Быстрая смерть вместо смерти мучительной и позорной. Нет, не еретиком он был в прошлой жизни, а камикадзе, и, видимо, выполнил тогда свой долг до конца.
Мы оказались у подоконника. Я успел врезать Антону по челюсти, но отцепить его скрюченные, превратившиеся в стальные прутья пальцы не смог. Я снова саданул его в пах, локтем смял нос. Он уже не чувствовал боли. Он ничего не чувствовал, он находился уже в другом, бесконечно далёком от этого мире.
С невероятной бешеной силой он развернул меня и толкнул в окно. Продолжая круговое движение, я погасил энергию, но когда моя спина коснулась тонкого стекла и под моим натиском оно дрогнуло, я взорвался. Я сам не принадлежал в этот момент к этому миру…
Я ткнулся задом в подоконник, а Красильников продолжал падать, толкая меня перед собой. В последний момент я вывернулся, но он не мог уже остановить движения и врезался головой в стекло. На этот раз оно не устояло. Я увидел, как красные пунктиры прочертили его лицо, а потом лопнуло наружное стекло, посыпался град осколков, и Антон, перевалившись через подоконник, стал вываливаться из окна, цепляясь за меня. Осколки рассекли мне висок около левого глаза, и я упустил момент, чтобы удержать Антона. Крупный, похожий на сталактит осколок вывалился из верхней рамы и ударил его в шею, зацепив вену. Фонтаном брызнула кровь, я почувствовал сильный рывок и ударился коленями о батарею. Он тянул меня за собой. Он не хотел уходить без меня…
Подхватив свои вещи, я вылетел из квартиры. Лифт стоял на этаже, я прыгнул в кабину, на ходу натягивая пальто. Уже спускаясь к первому этажу, я сообразил, что надо вытереть кровь с лица, и достал носовой платок. Вместе с ним на пол кабины вывалились связки ключей Антона. Я отпихнул их ботинком в угол, потом передумал и подобрал. Я сел в его «четвёрку» и выехал со двора.
На пустынной улице через несколько кварталов я услышал, как за моей спиной взвыла первая сирена.
Я поставил машину к тротуару, тщательно протёр места, которых касался руками, и вылез. Двери я запирать не стал. Возле канализационного люка я наклонился и протолкнул в решётку ключи Антона. Через секунду они звякнули обо что-то металлическое…
Когда я пришёл, Лика дремала на диване перед включённым телевизором, свернувшись калачиком и прикрыв ноги одеялом. Не раздеваясь, я вылил в стакан остатки виски и упал в кресло. Вытянул ноги. Выпил.
Она приоткрыла глаза, улыбнулась, откидывая волосы с лица, потом улыбка стала медленно таять…
— Все так плохо?
— Хуже некуда. — Я поднял стакан, посмотрел на неё сквозь стекло и встряхнул виски. Впервые в жизни мне захотелось хватануть неразбавленного спирта.
— Антон?
— Да.
— Ты… Ты убил его?
— Нет. Он вывалился из окна.
Я допил виски и швырнул пустой стакан в стену. Он рассыпался на множество осколков. Я ещё ниже сполз в кресле и закурил.
Вот так. Был Кокос — и нету. Рос, зрел, набирался сил, а потом созрел, упал и раскололся.
Я засмеялся.
Я смеялся, давясь сигаретным дымом и колотя ногами об пол, вытирая выступавшие на глазах слезы, затягиваясь сигаретой и снова давясь дымом.
Когда я пришёл в себя, Лика сидела на корточках рядом с креслом и протирала мне лицо мокрым полотенцем.
— Ты весь в крови, — тихо сказала она.
Выражения её лица не было видно. Я смотрел сверху на голову с аккуратным пробором в тёмных волосах, и она, чувствуя этот мой взгляд, продолжала сидеть неподвижно, комкая в кулачках мокрое махровое полотенце.
Она плакала. Я понял это не сразу, потому что плакала она бесшумно, едва заметно вздрагивая телом и опуская голову ниже и ниже…
Я стал гладить её по голове, и она отбросила в сторону полотенце. Подняла ко мне состарившееся, блестевшее от слёз лицо и хотела что-то спросить… Её вопросы читались в глазах, слова были не нужны, но и ответов у меня не было, и я молчал, все ближе придвигая её к себе.
Зазвонил телефон, мы оба вздрогнули и, не сговариваясь, уставились на аппарат. Он звонил несколько минут, без перерывов, как будто звонивший точно знал, что мы дома, и был уверен, что не ошибся номером.
— Это Катька, — прошептала Лика, и я остро осознал, что это не так и что она тоже прекрасно это понимает.
Телефон замолк на середине очередного звонка, и мы снова посмотрели друг на друга.
Её взгляд изменился, и я почувствовал, как сжалось моё сердце.
Потом мы сидели на кухне и пили чай. Было семь часов утра. За окном холодел рассвет, грохотали мимо дома электрички и хлопала входная дверь.
— Расскажи мне про гостиницу. Про ребят, которые по понедельникам собирают деньги.
— А зачем это тебе? Ты же…
— Рассказывай.
— Их трое. Водитель Реваз, грузин, он какой-то чемпион по автогонкам. Ему лет тридцать, среднего роста, худой. Машину водит здорово. Второй — Вадик. Здоровенный блондин, на Дольфа Лундгрена похож. Всё время жуёт резинку и молчит. Говорили, что он закончил какую-то крутую школу телохранителей, не у нас, а за границей, и несколько лет охранял какого-то мафиози, то ли в Африке, то ли в Южной Америке. У него всегда с собой две «беретты». Третий — Павлик. Невысокого роста, здоровенный, в ширину такой же, как и в длину. У него большие залысины, и стрижётся он наголо. Всегда носит блестящий чёрный костюм, жутко дорогой, и очки-хамелеоны. Это у него сестра в «Правобережной» работает, на третьем, кажется, этаже. И номер они всегда на этом этаже берут.
— А что, сестра у него каждый понедельник работает?
— Нет, конечно, но их там все знают, так что проблем не бывает. Они и не регистрируются никогда, отстегнут кому надо полташку и сидят, видик смотрят. Им же всего на пару часов и надо. По улице чемодан всегда носит Реваз.
— Какой чемодан?
— С деньгами. Белый кейс, бронированный и с кучей всяких шифров. Иногда Реваз пристёгивает его к руке цепочкой. У Реваза — «Макаров», у Павлика — два «кольта», а в машине всегда два помповика и гранаты.
— А сами они, наверное, ходят в «брониках» и касках?
— Нет, только Вадик надевает бронежилет. Такой лёгкий, под пиджаком не заметно.
— Какая у них машина?
— Какой-то джип. Я не знаю марки. Красного цвета, с синими полосами и мигалками, на боках эмблемы. Стекла чёрные, пуленепробиваемые.
— Они машину на улице бросают? Когда в гостиницу идут?
— Нет, там сзади стоянка есть платная. Там и оставляют, сторожа свои…
— Откуда ты все это знаешь?
— А не всё ли равно? Знаю…
— Нет, не всё равно. Откуда?
— Я была несколько раз с Павликом. Он пользовался нашей конторой. Вместе с Гороховым приезжал. Они, по-моему, какие-то братья, двоюродные или ещё как-то… Раз у них какой-то конфликт случился… Я имею в виду у Павлика, при перевозке денег. Не знаю, с кем там и как, но он в тот вечер был совсем нервный, хотел расслабиться и перебрал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Мы оказались у подоконника. Я успел врезать Антону по челюсти, но отцепить его скрюченные, превратившиеся в стальные прутья пальцы не смог. Я снова саданул его в пах, локтем смял нос. Он уже не чувствовал боли. Он ничего не чувствовал, он находился уже в другом, бесконечно далёком от этого мире.
С невероятной бешеной силой он развернул меня и толкнул в окно. Продолжая круговое движение, я погасил энергию, но когда моя спина коснулась тонкого стекла и под моим натиском оно дрогнуло, я взорвался. Я сам не принадлежал в этот момент к этому миру…
Я ткнулся задом в подоконник, а Красильников продолжал падать, толкая меня перед собой. В последний момент я вывернулся, но он не мог уже остановить движения и врезался головой в стекло. На этот раз оно не устояло. Я увидел, как красные пунктиры прочертили его лицо, а потом лопнуло наружное стекло, посыпался град осколков, и Антон, перевалившись через подоконник, стал вываливаться из окна, цепляясь за меня. Осколки рассекли мне висок около левого глаза, и я упустил момент, чтобы удержать Антона. Крупный, похожий на сталактит осколок вывалился из верхней рамы и ударил его в шею, зацепив вену. Фонтаном брызнула кровь, я почувствовал сильный рывок и ударился коленями о батарею. Он тянул меня за собой. Он не хотел уходить без меня…
Подхватив свои вещи, я вылетел из квартиры. Лифт стоял на этаже, я прыгнул в кабину, на ходу натягивая пальто. Уже спускаясь к первому этажу, я сообразил, что надо вытереть кровь с лица, и достал носовой платок. Вместе с ним на пол кабины вывалились связки ключей Антона. Я отпихнул их ботинком в угол, потом передумал и подобрал. Я сел в его «четвёрку» и выехал со двора.
На пустынной улице через несколько кварталов я услышал, как за моей спиной взвыла первая сирена.
Я поставил машину к тротуару, тщательно протёр места, которых касался руками, и вылез. Двери я запирать не стал. Возле канализационного люка я наклонился и протолкнул в решётку ключи Антона. Через секунду они звякнули обо что-то металлическое…
Когда я пришёл, Лика дремала на диване перед включённым телевизором, свернувшись калачиком и прикрыв ноги одеялом. Не раздеваясь, я вылил в стакан остатки виски и упал в кресло. Вытянул ноги. Выпил.
Она приоткрыла глаза, улыбнулась, откидывая волосы с лица, потом улыбка стала медленно таять…
— Все так плохо?
— Хуже некуда. — Я поднял стакан, посмотрел на неё сквозь стекло и встряхнул виски. Впервые в жизни мне захотелось хватануть неразбавленного спирта.
— Антон?
— Да.
— Ты… Ты убил его?
— Нет. Он вывалился из окна.
Я допил виски и швырнул пустой стакан в стену. Он рассыпался на множество осколков. Я ещё ниже сполз в кресле и закурил.
Вот так. Был Кокос — и нету. Рос, зрел, набирался сил, а потом созрел, упал и раскололся.
Я засмеялся.
Я смеялся, давясь сигаретным дымом и колотя ногами об пол, вытирая выступавшие на глазах слезы, затягиваясь сигаретой и снова давясь дымом.
Когда я пришёл в себя, Лика сидела на корточках рядом с креслом и протирала мне лицо мокрым полотенцем.
— Ты весь в крови, — тихо сказала она.
Выражения её лица не было видно. Я смотрел сверху на голову с аккуратным пробором в тёмных волосах, и она, чувствуя этот мой взгляд, продолжала сидеть неподвижно, комкая в кулачках мокрое махровое полотенце.
Она плакала. Я понял это не сразу, потому что плакала она бесшумно, едва заметно вздрагивая телом и опуская голову ниже и ниже…
Я стал гладить её по голове, и она отбросила в сторону полотенце. Подняла ко мне состарившееся, блестевшее от слёз лицо и хотела что-то спросить… Её вопросы читались в глазах, слова были не нужны, но и ответов у меня не было, и я молчал, все ближе придвигая её к себе.
Зазвонил телефон, мы оба вздрогнули и, не сговариваясь, уставились на аппарат. Он звонил несколько минут, без перерывов, как будто звонивший точно знал, что мы дома, и был уверен, что не ошибся номером.
— Это Катька, — прошептала Лика, и я остро осознал, что это не так и что она тоже прекрасно это понимает.
Телефон замолк на середине очередного звонка, и мы снова посмотрели друг на друга.
Её взгляд изменился, и я почувствовал, как сжалось моё сердце.
Потом мы сидели на кухне и пили чай. Было семь часов утра. За окном холодел рассвет, грохотали мимо дома электрички и хлопала входная дверь.
— Расскажи мне про гостиницу. Про ребят, которые по понедельникам собирают деньги.
— А зачем это тебе? Ты же…
— Рассказывай.
— Их трое. Водитель Реваз, грузин, он какой-то чемпион по автогонкам. Ему лет тридцать, среднего роста, худой. Машину водит здорово. Второй — Вадик. Здоровенный блондин, на Дольфа Лундгрена похож. Всё время жуёт резинку и молчит. Говорили, что он закончил какую-то крутую школу телохранителей, не у нас, а за границей, и несколько лет охранял какого-то мафиози, то ли в Африке, то ли в Южной Америке. У него всегда с собой две «беретты». Третий — Павлик. Невысокого роста, здоровенный, в ширину такой же, как и в длину. У него большие залысины, и стрижётся он наголо. Всегда носит блестящий чёрный костюм, жутко дорогой, и очки-хамелеоны. Это у него сестра в «Правобережной» работает, на третьем, кажется, этаже. И номер они всегда на этом этаже берут.
— А что, сестра у него каждый понедельник работает?
— Нет, конечно, но их там все знают, так что проблем не бывает. Они и не регистрируются никогда, отстегнут кому надо полташку и сидят, видик смотрят. Им же всего на пару часов и надо. По улице чемодан всегда носит Реваз.
— Какой чемодан?
— С деньгами. Белый кейс, бронированный и с кучей всяких шифров. Иногда Реваз пристёгивает его к руке цепочкой. У Реваза — «Макаров», у Павлика — два «кольта», а в машине всегда два помповика и гранаты.
— А сами они, наверное, ходят в «брониках» и касках?
— Нет, только Вадик надевает бронежилет. Такой лёгкий, под пиджаком не заметно.
— Какая у них машина?
— Какой-то джип. Я не знаю марки. Красного цвета, с синими полосами и мигалками, на боках эмблемы. Стекла чёрные, пуленепробиваемые.
— Они машину на улице бросают? Когда в гостиницу идут?
— Нет, там сзади стоянка есть платная. Там и оставляют, сторожа свои…
— Откуда ты все это знаешь?
— А не всё ли равно? Знаю…
— Нет, не всё равно. Откуда?
— Я была несколько раз с Павликом. Он пользовался нашей конторой. Вместе с Гороховым приезжал. Они, по-моему, какие-то братья, двоюродные или ещё как-то… Раз у них какой-то конфликт случился… Я имею в виду у Павлика, при перевозке денег. Не знаю, с кем там и как, но он в тот вечер был совсем нервный, хотел расслабиться и перебрал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72