— воскликнул Хьюго.
Герцог удивленно взглянул на него.
— Что вы имеете в виду?
— Как раз то, что сказал. Вы что, совсем лишились рассудка, если совершаете такие действия, да еще в такое время?
— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите сейчас, — резко ответил герцог.
— Да, по-видимому, — со вздохом согласился Хьюго. — Вы, Себастьян, верно, забыли о том, что перед поездкой в Париж посвятили меня в свои дела и рассказали о настоящих причинах вашего визита во французскую столицу. Я обещал тогда во всем помогать вам, а сейчас уже проделал необходимую подготовку, которая тем или иным образом обязательно должна облегчить нам выполнение поставленной задачи. Сегодня вечером вы обедаете с графом де Верженом, министром иностранных дел.
Завтра в Версале дают бал, на который приглашены и вы.
Послезавтра вам обещана частная аудиенция у графа Кройтца, шведского министра. И это лишь малая часть тех приглашений, которые я устроил для вас. В следующие дни программа встреч будет более насыщенной. Как же вы можете в такой ситуации тратить свое время, рассеивать внимание на такие безделицы, которые к тому же грозят опасностью и открытым столкновением с кардиналом де Роганом?
— Не считаете ли вы, что я должен был оставить Аме да произвол судьбы? — сухо спросил герцог.
— Нет, ни в коей мере, — возразил ему Хьюго. — Коль вы заинтересованы в судьбе этого дитя, что для меня лично представляется совершенно очевидным, можно было бы отослать ее в Англию. Там она находилась бы в относительной безопасности и могла остаться в Мелине до тех пор, пока вы не вернулись бы домой и не решили, как наилучшим образом устроить будущее этой девушки.
Герцог вздохнул:
— Вы, Хьюго, в высшей степени рассудительный человек и столь же прозаичны, без малейшей искры воображения в своих замыслах.
— Воображение будет препятствовать выполнению действительно важнейшей миссии и заставит вместо этого участвовать в интриге, которая ничего, кроме вреда, вам не принесет. Буду считать ошибкой оказание даже минимальной помощи кому бы то ни было, да, до тех пор я буду оставаться прозаичным, — возразил герцогу Хьюго Уолтхем. — Но, ради бога, Себастьян, взвесьте все «за»и «против», оставьте эту дикую идею. Безусловно, Аме чрезвычайно мила, а это, по моему убеждению, является еще одной причиной, почему вам следует всеми путями избегать быть втянутым в ее дела. Предположим, что вас обвинят в насильственном похищении монахини из французского монастыря? Предположим также, что лично мне представляется весьма вероятным, что она, сама не зная того, является подставным лицом кардинала де Рогана? Как вы думаете, что будет сказано по поводу ваших действий? Вы, ваша светлость, являетесь обладателем известного и славного имени, — продолжал Хьюго, — в вашем положении при английском дворе несете огромную ответственность, пренебрегать которой недопустимо; кроме того, вы, о чем известно только вам и мне, являетесь доверенным лицом премьер-министра при французском дворе. Забыть обо всем этом было бы величайшей глупостью, Себастьян. Поэтому отошлите девушку в Англию и направьте все свои усилия на выполнение той задачи, которая действительно представляется важной.
— Мой дорогой рассудительный и непоколебимый Хьюго, как все правильно вы говорите сейчас, но я не собираюсь следовать вашим советам! Как часто я напоминал вам о том', что все попытки управлять моей волей и ограничивать мое поведение узкими рамками целесообразности обречены на безоговорочный провал. Я называл вас «моя совесть», но в этом случае, как, впрочем, и во многих других, я собираюсь поступать так, как считаю нужным.
— И очень прискорбно, — сухо заметил Хьюго, — но поскольку, как вы сами только что упомянули, я являюсь вашей совестью, то должен поговорить по этому поводу более подробно. Неужели вы действительно считаете, что девушке пойдет на пользу, если в свет ее вывезете именно вы, Себастьян? Вы заставляете меня говорить откровенно, Себастьян, для такой невинной девушки, как Аме, вы не можете служить ни защитником, ни кем-либо еще, как бы вы ни называли себя. Вы живете полной жизнью, — продолжал Хьюго Уолтхем. — Но это — ваша собственная жизнь, и вы вольны поступать так, как считаете нужным; только учтите, что вы, Себастьян, — человек с ужасной репутацией, и в немалой степени из-за своих связей с женщинами.
— Ну и что из этого? — вызывающе спросил герцог.
Хьюго прошелся по комнате и остановился у камина; постоял некоторое время, глядя на каминную решетку.
Затем, будто набравшись храбрости, он медленно проговорил:
— Мне нравится говорить о чем-либо, пока я абсолютно не буду уверен в правильности своих суждений, но у меня сложилось впечатление, что это дитя наверняка влюбится в вас.
Герцог рассмеялся:
— Мой дорогой Хьюго, но ведь это так очевидно Помните, что девушка находится в моем обществе с позавчерашней ночи. И я стал для нее первым мужчиной, с которым она осталась наедине, первым неженатым и подходящим мужчиной, которого она увидела в жизни.
Она влюбилась в меня буквально через десять минут после нашего неожиданного знакомства на парижской дороге. А чего же еще можно было ожидать от нее?
— Ну а вы? — спросил Хьюго.
— Это дерзкий вопрос, но исключительно из-за того, что искренне вас люблю, я вам все-таки отвечу на него.
Запомните, Хьюго, я никогда и никого в своей жизни не любил. Впрочем, нет, все это не совсем так. Много лет назад, когда я был еще совсем молод и простодушен, я влюбился в одну женщину редкой красоты, — признался герцог. — Но эта женщина не оправдала моих ожиданий, — продолжал его светлость. — Достаточно будет сказать, что мне стало ясно тогда — обожание и поклонение, которыми я окружил ее, оказались целиком и полностью неуместными. И тогда я поклялся себе, что больше не полюблю ни одной женщины на свете. С того момента все женщины стали игрушками для меня, приятно провести Время, отвлечься от более серьезных и трудных проблем, которые постоянно лежат на плечах каждого мужчины. Так что, Хьюго, по поводу меня можете совершенно не беспокоиться. Я не влюблюсь в какого-то найденыша из захолустного французского монастыря, точно так же, если это вас волнует, я не собираюсь соблазнять эту бедную невинную девушку, которая так нуждается в моей защите.
— Но тогда почему вы принимаете такое участие в ее судьбе? — не унимался Хьюго.
Герцог пожал плечами.
— Думается, единственным человеком, который мог бы ответить на ваш вопрос, является сама Аме, — ответил герцог. На губах его заиграла улыбка. — Она была чертовски настойчивой.
Глава 6
Кардинал де Роган зевнул, почувствовав себя непринужденно в собственной карете.
— Для того чтобы добраться до Версаля сегодня вечером, нам потребуется очень много времени, — заметил он, обратившись к своему спутнику и секретарю, монсеньору Рамонуде Карбоньере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Герцог удивленно взглянул на него.
— Что вы имеете в виду?
— Как раз то, что сказал. Вы что, совсем лишились рассудка, если совершаете такие действия, да еще в такое время?
— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите сейчас, — резко ответил герцог.
— Да, по-видимому, — со вздохом согласился Хьюго. — Вы, Себастьян, верно, забыли о том, что перед поездкой в Париж посвятили меня в свои дела и рассказали о настоящих причинах вашего визита во французскую столицу. Я обещал тогда во всем помогать вам, а сейчас уже проделал необходимую подготовку, которая тем или иным образом обязательно должна облегчить нам выполнение поставленной задачи. Сегодня вечером вы обедаете с графом де Верженом, министром иностранных дел.
Завтра в Версале дают бал, на который приглашены и вы.
Послезавтра вам обещана частная аудиенция у графа Кройтца, шведского министра. И это лишь малая часть тех приглашений, которые я устроил для вас. В следующие дни программа встреч будет более насыщенной. Как же вы можете в такой ситуации тратить свое время, рассеивать внимание на такие безделицы, которые к тому же грозят опасностью и открытым столкновением с кардиналом де Роганом?
— Не считаете ли вы, что я должен был оставить Аме да произвол судьбы? — сухо спросил герцог.
— Нет, ни в коей мере, — возразил ему Хьюго. — Коль вы заинтересованы в судьбе этого дитя, что для меня лично представляется совершенно очевидным, можно было бы отослать ее в Англию. Там она находилась бы в относительной безопасности и могла остаться в Мелине до тех пор, пока вы не вернулись бы домой и не решили, как наилучшим образом устроить будущее этой девушки.
Герцог вздохнул:
— Вы, Хьюго, в высшей степени рассудительный человек и столь же прозаичны, без малейшей искры воображения в своих замыслах.
— Воображение будет препятствовать выполнению действительно важнейшей миссии и заставит вместо этого участвовать в интриге, которая ничего, кроме вреда, вам не принесет. Буду считать ошибкой оказание даже минимальной помощи кому бы то ни было, да, до тех пор я буду оставаться прозаичным, — возразил герцогу Хьюго Уолтхем. — Но, ради бога, Себастьян, взвесьте все «за»и «против», оставьте эту дикую идею. Безусловно, Аме чрезвычайно мила, а это, по моему убеждению, является еще одной причиной, почему вам следует всеми путями избегать быть втянутым в ее дела. Предположим, что вас обвинят в насильственном похищении монахини из французского монастыря? Предположим также, что лично мне представляется весьма вероятным, что она, сама не зная того, является подставным лицом кардинала де Рогана? Как вы думаете, что будет сказано по поводу ваших действий? Вы, ваша светлость, являетесь обладателем известного и славного имени, — продолжал Хьюго, — в вашем положении при английском дворе несете огромную ответственность, пренебрегать которой недопустимо; кроме того, вы, о чем известно только вам и мне, являетесь доверенным лицом премьер-министра при французском дворе. Забыть обо всем этом было бы величайшей глупостью, Себастьян. Поэтому отошлите девушку в Англию и направьте все свои усилия на выполнение той задачи, которая действительно представляется важной.
— Мой дорогой рассудительный и непоколебимый Хьюго, как все правильно вы говорите сейчас, но я не собираюсь следовать вашим советам! Как часто я напоминал вам о том', что все попытки управлять моей волей и ограничивать мое поведение узкими рамками целесообразности обречены на безоговорочный провал. Я называл вас «моя совесть», но в этом случае, как, впрочем, и во многих других, я собираюсь поступать так, как считаю нужным.
— И очень прискорбно, — сухо заметил Хьюго, — но поскольку, как вы сами только что упомянули, я являюсь вашей совестью, то должен поговорить по этому поводу более подробно. Неужели вы действительно считаете, что девушке пойдет на пользу, если в свет ее вывезете именно вы, Себастьян? Вы заставляете меня говорить откровенно, Себастьян, для такой невинной девушки, как Аме, вы не можете служить ни защитником, ни кем-либо еще, как бы вы ни называли себя. Вы живете полной жизнью, — продолжал Хьюго Уолтхем. — Но это — ваша собственная жизнь, и вы вольны поступать так, как считаете нужным; только учтите, что вы, Себастьян, — человек с ужасной репутацией, и в немалой степени из-за своих связей с женщинами.
— Ну и что из этого? — вызывающе спросил герцог.
Хьюго прошелся по комнате и остановился у камина; постоял некоторое время, глядя на каминную решетку.
Затем, будто набравшись храбрости, он медленно проговорил:
— Мне нравится говорить о чем-либо, пока я абсолютно не буду уверен в правильности своих суждений, но у меня сложилось впечатление, что это дитя наверняка влюбится в вас.
Герцог рассмеялся:
— Мой дорогой Хьюго, но ведь это так очевидно Помните, что девушка находится в моем обществе с позавчерашней ночи. И я стал для нее первым мужчиной, с которым она осталась наедине, первым неженатым и подходящим мужчиной, которого она увидела в жизни.
Она влюбилась в меня буквально через десять минут после нашего неожиданного знакомства на парижской дороге. А чего же еще можно было ожидать от нее?
— Ну а вы? — спросил Хьюго.
— Это дерзкий вопрос, но исключительно из-за того, что искренне вас люблю, я вам все-таки отвечу на него.
Запомните, Хьюго, я никогда и никого в своей жизни не любил. Впрочем, нет, все это не совсем так. Много лет назад, когда я был еще совсем молод и простодушен, я влюбился в одну женщину редкой красоты, — признался герцог. — Но эта женщина не оправдала моих ожиданий, — продолжал его светлость. — Достаточно будет сказать, что мне стало ясно тогда — обожание и поклонение, которыми я окружил ее, оказались целиком и полностью неуместными. И тогда я поклялся себе, что больше не полюблю ни одной женщины на свете. С того момента все женщины стали игрушками для меня, приятно провести Время, отвлечься от более серьезных и трудных проблем, которые постоянно лежат на плечах каждого мужчины. Так что, Хьюго, по поводу меня можете совершенно не беспокоиться. Я не влюблюсь в какого-то найденыша из захолустного французского монастыря, точно так же, если это вас волнует, я не собираюсь соблазнять эту бедную невинную девушку, которая так нуждается в моей защите.
— Но тогда почему вы принимаете такое участие в ее судьбе? — не унимался Хьюго.
Герцог пожал плечами.
— Думается, единственным человеком, который мог бы ответить на ваш вопрос, является сама Аме, — ответил герцог. На губах его заиграла улыбка. — Она была чертовски настойчивой.
Глава 6
Кардинал де Роган зевнул, почувствовав себя непринужденно в собственной карете.
— Для того чтобы добраться до Версаля сегодня вечером, нам потребуется очень много времени, — заметил он, обратившись к своему спутнику и секретарю, монсеньору Рамонуде Карбоньере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92