— спрашивала Аньес.
— У меня есть темный, очень скромный костюм…
— Тебя не поймут. Если бы ты вторично выходила замуж, тогда другое дело. Бернар, что вы об этом думаете?
Аньес не упускала случая привлечь меня в качестве арбитра, это выходило у нее так естественно, с такой расчетливой невинностью, что оставалось только диву даваться ее наглости. Я запутался во лжи, обижая одну недомолвками, другую — обещаниями. Я был уверен, что проиграю. И прекрасно понимал, куда они клонят: меня пытались вынудить сделать выбор. Самые мои примирительные улыбки, самые безобидные слова тут же истолковывались каждой из сестер в свою пользу, исторгали у них чуть ли не победные возгласы. Затем с виду успокоенные, но с уязвленными ревностью сердцами мы расходились по своим комнатам, и та, что на этот раз потерпела поражение, порой часами поджидала меня, чтобы осыпать упреками.
— Я не собираюсь насильно тащить вас под венец, ехидно замечала Элен.
— Заметь, я не мешаю тебе жениться на ней, — бросала Аньес.
Я боялся ее — ее спокойствия, ее манеры вскидывать руку так, словно она думает про себя: «Давай, давай… там посмотрим!» Когда безысходность брала меня в тиски, я твердил себе: «Уходи! В любом другом месте будет лучше, чем здесь». Но этот проблеск тут же угасал. Я прекрасно знал: стоит мне исчезнуть, как Элен примется разыскивать меня. Как пойманный майский жук, лазающий по коробке, мерил я шагами свою комнату. Мои мрачные раздумья ложились на звучавшую в квартире музыку. Улица была колодцем, в глубине которого возились другие насекомые. Вся жизнь была ловушкой.
У меня вошло в привычку каждый день выходить на прогулку. Это создавало иллюзию, что я хоть ненадолго, но вырываюсь из-под контроля сестер. Некоторые кварталы города особенно мне полюбились. Я так и не узнал их названий. Помню, я поднимался по улочкам, разделенным надвое металлическими перилами; и, как с вершины Монмартрского холма, видел, оборачиваясь, крыши, печные трубы, дым, облака. Я парил под самым небом и в то же время испытывал странное ощущение, будто исследую какую-то каменоломню, настолько запутанными были узкие, похожие на штольни улочки. Порой они превращались в бульвары или тупики, обрамленные лестницами, где сушилось белье. Гоняли мальчишки на роллерах. Шаг в сторону — и ты уже терялся, приходилось отыскивать улицу, по которой забрел сюда, как муравей отыскивает ход в своем муравейнике… Вскоре тяжесть подъема и усталость вынуждали меня спускаться. Я вновь окунался в одиночество.
— Вы неважно выглядите, Бернар, — волновалась Элен.
Желая казаться любезной, она становилась по-матерински властной, чем тут же выводила меня из себя. Когда дошло до выбора формата и шрифта свадебных приглашений, Элен притащила выдвижной ящик, набитый открытками, письмами, визитными карточками и приглашениями, тут были собраны двадцать лет лионской жизни со всеми ее браками и разводами. Я безразлично взирал на дорогую бумагу, выделенные курсивом строчки, изукрашенные орнаментом буквицы, незнакомые имена в сопровождении набранных полужирным шрифтом титулов: Председатель Торговой палаты, кавалер ордена Почетного легиона, удостоенный знака отличия по народному просвещению… Элен и Аньес, одинаково обуреваемые любопытством и примиренные одними воспоминаниями, указательным пальцем перелистывали приглашения на велене, альфе, лафуме.
— Помнишь крошку Блеш? У них еще был ковер до самой паперти. Ее муж убит в начале войны.
— О! Приглашение от Марианны.
Обе пребывали в приподнятом настроении, смеялись. Я молча курил. Аньес забралась с ногами на стул: так было удобней перебирать эту кучу семейных реликвий.
— Хотелось бы что-нибудь в том же роде, — сказала Элен. — Как можно проще. Что скажешь вот об этой?
— Это слишком дешево, — отозвалась Аньес. — Не допустишь же ты, чтобы у тебя было хуже, чем у Дангийомов!
— Бернар, взгляните! Вас это тоже касается! — Я подошел к столу. — К вашему имени нужно что-то добавить.
— Военнопленный, — с горечью бросил я.
— Какая глупость, мой бедный Бернар! Я серьезно.
— Негоциант? — подсказала Аньес.
— Нет. Предприниматель! — решила Элен. — Это будет правдой.
— Это правда, — поддакнул я.
На обложке конверта Элен набросала несколько вариантов надписи. Эта игра увлекла обеих сестер, и ужин в тот день прошел тихо-мирно. Элен забылась до того, что отведала мяса, заработанного Аньес. Само собой разумеется, венчание состоится в церкви Сен-Мартен д'Эне, но в какой день, в котором часу? Вконец измотанный, я первым встал из-за стола под предлогом головной боли и на следующий день с утра пораньше, не заходя в столовую, ушел из дому. Я так плохо провел ночь, что ограничился прогулкой вдоль Соны. Под низко нависшим небом занялся хмурый рассвет, вода в Соне была черна, как в пруду. У мостов парили редкие чайки. Душу заволакивало туманом бед и тревог — прошлых и настоящих. Я был весь какой-то одеревенелый, словно парализованный — ни мысли, ни сожалений, ни надежды. В глазах отражалась водная гладь. Изредка я облокачивался о парапет. Делать мне было нечего, ничего делать не хотелось, да и не мог я ничего делать. Я ждал!
Вернувшись и открыв дверь в прихожую, я чуть не споткнулся о здоровенный чемодан. Чей это? Одной из посетительниц Аньес? Однако обычно они ведут себя скромнее. Я прошел столовую, сердито бурча себе под нос и весь во власти дурного настроения. Рояль умолк, выбежала Элен.
— Вы с ней столкнулись, Бернар?
— С кем?
— С Жюлией.
— Жюлией?
— Да, вашей сестрой. Она только что вышла от нас. Я внезапно похолодел. Я тонул, шел ко дну…
— Вы хотите сказать, что видели Жюлию? — промямлил я.
Элен взяла меня за отвороты габардинового пальто, как она любила делать, и легонько погладила по ткани.
— Не обижайтесь, Бернар. Я знаю, вы порвали с ней, но что мне было делать? Она позвонила в дверь, спросила вас. Я ответила, что вы скоро вернетесь, пригласила ее к обеду. Она пошла подыскать гостиницу. Я сделала что-нибудь не так?
— Это ее чемодан в коридоре?
— Нет. Это чемодан с вашими вещами. Жюлия привезла вам белье, одежду. Вот, значит, о какой брюнетке шла речь. Аньес не солгала.
— Но… Но… — бормотал я. — Как она могла узнать?
— Я задала ей тот же вопрос, поскольку была удивлена не меньше вашего. А все оказывается просто: ее уведомил служащий мэрии в Сен-Флуре, тот, что высылал вам свидетельство о рождении. Ни слова не говоря, подошла Аньес.
— Вы были тут? Вы ее видели? — спросил я ее. Она кивнула.
— Она почти сутки провела в поезде, — вновь начала Элен. — В дороге были случаи саботажа. Она очень устала… Бернар, не хотелось бы вмешиваться в то, что меня не касается, но, в конце концов, раз уж ваша сестра пустилась в такой нелегкий путь, значит, вы ей небезразличны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— У меня есть темный, очень скромный костюм…
— Тебя не поймут. Если бы ты вторично выходила замуж, тогда другое дело. Бернар, что вы об этом думаете?
Аньес не упускала случая привлечь меня в качестве арбитра, это выходило у нее так естественно, с такой расчетливой невинностью, что оставалось только диву даваться ее наглости. Я запутался во лжи, обижая одну недомолвками, другую — обещаниями. Я был уверен, что проиграю. И прекрасно понимал, куда они клонят: меня пытались вынудить сделать выбор. Самые мои примирительные улыбки, самые безобидные слова тут же истолковывались каждой из сестер в свою пользу, исторгали у них чуть ли не победные возгласы. Затем с виду успокоенные, но с уязвленными ревностью сердцами мы расходились по своим комнатам, и та, что на этот раз потерпела поражение, порой часами поджидала меня, чтобы осыпать упреками.
— Я не собираюсь насильно тащить вас под венец, ехидно замечала Элен.
— Заметь, я не мешаю тебе жениться на ней, — бросала Аньес.
Я боялся ее — ее спокойствия, ее манеры вскидывать руку так, словно она думает про себя: «Давай, давай… там посмотрим!» Когда безысходность брала меня в тиски, я твердил себе: «Уходи! В любом другом месте будет лучше, чем здесь». Но этот проблеск тут же угасал. Я прекрасно знал: стоит мне исчезнуть, как Элен примется разыскивать меня. Как пойманный майский жук, лазающий по коробке, мерил я шагами свою комнату. Мои мрачные раздумья ложились на звучавшую в квартире музыку. Улица была колодцем, в глубине которого возились другие насекомые. Вся жизнь была ловушкой.
У меня вошло в привычку каждый день выходить на прогулку. Это создавало иллюзию, что я хоть ненадолго, но вырываюсь из-под контроля сестер. Некоторые кварталы города особенно мне полюбились. Я так и не узнал их названий. Помню, я поднимался по улочкам, разделенным надвое металлическими перилами; и, как с вершины Монмартрского холма, видел, оборачиваясь, крыши, печные трубы, дым, облака. Я парил под самым небом и в то же время испытывал странное ощущение, будто исследую какую-то каменоломню, настолько запутанными были узкие, похожие на штольни улочки. Порой они превращались в бульвары или тупики, обрамленные лестницами, где сушилось белье. Гоняли мальчишки на роллерах. Шаг в сторону — и ты уже терялся, приходилось отыскивать улицу, по которой забрел сюда, как муравей отыскивает ход в своем муравейнике… Вскоре тяжесть подъема и усталость вынуждали меня спускаться. Я вновь окунался в одиночество.
— Вы неважно выглядите, Бернар, — волновалась Элен.
Желая казаться любезной, она становилась по-матерински властной, чем тут же выводила меня из себя. Когда дошло до выбора формата и шрифта свадебных приглашений, Элен притащила выдвижной ящик, набитый открытками, письмами, визитными карточками и приглашениями, тут были собраны двадцать лет лионской жизни со всеми ее браками и разводами. Я безразлично взирал на дорогую бумагу, выделенные курсивом строчки, изукрашенные орнаментом буквицы, незнакомые имена в сопровождении набранных полужирным шрифтом титулов: Председатель Торговой палаты, кавалер ордена Почетного легиона, удостоенный знака отличия по народному просвещению… Элен и Аньес, одинаково обуреваемые любопытством и примиренные одними воспоминаниями, указательным пальцем перелистывали приглашения на велене, альфе, лафуме.
— Помнишь крошку Блеш? У них еще был ковер до самой паперти. Ее муж убит в начале войны.
— О! Приглашение от Марианны.
Обе пребывали в приподнятом настроении, смеялись. Я молча курил. Аньес забралась с ногами на стул: так было удобней перебирать эту кучу семейных реликвий.
— Хотелось бы что-нибудь в том же роде, — сказала Элен. — Как можно проще. Что скажешь вот об этой?
— Это слишком дешево, — отозвалась Аньес. — Не допустишь же ты, чтобы у тебя было хуже, чем у Дангийомов!
— Бернар, взгляните! Вас это тоже касается! — Я подошел к столу. — К вашему имени нужно что-то добавить.
— Военнопленный, — с горечью бросил я.
— Какая глупость, мой бедный Бернар! Я серьезно.
— Негоциант? — подсказала Аньес.
— Нет. Предприниматель! — решила Элен. — Это будет правдой.
— Это правда, — поддакнул я.
На обложке конверта Элен набросала несколько вариантов надписи. Эта игра увлекла обеих сестер, и ужин в тот день прошел тихо-мирно. Элен забылась до того, что отведала мяса, заработанного Аньес. Само собой разумеется, венчание состоится в церкви Сен-Мартен д'Эне, но в какой день, в котором часу? Вконец измотанный, я первым встал из-за стола под предлогом головной боли и на следующий день с утра пораньше, не заходя в столовую, ушел из дому. Я так плохо провел ночь, что ограничился прогулкой вдоль Соны. Под низко нависшим небом занялся хмурый рассвет, вода в Соне была черна, как в пруду. У мостов парили редкие чайки. Душу заволакивало туманом бед и тревог — прошлых и настоящих. Я был весь какой-то одеревенелый, словно парализованный — ни мысли, ни сожалений, ни надежды. В глазах отражалась водная гладь. Изредка я облокачивался о парапет. Делать мне было нечего, ничего делать не хотелось, да и не мог я ничего делать. Я ждал!
Вернувшись и открыв дверь в прихожую, я чуть не споткнулся о здоровенный чемодан. Чей это? Одной из посетительниц Аньес? Однако обычно они ведут себя скромнее. Я прошел столовую, сердито бурча себе под нос и весь во власти дурного настроения. Рояль умолк, выбежала Элен.
— Вы с ней столкнулись, Бернар?
— С кем?
— С Жюлией.
— Жюлией?
— Да, вашей сестрой. Она только что вышла от нас. Я внезапно похолодел. Я тонул, шел ко дну…
— Вы хотите сказать, что видели Жюлию? — промямлил я.
Элен взяла меня за отвороты габардинового пальто, как она любила делать, и легонько погладила по ткани.
— Не обижайтесь, Бернар. Я знаю, вы порвали с ней, но что мне было делать? Она позвонила в дверь, спросила вас. Я ответила, что вы скоро вернетесь, пригласила ее к обеду. Она пошла подыскать гостиницу. Я сделала что-нибудь не так?
— Это ее чемодан в коридоре?
— Нет. Это чемодан с вашими вещами. Жюлия привезла вам белье, одежду. Вот, значит, о какой брюнетке шла речь. Аньес не солгала.
— Но… Но… — бормотал я. — Как она могла узнать?
— Я задала ей тот же вопрос, поскольку была удивлена не меньше вашего. А все оказывается просто: ее уведомил служащий мэрии в Сен-Флуре, тот, что высылал вам свидетельство о рождении. Ни слова не говоря, подошла Аньес.
— Вы были тут? Вы ее видели? — спросил я ее. Она кивнула.
— Она почти сутки провела в поезде, — вновь начала Элен. — В дороге были случаи саботажа. Она очень устала… Бернар, не хотелось бы вмешиваться в то, что меня не касается, но, в конце концов, раз уж ваша сестра пустилась в такой нелегкий путь, значит, вы ей небезразличны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39