— Всем жутковато, — отозвался Кларенс Трэверс. — Но, как говорится, кто не рискует, тот не выигрывает. Что поделаешь?
— Да ни черта тут не поделаешь, — вздохнула жена. — Сворачивай на эту проклятую магистраль.
— Погоди.
Кларенс Трэверс направлялся к маленькому, можно сказать крохотному, поселку, неожиданно возникшему близ прозрачной воды, под сенью гигантских деревьев: с десяток обшитых замшелыми досками, давно не крашенных домиков. На каждом крыльце раскачивалось от ветра пустое кресло-качалка; на травяном ковре, в прохладе полуденной тени, дремали собаки; у дороги стояла бакалейная лавка с видавшей виды бензоколонкой.
Они подъехали ближе, вышли из машины и, не веря своим глазам, тоже замерли среди этой неподвижности, как восковые фигуры.
Дверь бакалейной лавки со скрипом отворилась; оттуда появился старик, который поморгал глазами и спросил:
— Вы как сюда попали — неужто по старой дороге?
Под укоризненным взглядом жены Кларенс Трэверс почувствовал себя неуютно.
— Именно так, сэр.
— Лет, почитай, двадцать никто сюда не заглядывал.
— Мы и сами приехали наудачу, — сказал мистер Трэверс и, помолчав, добавил: — А тут — прямо дар судьбы!
— Удар судьбы, — процедила жена.
— Автострада наши края стороной обошла, до нее с милю будет, вам вот туда, — сказал старик. — Из-за нее наш городок и захирел. Остались такие, как я — одно старичье.
— Здесь, наверно, у хозяев можно снять комнаты?
— Милости прошу. Вам только летучих мышей прогнать да пауков вымести — и живите на здоровье в любом доме, за тридцатку в месяц. А хозяин тут я.
— Не стоит беспокоиться, он просто так спросил, — вмешалась Сесилия Трэверс.
— Понятное дело, — кивнул старик. — До города далеко, до автострады тоже неблизко. А зарядит дождь — грунтовая дорога раскиснет, грязи будет по колено. В здешние места, честно сказать, и проезд-то запрещен. Хотя никто не следит. — Старик фыркнул и покачал головой. — Будьте спокойны, я на вас не донесу! Признаться, у меня поджилки затряслись, когда вас увидел. Смотрю на календарь и думаю: мать честная, уж не вернулся ли двадцать девятый год?
Вспомнил, воскликнул про себя Кларенс Трэверс. Это Фокс-Хилл. Раньше здесь стоял город с тысячным населением. Когда я был совсем маленьким, мы приезжали сюда летними ночами, поздно-поздно. Останавливали машину; я дремал на заднем сиденье, при лунном свете. Бабушка с дедом тоже сидели сзади, рядом со мной. Как здорово кататься по ночам, когда впереди белеет дорога, с неба смотрят звезды, а взрослые заняты собой, их голоса слышатся будто бы издалека: говорят, говорят, смеются, шепчутся. За рулем, конечно, отец, воплощенная основательность. Так бы и плыть сквозь летнюю темень, вдоль озера, к дюнам, к заросшему диким виноградом безлюдному пляжу, на котором безвылазно жил ветер. Мы ехали под луной в кладбищенской тишине, где лишь изредка поскрипывал песок да шуршали пепельно-серые волны — это озеро паровозом утюжило берег. А я, свернувшись калачиком, вбирал в себя запах бабушкиного пальто, прохладного от ветра, и родные голоса, что укутывали меня одеялом непреходящей надежности: я знал, что никогда не стану старым и всегда буду разъезжать на нашем драндулете с опущенными брезентовыми бортами. И мы всегда будем останавливаться в этом городке, поздно-поздно, часов в девять, а то и в десять вечера, чтобы отведать мороженого — орехового и фруктового, с восхитительным, едва уловимым запахом бензина. Всей семьей мы дружно лизали это лакомство, хрустели вафельными рожками и вдыхали бензиновый запах, а потом, сонные и довольные, ехали домой, в Гринтаун, и было это тридцать лет назад. Опомнившись, он сказал:
— Кстати, об этих домах: есть ли возможность привести их в порядок? — Он прищурился.
— Это как посмотреть: они полвека простояли и еще простоят, но труха уже сыплется. Выбирайте, какой на вас смотрит, уступлю за десять тысяч — таких цен, согласитесь, нынче нету. Коли вы художник… то бишь… живописец, вам в самый раз будет.
— Нет, я не художник. Я сочиняю рекламные тексты.
— Значит, и рассказы сочиняете, дело ясное. Что ж, тут и писателю благодать: тишина, никаких соседей, пиши себе, сколько душе угодно.
Сесилия Трэверс молча стояла между мужем и незнакомым стариком. Кларенс Трэверс не смотрел в ее сторону: он смотрел на тлеющие угли перед входом в лавку.
— Думаю, мне бы здесь неплохо работалось.
— Это точно, — подтвердил старик.
— Я уже не раз подумывал, — сказал мистер Трэверс, — что пора нам уехать из города и пожить тихо-спокойно.
— Это точно, — сказал старик.
А миссис Трэверс ничего не сказала; она порылась в сумочке и достала зеркальце.
— Хотите пить? — спросил мистер Трэверс с преувеличенной заботливостью. — Будьте добры, — обратился он к старику, — три бутылочки апельсинового сока. Нет, пожалуй, четыре. Старик ушел в лавку, откуда повеяло гвоздями, печеньем и пылью.
Когда он скрылся за дверью, мистер Трэверс повернулся к жене. У него загорелись глаза.
— Это мечта! Давай так и сделаем!
— Как? — переспросила жена.
— Переедем сюда, надо только принять решение. Что нас удерживает? Скажи, что? Мы из года в год даем себе клятву: уедем от шума, от сутолоки, чтобы детям было где побегать. И тогда…
— Ну, хватит! — вскричала жена.
Старик, покашливая, возился в лавке.
— Что за блажь? — Она понизила голос— Мы только-только выплатили последний взнос за квартиру, у тебя прекрасная работа, дети привыкли к школе, я посещаю престижный клуб, и не один. Мы вбили огромные деньги в ремонт. У нас…
— Послушай, — начал он, словно надеясь, что она будет слушать. — Не это главное. Здесь легко дышится. А в городе — черт возьми, ты же сама жалуешься…
— Только в силу привычки.
— Этот клуб — разве он так уж важен?
— Важен не клуб, а круг знакомых!
— Случись нам завтра отдать концы, эти знакомые и бровью не поведут! — сказал он. — Если я попаду под машину, мимо промчатся тысячи водителей, пока какой-нибудь любопытный не надумает посмотреть, кто валяется на дороге — человек или собака.
— А твоя работа…— начала она.
— Ну и что? Десять лет назад мы с тобой прикинули: еще два года — и у нас будет достаточно денег, чтобы я мог уйти из фирмы и взяться за роман! Но потом каждый год мы говорили одно и то же: нет, не сейчас, в будущем году! Через год, еще через год!
По крайней мере, жили в свое удовольствие.
— Ну, разумеется! Подземка — одно удовольствие! Автобусы — одно удовольствие! Коктейли, пьяные гости — что может быть лучше? Рекламные слоганы? О, да! Только у меня уже в печенках сидят эти удовольствия. Теперь я собираюсь написать обо всем, что видел, и лучшего места для этого не найти. Вот там домик, взгляни! Неужели ты не видишь, как я сижу у окна за пишущей машинкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57