Тоекуда и правда устал, как человек не очень молодой, весь день пробегавший по чужому городу, в чужой стране с незнакомым ему языком и непонятными обычаями. Ложиться спать было не время, он сидел в кресле, листал блокнот, сосредоточенно думал и уставал все сильнее. И еще пять раз звонили шлюхи.
Зверея, Ямиками вылетал из номера, невнятно орал на коридорную, потрясал кулаками от злости. Коридорная разводила руками, бледно улыбалась – мол, не виноватая она!
Тоекуда звонил администратору гостиницы, полупонятно орал на смеси русского, японского и английского. Наивный Ямиками, он, как ему казалось, ехидно спрашивал, не купили ли его самого фирмы, поставляющие шлюх. Администратор делал вид, что не понял.
Последний раз ему позвонили почти в час ночи, и только тогда он додумался выдернуть шнур телефона из розетки.
В Японии, если в дверь человека стучатся, значит, случилась беда. По крайней мере, случилось что-то страшно важное. Часа в два ночи Ямиками Тоекуда вылетел из постели, как вулканическая бомба из жерла, – его разбудили сильным стуком в дверь. В отличие от него, заспанно вытаращенного, всклоченного, дама явно еще не ложилась. Облегающее темное платье мягко струилось и мерцало, соблазнительные формы круглились сквозь темную, просвечивающую ткань.
– Сосед, огонька не найдется?
С перепугу Тоекуде показалось, что ярко-красный рот дамы светился почти так же, как фосфоресцирующие глаза. Впрочем, он быстро оправился. Издав какой-то невнятный звук, он хлопнул дверью и не попал. Дама успела вставить в щель ногу в высокой черной туфле. И тогда Тоекуда совершил поступок уже совсем не джентльменский и даже, наверное, чреватый международными последствиями. Он отпихнул от двери даму с ее незажженной сигаретой, а потом пнул ее по лодыжке. Дама вполголоса ойкнула, присела прямо на дорожке, а Тоекуда все-таки захлопнул дверь.
Шипя от боли, дама в своем изящном платье доползла до двери и долго колотила в нее обеими руками, вполголоса бросала в замочную скважину отвратительные ругательства, и злые слезы портили ее великолепный, умело наложенный макияж.
Но дама не достигла своей цели. Тоекуда ничего не слышал, он был слишком занят: он спал, положив на голову подушку.
В то самое время, когда Тоекуда выпроваживал еще самых первых девок, когда еще только возникла необходимость отмыться, интересные события развернулись в одной квартирке совсем неподалеку от гостиницы. В эту самую квартирку нырнул человек, который вел его от самого ученого городка, и встретился там с совсем другим человеком, гораздо моложе, физически сильнее и лощенее. В этой квартире, в удобном кресле, за стаканом водки и тарелкой приятной еды, человек подробно рассказал обо всем, что делал Тоекуда сегодня, и получил новые, не менее подробные инструкции.
Глава 2
Герой событий
16 мая 1998 года
Был новый день, и новые заботы, и дела. И снова булькал «Хенесси», стекая в пробирки, в граненые стаканчики, в цветастые чайные чашки. Булькал и дымился чай в стаканах, запотевали окна в маленькой, забитой стеллажами комнатке.
Тоекуда опять был в лаборатории. Так сказать, в храме высокой науки. Вдоль стен – стеллажи с каменными орудиями, костями мамонтов, шерстистых носорогов, бизонов, северных оленей. Везде карты, рисунки мест раскопок, фотографии.
На фотографиях был Чижиков. Разумеется, были и другие, но везде разные, а Чижиков присутствовал везде, он объединял все фотографии. То он стоял с лопатой и в одних трусах в глубоком раскопе. То рассказывал что-то старику с очень иностранным, европейским обликом, тыкая пальцем в то, что старик держал в руке.
Из дам присутствовала одна – любимая ученица Чижикова, тридцатишестилетняя девственница, Светлана Кимова. Светскую беседу вела именно она, но даже вежливый Тоекуда в ее сторону старался не смотреть. Причина затянувшегося девичества была, увы, предельно очевидна. Но и в отсутствие мужского внимания тоже ведь надо девушке чем-то, но заниматься. Ну-с, Кимова и занималась тем, что ей казалось наукой: летом ездила в экспедиции, где безуспешно пыталась подцепить шофера или пастуха. А те хлестали дармовую водку, но от дальнейших контактов уклонялись – активно и пожалуй что испуганно.
А зимой она мыла и раскладывала по размерам и по форме каменные орудия, а кости раскладывала еще и по видам зверей. Раз в два года Кимова писала научные статьи. В серьезные журналы их не принимали, и бедной старой деве приходилось печататься в провинциальных сборниках, давно уже получивших выразительное и духоподъемное название: «братская могила».
Но за это и любил ее Чижиков – тянет видимость науки, никогда и никуда не денется. В России вообще есть поверье, что наукой занимаются те, кто никак не может выйти замуж по причине внешности или характера. Тоекуде это было дико – в Японии в науку шли самые яркие, самые интересные девушки. Но в России поверье держалось достаточно крепко.
Здесь же толклись, жадно хлебали «Хенесси» самые близкие к Чижикову люди, его гвардия. Вовка Акулов – потолстевший пожилой мальчик с грубой рожей и преждевременной лысиной; Саня Ермолов – с физиономией не только плохо воспитанного пацана, но и с лицом человека, пьющего сильно и в высшей степени регулярно. Оба они старательно, потея от усилий, пытались говорить о науке, об экспедициях, о книгах, о технике хороку и юбецу, об ископаемых животных. Но было очень заметно, что не это, ох не это для них главное…
Подлетала Кимова, с гримасами и ужимками стервы оттесняла мужиков, причмокивая губами, дергая головой, начинала рассказывать и показывать, как правильно. Тоекуда диву давался, как она ухитрялась мгновенно создать напряженную обстановку, и еще удивлялся, как мужчины все это терпят. Видимо, Светка была очень уж удобна – занималась наукой, как могла, а мужики жили, как хотели: охотно создавали условия для работы стервозной аккуратистки Светочки, а создав, уже с чистой совестью шли вершить дела, достойные настоящих мужчин, – шли хлестать водку.
Витька Ленькин производил впечатление получше, был он тощий, плешивый и грустный. Во-первых, он говорил о науке не с таким уж потерянным видом. Хоть какая-то реакция, но появлялась. А во-вторых, именно он сделал и фотографии, и учебный фильм, который видели японцы в Токио. Ямиками старался присматриваться к Витьке Ленькину.
Второй час Ямиками наливал «Хенесси», улыбался, приседал, выслушивал, говорил сам и все больше ничему не верил. Эти люди не были учеными. Экспедиции, из которых привезли находки и фотографии, не были настоящими экспедициями. Комната со стеллажами, керамикой, обработанными камнями вовсе не была лабораторией. С каждой минутой Ямиками Тоекуда убеждался, что все это – мираж, видимость, дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110