Сам Мироходец ел редко и скорее ради удовольствия, нежели для поддержания сил.
Не успела она накрыть крышкой жаркое, как на пороге ее комнаты появился Рат и воскликнул, потянув носом воздух:
– М-м, как вкусно пахнет! Я ужасно голоден. – Лицо юноши не было заспанным, но выглядел он на удивление бодро.
– Я вижу, ты жив! – отозвалась Ксанча, даже не обернувшись. Она не понимала, насколько сердита, пока не услышала звук своего голоса.
Выдержав паузу, Ратип подошел и коснулся ее.
– Что с тобой? Это из-за вчерашнего вечера? – серьезно спросил он.
Девушка раздраженно повела плечами, освобождаясь от его рук. Она не знала, за что злится на Ратипа. «Наверное, я просто устала».
Пока Ксанча возилась у полки с посудой и доставала деревянные плошки, юноша попытался приподнять крышку, но она оказалась слишком горячей, и Рат стал дуть на обожженные пальцы.
Равнодушно взглянув на него, Ксанча расставила тарелки на столе.
– Я накормлю тебя, но с завтрашнего дня готовь себе сам.
Ратип послушно уселся на табурет.
– О чем вы говорили? – поинтересовалась девушка, накладывая еду.
Рат не отрываясь следил за ее движениями и заговорил только после того, как отправил в рот первый кусок мяса.
– Ты была права. Там, в Эфуан Пинкаре, я не верил тебе, да и как я мог поверить в такое?! Урза, настоящий Урза Изобретатель! Герой древних сказаний!
Ксанча усмехнулась, глядя, как недавний раб жадно поглощает жаркое.
– Я понял это, как только увидел его… Ты не представляешь, какой ужас я испытал, когда осознал, кто передо мной стоит. Мне кажется, после такого меня уже ничто не испугает.
Девушка промолчала. В конце концов, она видела в этой жизни намного больше, чем этот самонадеянный эфуандец, и знала, что такое страх. Тем временем он продолжал:
– Я разговаривал с легендой! И я такая же легенда, Ксанча! Я Мишра, великий Мишра Разрушитель! И мы с Урзой собираемся исправить наши ошибки!
Ратип с жадностью запихивал в рот куски жареного мяса, а Ксанча, глядя на него, думала, что, хотя младший брат Урзы и прожил большую часть своей жизни среди полудиких племен фалладжи, он, должно быть, обладал более изысканными манерами, чем этот эфуандский мальчишка.
– Я Мишра, – бормотал Рат с набитым ртом. – О Авохир, Мишра…
Девушка слушала причитания новоявленного брата Урзы и чувствовала, как глухое раздражение поднимается к ее горлу. Быстро шагнув к столу, она схватила юношу за ворот рубахи и, вздернув его вверх, прижала к ближайшему столбу с такой силой, что с крыши посыпалась мокрая солома.
– Нет, не Мишра, – зашипела Ксанча прямо ему в лицо, – а Ратип, сын Мидеа, и, как только ты забудешь об этом, ты умрешь.
Глаза юноши округлились, а подбородок нервно затрясся.
– Я знаю, Ксанча, знаю, – пробормотал он.
Девушка отпустила ворот его рубахи и прислонилась к дверному косяку. Вся злость ее куда-то испарилась, а на ее место вновь пришла смертельная усталость.
– Я Ратип, сын Мидеа, рожденный в Пинкаре на шестой день после Праздника Урожая в шестой год правления Табарна. Но иногда я забываю, кто я… Особенно когда он смотрит на меня своими волшебными глазами. О них ничего не сказано ни в «Войнах древних времен», ни в воспоминаниях Джарсиля… – Рат задумался на секунду, будто что-то припоминая, а затем продолжал: – Когда-то давно отец показывал мне свиток, где говорилось, что Камень силы и Камень слабости спасли Урзу от смерти и стали его глазами. И отец, и я считали этот текст апокрифом…
– Но ты же сам вчера сказал, что слышишь пение Камня слабости… И угадал, что он слева.
– Слышал… Это не то слово… – Рат защелкал пальцами. – Пение звучало в моей голове, внутри меня…
– Внутри тебя? – переспросила Ксанча, недоверчиво взглянув на юношу.
– Да, да, именно внутри. – Голос юноши дрожал от волнения. – Но это было не совсем пение. Сначала у меня возникло чувство, будто я знаю, что сказал бы Мишра, а потом он сам стал говорить моими устами и Урза узнал его. Ксанча, я слышал Мишру, понимаешь?
Ксанча вздохнула.
– Сейчас, здесь, ты слышишь, как Камень слабости напевает тебе мысли Мишры?
Рат покачал головой.
– Нет, это происходит, только когда я смотрю в глаза Урзы или когда он смотрит в мои. – Ратип обхватил руками плечи и жалобно взглянул на девушку. – Это какое-то безумие. Даже не знаю, смогу ли я сохранить рассудок до того, как вернусь в Эфуан Пинкар.
– Я сохранила…
Ксанча с трудом перевела дух. Ее догадки подтвердились. Она нашла аватару Мишры.
– Мы говорили о тебе. Он постоянно твердил, что ты фирексийка и тебе нельзя доверять. Значит, ты неживая? А как же кровь? Тогда, в шаре?
– Кровь настоящая. Мою плоть не успели заменить металлом. Урза нашел и спас меня чуть больше трех тысяч лет назад. С тех пор мы вместе.
– И он все еще не доверяет тебе?
– Урза безумен… То, что он знает, и то, во что он верит, не всегда совпадает. К примеру, он считает, что когда-то я была ребенком, а затем фирексийцы украли меня и изменили мое тело в Храме Плоти.
– Ты бессмертна?
– Нет, – устало проговорила Ксанча и взглянула на вершины гор. Где-то там, далеко, в Базерате и Морверне, шла война, а Эфуан Пинкар разоряли шайки наемников и религиозных фанатиков. И повсюду были фирексийцы.
Ратип поднялся и, пройдясь по комнате, остановился возле девушки.
– Ты говоришь, что Урза безумен. А ты, Ксанча? Зачем ты притащила меня сюда?
– Да, он безумен… но только он может справиться с фирексийцами.
– Чего ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы ты заставил Урзу оторваться от своего стола и начать настоящую войну против Фирексии.
– Как я смогу это сделать? Когда рядом Камень слабости, я могу лишь передавать мысли и чувства Мишры…
– И что говорит Мишра?
– Мы с Урзой вспоминали прошлое. Он показал мне долину реки Кор на своем столе…
– Опять! – простонала Ксанча.
– Да… И знаешь, что я понял? Фирексийцы хотели убить Мишру и забрать Камень слабости. Камень хранил его жизнь, но не его рассудок. Мишра знал это. И он сам уничтожил свой разум. Это оказалось единственным выходом. А потом были только столетия забвения и ожидания, что Урза найдет и выслушает его.
– А теперь у Мишры появился ты…
– Отчасти.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, – зло проговорил Ратип, – что во всей вашей компании я один еще не сошел с ума! Шратты убили мою семью, Такта и Гарв отняли у меня свободу. Я думал, что потерял все, пока не встретил тебя. Теперь вы хотите лишить меня разума?! Вы хотите, чтобы я стал таким же мертвым, как ты, как Урза и Мишра? – Он почти кричал.
– Один год, Ратип, – тихо сказала Ксанча, – всего один год. Просто помоги мне вытащить Урзу из его прошлого, и я верну тебя в Эфуан Пинкар. Даю слово.
– Слово… что значит твое слово, если даже великий Урза не доверяет тебе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Не успела она накрыть крышкой жаркое, как на пороге ее комнаты появился Рат и воскликнул, потянув носом воздух:
– М-м, как вкусно пахнет! Я ужасно голоден. – Лицо юноши не было заспанным, но выглядел он на удивление бодро.
– Я вижу, ты жив! – отозвалась Ксанча, даже не обернувшись. Она не понимала, насколько сердита, пока не услышала звук своего голоса.
Выдержав паузу, Ратип подошел и коснулся ее.
– Что с тобой? Это из-за вчерашнего вечера? – серьезно спросил он.
Девушка раздраженно повела плечами, освобождаясь от его рук. Она не знала, за что злится на Ратипа. «Наверное, я просто устала».
Пока Ксанча возилась у полки с посудой и доставала деревянные плошки, юноша попытался приподнять крышку, но она оказалась слишком горячей, и Рат стал дуть на обожженные пальцы.
Равнодушно взглянув на него, Ксанча расставила тарелки на столе.
– Я накормлю тебя, но с завтрашнего дня готовь себе сам.
Ратип послушно уселся на табурет.
– О чем вы говорили? – поинтересовалась девушка, накладывая еду.
Рат не отрываясь следил за ее движениями и заговорил только после того, как отправил в рот первый кусок мяса.
– Ты была права. Там, в Эфуан Пинкаре, я не верил тебе, да и как я мог поверить в такое?! Урза, настоящий Урза Изобретатель! Герой древних сказаний!
Ксанча усмехнулась, глядя, как недавний раб жадно поглощает жаркое.
– Я понял это, как только увидел его… Ты не представляешь, какой ужас я испытал, когда осознал, кто передо мной стоит. Мне кажется, после такого меня уже ничто не испугает.
Девушка промолчала. В конце концов, она видела в этой жизни намного больше, чем этот самонадеянный эфуандец, и знала, что такое страх. Тем временем он продолжал:
– Я разговаривал с легендой! И я такая же легенда, Ксанча! Я Мишра, великий Мишра Разрушитель! И мы с Урзой собираемся исправить наши ошибки!
Ратип с жадностью запихивал в рот куски жареного мяса, а Ксанча, глядя на него, думала, что, хотя младший брат Урзы и прожил большую часть своей жизни среди полудиких племен фалладжи, он, должно быть, обладал более изысканными манерами, чем этот эфуандский мальчишка.
– Я Мишра, – бормотал Рат с набитым ртом. – О Авохир, Мишра…
Девушка слушала причитания новоявленного брата Урзы и чувствовала, как глухое раздражение поднимается к ее горлу. Быстро шагнув к столу, она схватила юношу за ворот рубахи и, вздернув его вверх, прижала к ближайшему столбу с такой силой, что с крыши посыпалась мокрая солома.
– Нет, не Мишра, – зашипела Ксанча прямо ему в лицо, – а Ратип, сын Мидеа, и, как только ты забудешь об этом, ты умрешь.
Глаза юноши округлились, а подбородок нервно затрясся.
– Я знаю, Ксанча, знаю, – пробормотал он.
Девушка отпустила ворот его рубахи и прислонилась к дверному косяку. Вся злость ее куда-то испарилась, а на ее место вновь пришла смертельная усталость.
– Я Ратип, сын Мидеа, рожденный в Пинкаре на шестой день после Праздника Урожая в шестой год правления Табарна. Но иногда я забываю, кто я… Особенно когда он смотрит на меня своими волшебными глазами. О них ничего не сказано ни в «Войнах древних времен», ни в воспоминаниях Джарсиля… – Рат задумался на секунду, будто что-то припоминая, а затем продолжал: – Когда-то давно отец показывал мне свиток, где говорилось, что Камень силы и Камень слабости спасли Урзу от смерти и стали его глазами. И отец, и я считали этот текст апокрифом…
– Но ты же сам вчера сказал, что слышишь пение Камня слабости… И угадал, что он слева.
– Слышал… Это не то слово… – Рат защелкал пальцами. – Пение звучало в моей голове, внутри меня…
– Внутри тебя? – переспросила Ксанча, недоверчиво взглянув на юношу.
– Да, да, именно внутри. – Голос юноши дрожал от волнения. – Но это было не совсем пение. Сначала у меня возникло чувство, будто я знаю, что сказал бы Мишра, а потом он сам стал говорить моими устами и Урза узнал его. Ксанча, я слышал Мишру, понимаешь?
Ксанча вздохнула.
– Сейчас, здесь, ты слышишь, как Камень слабости напевает тебе мысли Мишры?
Рат покачал головой.
– Нет, это происходит, только когда я смотрю в глаза Урзы или когда он смотрит в мои. – Ратип обхватил руками плечи и жалобно взглянул на девушку. – Это какое-то безумие. Даже не знаю, смогу ли я сохранить рассудок до того, как вернусь в Эфуан Пинкар.
– Я сохранила…
Ксанча с трудом перевела дух. Ее догадки подтвердились. Она нашла аватару Мишры.
– Мы говорили о тебе. Он постоянно твердил, что ты фирексийка и тебе нельзя доверять. Значит, ты неживая? А как же кровь? Тогда, в шаре?
– Кровь настоящая. Мою плоть не успели заменить металлом. Урза нашел и спас меня чуть больше трех тысяч лет назад. С тех пор мы вместе.
– И он все еще не доверяет тебе?
– Урза безумен… То, что он знает, и то, во что он верит, не всегда совпадает. К примеру, он считает, что когда-то я была ребенком, а затем фирексийцы украли меня и изменили мое тело в Храме Плоти.
– Ты бессмертна?
– Нет, – устало проговорила Ксанча и взглянула на вершины гор. Где-то там, далеко, в Базерате и Морверне, шла война, а Эфуан Пинкар разоряли шайки наемников и религиозных фанатиков. И повсюду были фирексийцы.
Ратип поднялся и, пройдясь по комнате, остановился возле девушки.
– Ты говоришь, что Урза безумен. А ты, Ксанча? Зачем ты притащила меня сюда?
– Да, он безумен… но только он может справиться с фирексийцами.
– Чего ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы ты заставил Урзу оторваться от своего стола и начать настоящую войну против Фирексии.
– Как я смогу это сделать? Когда рядом Камень слабости, я могу лишь передавать мысли и чувства Мишры…
– И что говорит Мишра?
– Мы с Урзой вспоминали прошлое. Он показал мне долину реки Кор на своем столе…
– Опять! – простонала Ксанча.
– Да… И знаешь, что я понял? Фирексийцы хотели убить Мишру и забрать Камень слабости. Камень хранил его жизнь, но не его рассудок. Мишра знал это. И он сам уничтожил свой разум. Это оказалось единственным выходом. А потом были только столетия забвения и ожидания, что Урза найдет и выслушает его.
– А теперь у Мишры появился ты…
– Отчасти.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, – зло проговорил Ратип, – что во всей вашей компании я один еще не сошел с ума! Шратты убили мою семью, Такта и Гарв отняли у меня свободу. Я думал, что потерял все, пока не встретил тебя. Теперь вы хотите лишить меня разума?! Вы хотите, чтобы я стал таким же мертвым, как ты, как Урза и Мишра? – Он почти кричал.
– Один год, Ратип, – тихо сказала Ксанча, – всего один год. Просто помоги мне вытащить Урзу из его прошлого, и я верну тебя в Эфуан Пинкар. Даю слово.
– Слово… что значит твое слово, если даже великий Урза не доверяет тебе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73