно передам Лейну твое замечание. – Губы Джесаллы ехидно изогнулись, показывая, что она вовсе не уязвлена, а даже рада, что такая реакция может привести к отлучению Толлера от Квадратного Дома. – Вероятно, твое представление о настоящей женщине воплощено в шлюхе, которая ожидает тебя в настоящий момент в твоей постели?
– Возможно, – проворчал Толлер, пытаясь скрыть, что напрочь забыл о своей вчерашней знакомой. – Следи за языком! Фелиса не шлюха.
В глазах Джесаллы мелькнули искорки.
– Ее зовут Фера.
– Фелиса или Фера, но она не проститутка.
– Не стану спорить о терминах, – сказала Джесалла, и тон ее стал легким, спокойным, выводящим из себя. – По словам повара, ты разрешил своей… гостье заказывать себе все, что пожелает. И если количество еды, которое она поглотила за утренний день, о чем-то говорит, я считаю, тебе повезло, что не придется содержать ее в браке.
– Отчего же? Придется. – Увидев возможность рассчитаться, Толлер сделал это рефлекторно и довольно опрометчиво, даже не подумав о последствиях. – Утром я как раз хотел тебе сказать, что дал Фере статус жены-стажерки. Я уверен, скоро ты научишься радоваться ее присутствию в доме, и мы все станем друзьями. А теперь, извини, я должен… – Он улыбнулся, наслаждаясь выражением недоверия на лице Джесаллы, а затем повернулся и развязной походкой направился к главной лестнице, стараясь скрыть свое немое изумление по поводу того, как круто могут изменить жизнь всего лишь несколько секунд гнева.
Меньше всего на свете ему была нужна ответственность за жену, даже четвертой степени, и оставалось лишь надеяться, что Фера отвергнет предложение, которое он обязался сделать.
Глава 5
Проснувшись на рассвете, генерал Рисдел Далакотт немедленно встал с постели – за все шестьдесят восемь лет жизни он редко нарушал это правило. Генерал несколько раз прошелся по комнате. Боль и онемение в ноге постепенно проходили, и шаг становился все тверже. Тридцать лет назад, во время первой кампании в Сорке, тяжелое меррилское метательное копье раздробило ему бедренную кость прямо над коленом. С тех пор рана не переставала беспокоить его, и периоды, когда боль проходила, случались нечасто и становились все короче.
Достаточно размяв ногу, генерал прошел в примыкающую к спальне маленькую туалетную комнатку, повернул бракковый рычаг на стене, и из дырчатого потолка полилась вода. Горячая – и это напомнило Рисделу о том, что он не в своих спартанских апартаментах в Тромфе. Далакотт постарался прогнать неизвестно откуда взявшееся чувство вины и целиком отдался наслаждению теплом, которое проникало в тело и успокаивало мышцы.
Вытершись, он встал перед стенным зеркалом – оно состояло из двух слоев чистого стекла с разными показателями преломления – и критически осмотрел свое отражение. Возраст, конечно, сказался на некогда могучем теле, но благодаря строгой дисциплине Далакотт ничуть не ожирел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80