– Слушай, мы можем договориться, чтобы обрезание нам не делали. Тебе хотелось бы стать обрезанным? Мне не улыбается, привык по-христиански.
– Болтун! – отмахнулся Володя.
Значит, Лена посмела приписать мужу собственные грехи? Подлость за подлостью! Надо же быть таким идиотом! Двадцать лет хранить верность! И кому? Да у них на завод из пяти институтов студентки на практику приходят.
А когда в НИИ работал? Там восемьдесят процентов – женщины. Осел рогатый! Неизвестный науке зверь – лысый осел рогатый!
Нет, напрасно он тогда ее не побил. Ничего, на Иванове отыграется, на ее Пупсике.
"Если Ленка проговорится о моих намеках, – думал Гена, – прощай наша дружба.
Сколько раз убеждался: как только бабы вмешиваются в мужские отношения – все, пиши пропало. Надо их в клетках держать. Нет, лучше в гареме".
– Володь, как насчет мечети? – спросил он.
– Мечи, – кивнул Володя, решив, что речь идет о покере.
В шахматы они тоже играли, но больше в карты на мытье посуды.
На следующий день Володя получил список, выполненный Зоей Михайловной с бюрократической аккуратностью. Лист разбит на графы. В первой стоял порядковый номер (всего семнадцать), во второй фамилия, имя, отчество, затем следовал год рождения, адрес и телефон, образование и место работы, в последней графе указывалось изобретение и отмечалось, выдано авторское свидетельство или нет.
Признано было только открытие некоего Иванова Сидора Ивановича из деревни Притулки Саратовской области. Он предложил смешивать свиные фекалии с двадцатью шестью другими ингредиентами, чтобы получить удобрение, заменяющее коровий навоз. Этого агронома Володя исключил, как иногороднего. По той же причине еще пятерых. Потом вычеркнул всех, кому перевалило за семьдесят, и гениального шестнадцатилетнего подростка с пятью изобретениями. Володе не пришло в голову, какая издевка таилась в том, что Зоя Михайловна включила в список стариков и детей. Он кипел ненавистью, и накачанные мышцы звали в бой.
В списке оставалось пять соискателей его ненависти. В тот роковой вечер Иванова выкрикивала имя мужа, но Володя запомнил только «Пупсик». Один из пятерых. Пупсик, скоро превратится в навоз без добавления посторонних ингредиентов.
Володя бросился в Кузьминки, по первому адресу в списке.
Дверь ему открыла старушка в платочке.
– Ивановы здесь живут? – спросил Володя.
– Здеся, – испуганно кивнула старушка.
– Где он?
– Дак кто?
– Иванов! – рявкнул Володя и напряг мышцы рук.
– Картошку копает. Тут недалеко, у окружной дороги участок захватили. Я им говорила – арестуют. У нас в колхозе за такое…
– Фотографию давайте!
– Сашкину?
– Нет, его жены. Быстро!
Володя рванулся в квартиру вслед за бабулей. Она дрожащими руками перелистывала семейный альбом.
– Вот она, Любонька, на коммунистическом субботнике.
Миловидная худенькая женщина никак не походила на ту Иванову.
– Это не она, – пробормотал Володя.
– Истинно она, только помоложе. Хотите, паспорт покажу?
– Не надо паспорта.
«Как, однако, просто нашим грабителям», – подумал он.
– Бабуля, зачем вы дверь открываете незнакомым и в дом пускаете? – попенял Володя.
– Да ты орешь, милый. Раз орешь – значит, милиция или власть. Что с Сашкой-то?
– Все в порядке, картошку копает. Никто у него участок не отберет, не волнуйтесь. Всю Москву опахали – у всех не отберешь. Властям это только выгодно – народ ковыряется на зараженных почвах, а они дачи гектарные в экологически чистых местах строят.
– Не понимаю я этого. Сам-то зачем пришел?
– Думал, ваш Сашка с моей женой блудит, – неожиданно признался Володя.
С каждой невольной исповедью ему становилось все проще признаваться в позоре. Так дело пойдет – начнет письма в газеты писать о своей горькой судьбине.
– Ой, ошибся, милый! – сказала бабуля. – Сашка в свободное время крестьянские машины мастерит. Как тебя зовут? Володя. А меня Зинаида Тихоновна. Слышь, чайник свистит? Не попьешь со мной чайку, с вареньем малиновым? Уважь, посиди со мной. Я тут одичала в городе. Один телевизор с утра до вечера, а в нем сплошь срамота.
– С Окружной ягодки?
– Зачем? Из деревни присланные. Мы им сахар на поезде с проводниками отправляем, а они нам варенье.
– Дорого проводники берут?
– Ягодами и берут.
– Найду этого Иванова, – говорил Володя, потягивая жидкий чай, – хоть одну руку, но сломаю. Тренируюсь ежедневно. Правда, мужики говорят, минимум два месяца надо, чтобы мышцы накачать и, следовательно, кинетическую энергию увеличить. А если кастет в перчатку спрятать? Сила удара равна…
Володя опомнился: говорит сам с собой, Зинаида Тихоновна его решительно не понимает.
– И пусть Иванов, – подвел итог Володя, – хоть убьет меня, хоть по носу…
– За что жена разлюбила-то тебя? – сокрушалась старушка. – Мужчина ты видный, интересный. Может, недостаток в тебе какой есть? Или скрываешь? Вот у нас Ермолай Матвеевич был. Все его жене завидовали.
Каждую копейку в дом, хозяйство исключительное, на хлебном месте трудился счетоводом, не пил, слова грязного не говорил. А жена взяла да и повесилась! На чердаке, на крюке, где окорока вялят. Довел мироед! Песню слышал? Двадцать раз на день по телевизору поют: спроси себя, спроси себя… Вот ты и спроси себя!
– Спрашивал, думал, – разоткровенничался Володя. – Ничего в голову не идет, только лысина.
– Чего? – переспросила Зинаида Тихоновна.
– Лысею я. Десяток средств перепробовал – ничего не помогает. Наверное, надо уколы витаминов под кожу в голову делать.
– Страсть какая, – махнула рукой Зинаида Тихоновна. – Я тебе вот что расскажу. Перед войной еще было. Завелся у наших котов деревенских лишай. Ну мы, детишки, его, ясное дело, тоже подхватили. Всех кошек родители потопили, а нас так лечили. Намажут голову клеем столярным, сверху тряпицей обмотают, потом опять клей и опять тряпочкой, пока шапочка не получится, вроде тех, что на плавающих в бассейне.
Ходили в этой шапочке несколько дней. Чешется – страсть. Подойдешь к стенке и головой бьешься, так свербит. Потом отдирают эти тряпицы, прямо с волосиками. Что не выдралось – выщипывают. Крик стоял по всей деревне.
– Из арсенала фельдшера Кикнадзе, – усмехнулся Володя.
– Что ты говоришь? Это самый наш народный способ. Так вот, дядька у меня был лысый, как бабье колено. Его тоже лишай стригущий захватил, ну и его намазали. А когда отдирали шапочку-то, он так матерился, что нас, детей, со двора прогнали. И что ты думаешь? Полезли у него потом волосья что проволока – густые, крепкие. Все диву давались.
Володя попрощался с Зинаидой Тихоновной, еще раз извинился и посоветовал не открывать дверь кому попало.
Нет, вваливаться в чужие квартиры – не метод. Нужно придумать, как вычислить изобретателя-греховодника Иванова, не нарушая покоя мирных граждан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Болтун! – отмахнулся Володя.
Значит, Лена посмела приписать мужу собственные грехи? Подлость за подлостью! Надо же быть таким идиотом! Двадцать лет хранить верность! И кому? Да у них на завод из пяти институтов студентки на практику приходят.
А когда в НИИ работал? Там восемьдесят процентов – женщины. Осел рогатый! Неизвестный науке зверь – лысый осел рогатый!
Нет, напрасно он тогда ее не побил. Ничего, на Иванове отыграется, на ее Пупсике.
"Если Ленка проговорится о моих намеках, – думал Гена, – прощай наша дружба.
Сколько раз убеждался: как только бабы вмешиваются в мужские отношения – все, пиши пропало. Надо их в клетках держать. Нет, лучше в гареме".
– Володь, как насчет мечети? – спросил он.
– Мечи, – кивнул Володя, решив, что речь идет о покере.
В шахматы они тоже играли, но больше в карты на мытье посуды.
На следующий день Володя получил список, выполненный Зоей Михайловной с бюрократической аккуратностью. Лист разбит на графы. В первой стоял порядковый номер (всего семнадцать), во второй фамилия, имя, отчество, затем следовал год рождения, адрес и телефон, образование и место работы, в последней графе указывалось изобретение и отмечалось, выдано авторское свидетельство или нет.
Признано было только открытие некоего Иванова Сидора Ивановича из деревни Притулки Саратовской области. Он предложил смешивать свиные фекалии с двадцатью шестью другими ингредиентами, чтобы получить удобрение, заменяющее коровий навоз. Этого агронома Володя исключил, как иногороднего. По той же причине еще пятерых. Потом вычеркнул всех, кому перевалило за семьдесят, и гениального шестнадцатилетнего подростка с пятью изобретениями. Володе не пришло в голову, какая издевка таилась в том, что Зоя Михайловна включила в список стариков и детей. Он кипел ненавистью, и накачанные мышцы звали в бой.
В списке оставалось пять соискателей его ненависти. В тот роковой вечер Иванова выкрикивала имя мужа, но Володя запомнил только «Пупсик». Один из пятерых. Пупсик, скоро превратится в навоз без добавления посторонних ингредиентов.
Володя бросился в Кузьминки, по первому адресу в списке.
Дверь ему открыла старушка в платочке.
– Ивановы здесь живут? – спросил Володя.
– Здеся, – испуганно кивнула старушка.
– Где он?
– Дак кто?
– Иванов! – рявкнул Володя и напряг мышцы рук.
– Картошку копает. Тут недалеко, у окружной дороги участок захватили. Я им говорила – арестуют. У нас в колхозе за такое…
– Фотографию давайте!
– Сашкину?
– Нет, его жены. Быстро!
Володя рванулся в квартиру вслед за бабулей. Она дрожащими руками перелистывала семейный альбом.
– Вот она, Любонька, на коммунистическом субботнике.
Миловидная худенькая женщина никак не походила на ту Иванову.
– Это не она, – пробормотал Володя.
– Истинно она, только помоложе. Хотите, паспорт покажу?
– Не надо паспорта.
«Как, однако, просто нашим грабителям», – подумал он.
– Бабуля, зачем вы дверь открываете незнакомым и в дом пускаете? – попенял Володя.
– Да ты орешь, милый. Раз орешь – значит, милиция или власть. Что с Сашкой-то?
– Все в порядке, картошку копает. Никто у него участок не отберет, не волнуйтесь. Всю Москву опахали – у всех не отберешь. Властям это только выгодно – народ ковыряется на зараженных почвах, а они дачи гектарные в экологически чистых местах строят.
– Не понимаю я этого. Сам-то зачем пришел?
– Думал, ваш Сашка с моей женой блудит, – неожиданно признался Володя.
С каждой невольной исповедью ему становилось все проще признаваться в позоре. Так дело пойдет – начнет письма в газеты писать о своей горькой судьбине.
– Ой, ошибся, милый! – сказала бабуля. – Сашка в свободное время крестьянские машины мастерит. Как тебя зовут? Володя. А меня Зинаида Тихоновна. Слышь, чайник свистит? Не попьешь со мной чайку, с вареньем малиновым? Уважь, посиди со мной. Я тут одичала в городе. Один телевизор с утра до вечера, а в нем сплошь срамота.
– С Окружной ягодки?
– Зачем? Из деревни присланные. Мы им сахар на поезде с проводниками отправляем, а они нам варенье.
– Дорого проводники берут?
– Ягодами и берут.
– Найду этого Иванова, – говорил Володя, потягивая жидкий чай, – хоть одну руку, но сломаю. Тренируюсь ежедневно. Правда, мужики говорят, минимум два месяца надо, чтобы мышцы накачать и, следовательно, кинетическую энергию увеличить. А если кастет в перчатку спрятать? Сила удара равна…
Володя опомнился: говорит сам с собой, Зинаида Тихоновна его решительно не понимает.
– И пусть Иванов, – подвел итог Володя, – хоть убьет меня, хоть по носу…
– За что жена разлюбила-то тебя? – сокрушалась старушка. – Мужчина ты видный, интересный. Может, недостаток в тебе какой есть? Или скрываешь? Вот у нас Ермолай Матвеевич был. Все его жене завидовали.
Каждую копейку в дом, хозяйство исключительное, на хлебном месте трудился счетоводом, не пил, слова грязного не говорил. А жена взяла да и повесилась! На чердаке, на крюке, где окорока вялят. Довел мироед! Песню слышал? Двадцать раз на день по телевизору поют: спроси себя, спроси себя… Вот ты и спроси себя!
– Спрашивал, думал, – разоткровенничался Володя. – Ничего в голову не идет, только лысина.
– Чего? – переспросила Зинаида Тихоновна.
– Лысею я. Десяток средств перепробовал – ничего не помогает. Наверное, надо уколы витаминов под кожу в голову делать.
– Страсть какая, – махнула рукой Зинаида Тихоновна. – Я тебе вот что расскажу. Перед войной еще было. Завелся у наших котов деревенских лишай. Ну мы, детишки, его, ясное дело, тоже подхватили. Всех кошек родители потопили, а нас так лечили. Намажут голову клеем столярным, сверху тряпицей обмотают, потом опять клей и опять тряпочкой, пока шапочка не получится, вроде тех, что на плавающих в бассейне.
Ходили в этой шапочке несколько дней. Чешется – страсть. Подойдешь к стенке и головой бьешься, так свербит. Потом отдирают эти тряпицы, прямо с волосиками. Что не выдралось – выщипывают. Крик стоял по всей деревне.
– Из арсенала фельдшера Кикнадзе, – усмехнулся Володя.
– Что ты говоришь? Это самый наш народный способ. Так вот, дядька у меня был лысый, как бабье колено. Его тоже лишай стригущий захватил, ну и его намазали. А когда отдирали шапочку-то, он так матерился, что нас, детей, со двора прогнали. И что ты думаешь? Полезли у него потом волосья что проволока – густые, крепкие. Все диву давались.
Володя попрощался с Зинаидой Тихоновной, еще раз извинился и посоветовал не открывать дверь кому попало.
Нет, вваливаться в чужие квартиры – не метод. Нужно придумать, как вычислить изобретателя-греховодника Иванова, не нарушая покоя мирных граждан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50