– Удрали и есть. Ну, коли так и впредь будет, не больно-то много помехи взять Сибирское царство, – шутил атаман.
Дым рассеялся снова. Толпы скакавших в разные стороны по степи всадников, побросавших стрелы и луки, привели в полный восторг дружину.
– Ишь, трусы!… Небось, чуть што – наутек, – подбирая стрелы смеялись казаки.
Но медлить было нельзя. Впереди находился вражеский улус богатого мурзы и Бог весть какими путями решился отстаивать свои владения Епанча.
Надо было вызвать на бой всех находившихся за валом городка обитателей-татар прежде, чем войти в селение. И вот снова загрохотали пушки, одна, другая, третья. Ядра безжалостно врывались в вал, окружавший селение, вздымая груды земли и камней вместе с юртами, расщепленными на части. С тем же характерным гортанным криком татары повыскакали из юрт, наспех захватывая что поценнее, и уносились в степи на своих быстроногих, малорослых коньках. Когда, без малейшего для себя ущерба, дружина заняла улус, ни одного жителя не было в Епанчинском городке: все разбежались, насмерть напуганные выстрелами.
Ликуя и радуясь дружина заняла улус. В сильно попорченных снарядами юртах все же можно было отлично выспаться до зари. К тому же там ждало казаков и обильное угощенье, второпях забытое хозяевами. Мед и пшено составляли важный ужин для притомившихся за долгий путь казаков.
Сладко спалось в эту ночь казакам. Наутро встали они бодрые и веселые, отслужили молебен, поздравили друг друга с победой и, зажегши разоренный дотла Епанчинский Юрт [где нынешний Туринск], снова сели в челны и поплыли вверх по Туре, погружаясь дальше и дальше вглубь Сибири…
Тот же высокий, покрытый то непроходимою тайгою, то степью берег, та же природа кругом, те же степные озерца и болота поблескивают в солнечных лучах. Но река не та. То была Тура, теперь вошли в Тавду. Быстрая, неглубокая, с каменистым руслом речонка. Берега сдвинулись, словно насупились угрюмо на незванных гостей. Кусты боярышника и таволги почти купаются в воде. Изредка зашумят, зашелестят они зловеще, и тогда, знают казаки, туча стрел вылетит из чащи. Первые выстрелы дружины, так напугавшие татар, теперь уже потеряли для них часть своей силы. Теперь хищникам они не кажутся более огнем, падающим с неба, и хотя ужасает их ружейный и пушечный залп, а все же, как будто, осмелели они, и все чаще и чаще беспокоят нападениями бесстрашных путников-удальцов.
После теплого, почти что жаркого дня, притомились казаки и рады-радешеньки были, когда послышалась желанная команда:
– На стоянку!… При-ча-ливай!…
Живо вытащили на берег челны, разложили костры, стали варить ужин, разместившись вокруг огней.
– Вот когда бы мясца похватал, ребятки, – барашка жареного аль козули… Небось, дичиной всякой тайга кишмя кишит, – послышался чей-то смакующий голос.
– Попросись на охоту у атамана, авось отпустит, – произнес другой.
– И то, пожалуй, отпустит, братцы, – вскричало несколько голосов разом. – Не больно-то охоч и сам кашу жевать, да сухари грызть аржаные. Небось, настреляем дичи, поделим на всю артель… Идем што ль проситься?… Ты бы, князенька, с нами пошел, больно к тебе атаман жалостлив. Чего хошь проси, отказу тебе не будет, – обратился молодой казак к Алеше.
Юноша в секунду был на ногах. Предложение казака как нельзя более пришлось ему по душе. Уж очень заманчивой показалась охота в тайге.
– Идем к атаману! – весело вскричал он и первый кинулся выкладывать казацкую просьбу Ермаку.
Тот ласково выслушал юношу.
– Ладно, ступайте. К вечеру, штобы только быть в стану. Да вожа прихватите, Ахметку, што ли. Не ровен час, еще заплутаетесь в лесу.
– Ладно, возьмем Ахметку, – весело согласился Алеша.
Через четверть часа, захватив с собой ручницы, во главе с татарином-проводником, они входили в лес. Тишь, таинственная прелесть и полумрак от тени исполинских елей и сосен, толстостволых берез и пихт разом очаровали охотников.
– Тута озерца малые есть. У озерец козули на водопое бывают. Разделиться нам надоть, штоб со всех сторон окружить зверя, – распоряжался Ахметка, малорослый татарин с быстрым, бегающим взглядом косо расставленных глаз.
– Не больно-то много нас. Всем-то вместях сподручнее, – заикнулся было кто-то из казаков, – а то не нагрянула бы нечисть. Того и гляди явится!
– Да, немного нас. Што десятерым-то поделать, коли их с сотню? – согласился и другой охотник.
– Коли трусите, я один пойду, – неожиданно вспыхнув проговорил Алеша, – здеся не больно-то много козуль. Почти што на опушке тайги мы.
– Нет, ты это неладное, князенька, затеял, – произнес казак постарше.
Но Алеша уже не слушал его и, вскинув ружье, чуть не бегом ринулся в чащу.
Ему недолго пришлось шагать по скользкому мху и начинающей чуть желтеть сочной траве. Вскоре тайга стала непроходимой. Могучие лиственницы и колючая хвоя так близко и тесно сплетались здесь ветвями, что только четвероногий обитатель этого густо разросшегося леса мог проникнуть под ветви дерев. Алеша отстранил несколько сучков и веток со своего пути, больно хлестнувших его по лицу, и, видя, что проход далее в вглубь немыслим, с досадой кинулся на траву под самодельный шатер пихты и стал озираться кругом. Зелень и тишь, тишь и зелень окружали его. Где-то близко, сквозь кружево листвы и иглистые ветви хвои, сверкало, серебрясь, небольшое лесное озерцо…
– Сюды должна беспременно придти лосина, али и сам бурый хозяин леса, медведь, – мысленно произнес юноша, весь загораясь от мысли потягать свои силы с далеко небезопасным четвероногим врагом, и приготовился ждать.
Минуты потянулись убийственно долго. Алеша то вынимал свою ручницу из кожаной берендейки [чехол], чтобы как-нибудь скоротать время, то снова вкладывал ее назад. Его мысли то вертелись на четвероногих обитателях тайги, то возвращались к недавнему былому, к милым голубым глазкам Танюши Строгановой, или с бешеною быстротою неслись вперед. Горячее воображение рисовало ему яркие картины. Он видел уже завоеванной Сибирь… Видел свергнутого в цепях Кучума… Видел рабынями гордых жен [у киргиз-кайсаков, как и у прочих магометан, многоженство] его и дочерей, а победную, вольную дружину на высоте ее славы…
Он зашел в своих мечтах так далеко, что едва услышал легкий шорох неподалеку от себя.
– Должно лось, али козуля, а то и Мишенька пробирается, – вихрем пронеслось в голове юноши, и он проворно схватил в руки ружье.
Шорох раздался явственнее, ближе… Чьи-то шаги, мягко и быстро, ступали по мху.
Алексей насторожился, зашел за ствол дерева и притих, затая дыханье.
Зашелестели пихты, зашуршала трава…
Юноша чуть не вскрикнул от изумления. Перед ним стоял высокий, широкоплечий и сильный татарин-киргиз, в узких штанах из меха, в меховой же, из шкуры оленя куртке, сшитой из прямых бурых и черных полосок вперемежку с белым горностаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70