А? Ханжа, лицемер несчастный! Уриа Гипп [7]! Ну а как насчет твоих идеалов? Как насчет них, скромный молодой человек строгих правил? А?
Тоби был не просто потрясен. Он безмерно удивился. Близоруко моргая, в точности как его мать, он уставился на Еву.
— Это же совсем другое дело, — возразил он недовольно, как взрослый, растолковывающий очевидные понятия несообразительному ребенку.
— Вот как?
— Да, вот так.
— Почему же?
Тоби весь напрягся, будто с него потребовали объяснить законы солнечной системы или рассказать о строении вселенной с помощью десяти односложных слов.
— Ева, милая! У мужчины могут быть… ну, порывы.
— Ну а у женщины, по-твоему, их не может быть?
— О! — взвился Тоби. — Значит, ты сознаешься?
— В чем?
— Что снова связалась с этим гнусным Этвудом?
— Я ничего подобного не говорила. Я сказала только, что у женщины…
— Ах, нет, — и Тоби покачал головой с видом существа, наделенного непогрешимой мудростью богов. — Только не у порядочной женщины. Между мужчиной и женщиной есть разница. Женщина, поддающаяся порывам, уже не леди, и она недостойна того, чтоб ее боготворили. Потому-то ты меня и удивляешь, Ева. И хочешь начистоту, Ева? Я ни за что не позволю себе тебя оскорбить. Ты сама знаешь. Но я не могу не высказать всего, что у меня на душе, понимаешь? И мне кажется, я сегодня увидел тебя в новом свете. Мне кажется…
Ева его не перебивала.
Она равнодушно отметила в уме, что он стоит слишком близко к огню; что серая ткань костюма на брюках вот-вот займется; что еще секунда, и Тоби вспыхнет ярким пламенем. Но эта перспектива как-то мало ее огорчала.
И тут, постучавшись, в комнату вбежала мадемуазель Прю и с извиняющимся и озабоченным выражением лица бросилась к столу.
— Я — я за нитками, — объяснила она, — тут у меня был еще моток. — Мадемуазель Прю принялась рыться в корзинке с шитьем, и в ту же секунду Тоби подпрыгнул как ужаленный, к немалому торжеству Евы. Ему обожгло ляжки.
— Милый Тоби, — сказала мадемуазель Прю, — и вы, мадам. Может быть, можно не так громко? У нас тут живут все люди порядочные, и мы не любим беспокоить соседей.
— А мы кричали?
— Очень громко. Слов я не разобрала, я не понимаю по-английски. Но, наверное, это что-то нехорошее. — Она нашла моток красных ниток и подняла поближе к лампе. — Надеюсь, вы спорите не насчет… насчет возмещения?
— Почему же, — сказала Ева.
— Мадам…
— Я не хочу откупать у вас вашего любовника, — сказала Ева, отчего Тоби потерял последние остатки самообладания. Надо отдать справедливость Тоби, такая постановка вопроса злила его не меньше, чем Еву.
— Но я могу предложить вам следующее, — продолжала дочь старого Джо Нила.
— Я дам вам двойное возмещение, если вы убедите свою сестру Ивету, чтоб она созналась полиции, что заперла дверь у меня под носом в ту ночь, когда убили сэра Мориса Лоуза.
Прю слегка побледнела, отчего розовые губки и глазки в темных ресницах стали только выигрышней.
— Я не отвечаю за сестру, не знаю, что она там делает.
— Вы не знаете, например, что она подводит меня под арест? Может быть, в надежде, что тогда мосье Лоуз женится на вас?
— Мадам! — вскричала Прю.
Нет, подумала Ева, она и правда ничего не знала.
— Насчет ареста ты не беспокойся, — вмешался Тоби. — Они так, пугают. Они на это не пойдут.
— Ты думаешь? Да они только что явились ко мне в дом целой оравой тащить меня в тюрьму, я насилу убежала от них сюда.
Тоби дернул себя за воротник. Хоть Ева сказала последнюю фразу по-английски, перепуганная Прю, без сомнения, уловила ее смысл. Она проверила еще один моток ниток и бросила на стол.
— И они могут явиться сюда?
— Не удивлюсь, — ответила Ева.
Прю дрожащими руками рылась в корзинке с шитьем, выуживала оттуда разные разности и, тупо оглядев, бросала на стол. Мотки ниток. Булавки. Ножницы. За ними непостижимым образом последовали рожок для туфель, свернутый сантиметр и сетка для волос, зацепившаяся за колечко.
— Я знала, — сказала Ева, — что ваша сестра на чем-то помешана. Но не догадывалась, что на вас.
— Мерси, мадам!
— Но дело не выгорит. Номер не пройдет. Мосье Лоуз не собирается на вас жениться, как он, наверное, и сам вам уже говорил. А моей жизни грозит серьезная опасность, и ваша сестра может меня выручить.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Ивета считает меня дурочкой. Она мне ничего не рассказывает.
— Прошу вас! — взмолилась Ева. — Ваша сестра прекрасно знает, что было той ночью. Она может подтвердить, что мосье Этвуд все время находился у меня в комнате. Если ему не поверят, ей-то поверят. Если она мечтает о моем аресте только из-за вас, тогда, конечно.
Тут Ева осеклась и, пораженная, вскочила со стула. Прю выпростала уже почти всю корзинку. Последнее, что она презрительно швырнула на мотки и булавки, могло быть дешевой побрякушкой. Или это была отнюдь не дешевая побрякушка. Мелкие граненые прозрачные камешки, перемежающиеся с мелкими голубыми камнями, оправленные в металл филигранной работы старинного рисунка, составляли ожерелье. Когда оно змейкой свернулось на столе, холодный свет лампы побежал по камешкам, и они вспыхнули и замигали.
— Откуда, — спросила Ева, — вы это взяли?
Прю вздернула бровки.
— Это? Да это же дешевка, мадам.
— Дешевка?
— Ну да, мадам.
— Бриллианты и бирюза, — Ева взяла ожерелье за один конец, и оно зазмеилось под лампой. — Это ожерелье мадам де Ламбаль! Или я совсем сошла с ума, или я недавно видела его в коллекции сэра Мориса Лоуза. В горке сразу налево от двери, как войдешь в кабинет.
— Бриллианты и бирюза? Ошибаетесь, мадам, — не без горечи проговорила Прю.
— Не верите? Ладно! Можете зайти в лавку мосье Вейля тут рядом, и пусть он вам его оценит.
— Да, — как-то странно спросил Тоби. — Где же ты его взяла, малышка?
Прю переводила взгляд с Тоби на Еву.
— Может, я и правда такая дура, как считает моя сестра, — самоуверенный лобик наморщился, — наверное, зря я все это затеяла. Господи, да сестра убьет меня, если я дала маху! Вы хотите меня запутать. Я вам не верю. Больше я не отвечаю на ваши вопросы, слышите? Я… Я сейчас позвоню сестре.
Бросив им в лицо эту страшную угрозу, Прю выскочила из комнаты, так что они и ахнуть не успели. Они услыхали дробный стук ее каблучков по лестнице. Ева бросила ожерелье на стол.
— Ты ей подарил его, Тоби?
— О, черт, нет!
— Точно?
— Еще бы! К тому же, — добавил Тоби, вдруг повернувшись к ней спиной так, что его лицо теперь смотрело на нее из зеркала, — то ожерелье осталось на своем месте.
— Да…?
— Оно как лежало, так и лежит за стеклом в горке направо от двери. По крайней мере, час назад, когда я уходил из дому, оно там лежало. Я помню, Дженис еще мне про него говорила.
— Тоби, — спросила Ева, — на ком были те коричневые перчатки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Тоби был не просто потрясен. Он безмерно удивился. Близоруко моргая, в точности как его мать, он уставился на Еву.
— Это же совсем другое дело, — возразил он недовольно, как взрослый, растолковывающий очевидные понятия несообразительному ребенку.
— Вот как?
— Да, вот так.
— Почему же?
Тоби весь напрягся, будто с него потребовали объяснить законы солнечной системы или рассказать о строении вселенной с помощью десяти односложных слов.
— Ева, милая! У мужчины могут быть… ну, порывы.
— Ну а у женщины, по-твоему, их не может быть?
— О! — взвился Тоби. — Значит, ты сознаешься?
— В чем?
— Что снова связалась с этим гнусным Этвудом?
— Я ничего подобного не говорила. Я сказала только, что у женщины…
— Ах, нет, — и Тоби покачал головой с видом существа, наделенного непогрешимой мудростью богов. — Только не у порядочной женщины. Между мужчиной и женщиной есть разница. Женщина, поддающаяся порывам, уже не леди, и она недостойна того, чтоб ее боготворили. Потому-то ты меня и удивляешь, Ева. И хочешь начистоту, Ева? Я ни за что не позволю себе тебя оскорбить. Ты сама знаешь. Но я не могу не высказать всего, что у меня на душе, понимаешь? И мне кажется, я сегодня увидел тебя в новом свете. Мне кажется…
Ева его не перебивала.
Она равнодушно отметила в уме, что он стоит слишком близко к огню; что серая ткань костюма на брюках вот-вот займется; что еще секунда, и Тоби вспыхнет ярким пламенем. Но эта перспектива как-то мало ее огорчала.
И тут, постучавшись, в комнату вбежала мадемуазель Прю и с извиняющимся и озабоченным выражением лица бросилась к столу.
— Я — я за нитками, — объяснила она, — тут у меня был еще моток. — Мадемуазель Прю принялась рыться в корзинке с шитьем, и в ту же секунду Тоби подпрыгнул как ужаленный, к немалому торжеству Евы. Ему обожгло ляжки.
— Милый Тоби, — сказала мадемуазель Прю, — и вы, мадам. Может быть, можно не так громко? У нас тут живут все люди порядочные, и мы не любим беспокоить соседей.
— А мы кричали?
— Очень громко. Слов я не разобрала, я не понимаю по-английски. Но, наверное, это что-то нехорошее. — Она нашла моток красных ниток и подняла поближе к лампе. — Надеюсь, вы спорите не насчет… насчет возмещения?
— Почему же, — сказала Ева.
— Мадам…
— Я не хочу откупать у вас вашего любовника, — сказала Ева, отчего Тоби потерял последние остатки самообладания. Надо отдать справедливость Тоби, такая постановка вопроса злила его не меньше, чем Еву.
— Но я могу предложить вам следующее, — продолжала дочь старого Джо Нила.
— Я дам вам двойное возмещение, если вы убедите свою сестру Ивету, чтоб она созналась полиции, что заперла дверь у меня под носом в ту ночь, когда убили сэра Мориса Лоуза.
Прю слегка побледнела, отчего розовые губки и глазки в темных ресницах стали только выигрышней.
— Я не отвечаю за сестру, не знаю, что она там делает.
— Вы не знаете, например, что она подводит меня под арест? Может быть, в надежде, что тогда мосье Лоуз женится на вас?
— Мадам! — вскричала Прю.
Нет, подумала Ева, она и правда ничего не знала.
— Насчет ареста ты не беспокойся, — вмешался Тоби. — Они так, пугают. Они на это не пойдут.
— Ты думаешь? Да они только что явились ко мне в дом целой оравой тащить меня в тюрьму, я насилу убежала от них сюда.
Тоби дернул себя за воротник. Хоть Ева сказала последнюю фразу по-английски, перепуганная Прю, без сомнения, уловила ее смысл. Она проверила еще один моток ниток и бросила на стол.
— И они могут явиться сюда?
— Не удивлюсь, — ответила Ева.
Прю дрожащими руками рылась в корзинке с шитьем, выуживала оттуда разные разности и, тупо оглядев, бросала на стол. Мотки ниток. Булавки. Ножницы. За ними непостижимым образом последовали рожок для туфель, свернутый сантиметр и сетка для волос, зацепившаяся за колечко.
— Я знала, — сказала Ева, — что ваша сестра на чем-то помешана. Но не догадывалась, что на вас.
— Мерси, мадам!
— Но дело не выгорит. Номер не пройдет. Мосье Лоуз не собирается на вас жениться, как он, наверное, и сам вам уже говорил. А моей жизни грозит серьезная опасность, и ваша сестра может меня выручить.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Ивета считает меня дурочкой. Она мне ничего не рассказывает.
— Прошу вас! — взмолилась Ева. — Ваша сестра прекрасно знает, что было той ночью. Она может подтвердить, что мосье Этвуд все время находился у меня в комнате. Если ему не поверят, ей-то поверят. Если она мечтает о моем аресте только из-за вас, тогда, конечно.
Тут Ева осеклась и, пораженная, вскочила со стула. Прю выпростала уже почти всю корзинку. Последнее, что она презрительно швырнула на мотки и булавки, могло быть дешевой побрякушкой. Или это была отнюдь не дешевая побрякушка. Мелкие граненые прозрачные камешки, перемежающиеся с мелкими голубыми камнями, оправленные в металл филигранной работы старинного рисунка, составляли ожерелье. Когда оно змейкой свернулось на столе, холодный свет лампы побежал по камешкам, и они вспыхнули и замигали.
— Откуда, — спросила Ева, — вы это взяли?
Прю вздернула бровки.
— Это? Да это же дешевка, мадам.
— Дешевка?
— Ну да, мадам.
— Бриллианты и бирюза, — Ева взяла ожерелье за один конец, и оно зазмеилось под лампой. — Это ожерелье мадам де Ламбаль! Или я совсем сошла с ума, или я недавно видела его в коллекции сэра Мориса Лоуза. В горке сразу налево от двери, как войдешь в кабинет.
— Бриллианты и бирюза? Ошибаетесь, мадам, — не без горечи проговорила Прю.
— Не верите? Ладно! Можете зайти в лавку мосье Вейля тут рядом, и пусть он вам его оценит.
— Да, — как-то странно спросил Тоби. — Где же ты его взяла, малышка?
Прю переводила взгляд с Тоби на Еву.
— Может, я и правда такая дура, как считает моя сестра, — самоуверенный лобик наморщился, — наверное, зря я все это затеяла. Господи, да сестра убьет меня, если я дала маху! Вы хотите меня запутать. Я вам не верю. Больше я не отвечаю на ваши вопросы, слышите? Я… Я сейчас позвоню сестре.
Бросив им в лицо эту страшную угрозу, Прю выскочила из комнаты, так что они и ахнуть не успели. Они услыхали дробный стук ее каблучков по лестнице. Ева бросила ожерелье на стол.
— Ты ей подарил его, Тоби?
— О, черт, нет!
— Точно?
— Еще бы! К тому же, — добавил Тоби, вдруг повернувшись к ней спиной так, что его лицо теперь смотрело на нее из зеркала, — то ожерелье осталось на своем месте.
— Да…?
— Оно как лежало, так и лежит за стеклом в горке направо от двери. По крайней мере, час назад, когда я уходил из дому, оно там лежало. Я помню, Дженис еще мне про него говорила.
— Тоби, — спросила Ева, — на ком были те коричневые перчатки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46